76

---

5. Виды субъективных прав

 

А) Права личности и имущественные права

Б) Права индивидуального и общественного обладания

20%D0%9E%D0%B1%D1%89%D0%B0%D1%8F%20%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%20-%20C.-%D0%9F%D0%B5%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B1%D1%83%D1%80%D0%B3,%201911%D0%B3..rtf#sub_452">В) Права вещные и обязательственные

Г) Права семейные и наследственные

Д) Привилегии

 

А) Права личности и имущественные права

 

К правам личности принадлежат не только права на жизнь, свободу, честь и другие высшие блага, связанные с понятием личности, но и права на существование и положение личности в семье, общине, государстве и других союзах, вне которых она не может существовать. Сюда же причисляют теперь права личности на свое имя, приобретаемое рождением или последующими юридическими актами, включительно со званием, титулом, гербом, промысловым именем ("фирма"), именем промысловых продуктов ("марки") и т. д., равно как и права на так назыв. "нематериальные блага", т. е. продукты умственной, художественной, изобретательной и других видов духовной деятельности личности*(295). Все эти права называют часто и "статутными правами", или "правами состояния (Zustandsrechte)*(296), а также - "правами в собственной личности" (Rechte an der eigenen Person)*(297) и, наконец, - "индивидуальными правами"*(298). Но эти названия нам кажутся неудачными, так как первое из них не обнимает даже указанных сейчас прав личности, не говоря о тех, которые остались без упоминания, второе - сливает понятия субъекта и объекта права и, предполагая господство лица над той или другой частью своей собственной личной сферы, становится в противоречие с теми правами личности, которые, как, напр., право на честь, не заключают в себе и тени такого господства, а третье - может быть отнесено ко всем правам и, в то же время, исключено из всех союзных отношений, где права личности, как мы увидим это в теории юридического лица, играют также немаловажную роль. Поэтому мы и предпочитаем термин "права личности", которым обозначаются все права, неразрывно связанные с личностью как в ее индивидуальном, так и в коллективном бытии. Кроме того, им указывается и источник этих прав, лежащий в едином и высшем субъективном праве, сопровождающем все другие права, как гражданские, так и публичные, как индивидуальные, так и коллективные, как чисто личные, так и имущественные. Это высшее субъективное право есть не что-либо иное, как то же право личности на признание ее достоинства и самоопределения.

Из этого источника, как центра прав, развиваются и к нему же возвращаются все отдельные права личности, объединение которых в одно понятие представляет то важное преимущество, что, при неравенстве условий исторического развития и законодательных определений по отдельным видам этих прав, объединенное право личности делает возможным применение аналогии и восполнение недостаточной или вовсе еще не установленной защиты того или другого вида этих прав защитой, основанной только на общем праве личности. Если, напр., письма, не имеющие ни научного, ни художественного значения, не составляют предмета авторского права и не получают защиты на основании этого последнего, то неуполномоченное обнародование и таких писем может быть преследуемо иском, охраняющим право личности (actio injuriarum).

Некоторые из форм права личности получили в современных законодательствах такое же самостоятельное значение, как собственность, владение, обязательства и т. д. Сюда можно отнести, напр., права на имя, фирмы, промышленные марки, авторское право и т. д. Другие права личности снабжены особыми публично-правовыми гарантиями, не лишающими их и значения гражданских прав: таковы, напр., права на личную свободу, неприкосновенность жилища, свободу совести, свободу слова, тайну переписки, свободу передвижения, промыслов, торговли и т. д.*(299) Наконец, существуют и такие права личности, которые не выделились еще вполне из общего их источника и не могут быть защищены иначе, как средствами, извлеченными из этого же источника. Граница между этим источником и его формами, получившими самостоятельное значение и законное признание, по необходимости, текуча и неопределенна: право личности переживает еще в настоящее время процесс образования и развития. Возьмем, напр., право на собственное изображение, получающее значительную важность при современной практике фотографии, и особенно моментальной, но признано еще далеко не везде и представляет много спорного. В Германии уже законы 1870 и 1876 гг. запрещали распространение фотографии без согласия того, кого фотографируют. Но это запрещение не могло быть безусловно, так как изображения, как и биографии значительных людей своего времени, представляют интерес не только этих людей, но и всего общества. И мы не видим, почему этому последнему интересу может быть отказано в удовлетворении. Другое дело, если заинтересованное лицо неизвестно публике, или изображения и известных людей распространяются с целью неблаговидной рекламы или каких-либо злостных видов. Не может быть допущено, напр., ни принижение изображаемого лица, ни вторжение в его интимную жизнь: изображение голым, в халате и т. п. На этом основании немецкие суды осуждали изображение певицы на спичечных и бисквитных коробках, а в наделавшем много шума процессе о снятии фотографий с трупа Бисмарка постановили не только наказание виновных, но и конфискацию снятых фотографий*(300).

Во всяком случае, можно сказать, что признанными законом формами права личности не исчерпывается его цель, и что законодательства представляют в этом отношении пробелы, которые не могут быть пополнены иначе, как обращением к общему праву личности - по крайней мере, до тех пор, пока из него не выработалось еще того или другого специального права личности, защита которого требуется новым правосознанием*(301).

По различию благ, составляющих содержание права личности, виды его различаются друг от друга не меньше, чем виды других прав. Если личные блага служат условием самого существования личности, - таковы, напр., ее жизнь, свобода, честь и т. д., - то права личности отличаются особенно резко от всех других прав. И это отличие состоит, главным образом, в том, что такие права личности принадлежат теперь каждому лицу как таковому, независимо от каких бы то ни было оснований, требуемых для обладания другими правами. Они и возникают ipso jure, т. е. по праву, вместе с самой личностью.

Другие права личности имеют своим содержанием менее важные личные блага, как, напр., имя, почетные отличия, марки и т. д., или связаны с обладанием каким-нибудь имуществом, либо отправлением какого-нибудь промысла, напр., торговли, промышленности, и т. д., или, наконец, они представляются условием либо результатом какой-нибудь личной деятельности, напр., литературной, художественной, музыкальной и т. д. Большинство этих прав возникает, в отличие от прав личности предшествующей категории, в силу индивидуальных действий и таких же титулов, которыми могут служить как посторонние действия, напр., пожалования публичной власти, так и собственные действия, напр., личное творчество в форме изобретений, ученой и художественной работы и т. д. Но в некоторых случаях, - когда, напр., то или другое лицо принадлежит к известному классу лиц: купечеству, духовенству и т. д. - и эти права возникают в силу закона.

Еще более различий можно отметить в способах прекращения прав личности. По общему правилу, они прекращаются с отпадением субъекта, который ими обладает. Но существуют и наследственные права личности, переживающие своего субъекта - однако лишь на известный, определенный законом срок: таково, напр., авторское право, тогда как права на изобретения и многие другие права личности ограничены известным сроком не только по отпадении своего субъекта, но и с самого начала своего возникновения. Не говоря о правах личности высшего порядка, не ограниченных в своей продолжительности никаким сроком и никогда не допускающих прекращения через отречение, та же черта бессрочности, которую не надо смешивать с вечностью, невозможной ни при каких правах, наблюдается и при некоторых правах личности, менее связанных с личностью их носителей, - напр., правах, сопровождающих обладание известными земельными участками или ведение известных промыслов. В последних случаях допускается и отречение от права, и прекращение его вместе с гибелью земельного участка или промысла, к которому оно прикреплено: право личности служит здесь аксессуаром, или дополнением к другому праву, обусловливающим его существование.

То же можно сказать и о передаваемости прав личности: недопустимая в принципе - особенно, в отношении к правам личности высшего порядка, - она допускается в отношении к менее связанным с личностью правам этого рода и, особенно, таким, которые стоят в зависимости от какого-либо другого права. Но передача права личности допускается здесь не сама по себе, а вместе с тем правом, которому оно служит аксессуаром: сюда принадлежат опять права личности, связанные с земельным владением или отправлением какого-либо промысла, равно как и различные виды авторского права, передаваемые в другие руки, как целиком, так и в своих составных частях, напр., в праве издания*(302).

Однако и при всех указанных различиях права личности объединяются несколькими общими признаками, сообщающими им характер особой и самостоятельной категории прав, отличной от всех других. Во-первых, все они запечатлены, хотя и в различной степени, чертами чисто личного права, т. е. прикрепленностью к своему субъекту, вместе с которым они как возникают, так и прекращаются. И уклонения от этого типа личного права происходят лишь в той мере, в какой предмет того или другого права личности объективируется, т. е. получает значение самостоятельного "нематериального блага", способного выступать в гражданском обороте как "вещь": мы видим это, напр., при авторском праве, правах на изобретения, промышленные марки и т. д.

Во-вторых, все права личности пользуются абсолютной защитой, которая идет против всех и каждого, кто становится в противоречие с ними. Эта защита требует от всех как признания прав личности, так и воздержания от нарушающих эти права действий; и неисполнение этого требования влечет за собой, с одной стороны, восстановление нарушенного права и, с другой - наказание правонарушителя или возмещение причиненного им ущерба. Такая абсолютная защита против всех и каждого, присущая, как мы увидим это ниже, не одним правам личности, дает повод называть эти последние абсолютными правами, в отличие от так назыв. относительных прав, представляющих собой юридическое отношение только между данным управомоченным и данным обязанным лицом и защищаемых уже поэтому не против всех и каждого, а лишь против данного обязанного лица; главный случай таких относительных прав мы имеем в обязательственных отношениях. Но права личности называют абсолютными и в другом смысле, в котором это название может быть применено только к правам, имеющим своим содержанием защиту жизни, свободы, части и т. п. высших благ. Только эти права личности можно называть абсолютными и на том основании, что они не связаны в своем возникновении никакими условиями и не только не производны, подобно другим гражданским правам, от тех или других юридических отношений, но и не приводят вовсе к таким отношениям, столь характерным для остальных гражданских прав, которые и считаются в этом случае относительными по причине своей связанности различными условиями и отношениями.

Наконец, в-третьих, права личности, вследствие своей идеальной природы, неоцененны, непереложимы на деньги и противоположны также в этом смысле всем имущественным правам. Это не исключает, однако, возможности и денежных исков, вытекающих из нарушения прав личности. Римский иск - actio aestimatoria, который под другими именами существует и в настоящее время, не нарушает понятия о непереложимости на деньги личных благ, так как вознаграждение и вообще деньги как в этом иске, так и в других личных исках не играют роли эквивалента нарушенного права, а исполняют карательную или возмездную функцию, служа наказанием или возмещением за оскорбление права личности, определяемым в зависимости не от одного размера причиненного имущественного ущерба. Неимущественному характеру прав личности не противоречат и чисто имущественные элементы их содержания, которые могут получить даже известную самостоятельность, никогда не отделяясь вполне от своего личного ядра. Права личности, развертывающие такое имущественное содержание, могут вступать и в имущественный оборот, сохраняя в неприкосновенности свою природу личных прав. Напр., издательское право, несмотря на свои имущественные черты, остается настолько же зависимым от авторского права, насколько право пользования в имуществе корпорации зависимо от права членства в этой корпорации или право пользования родителей в имуществе детей - от признанной законом родительской власти.

Таким образом, многие права личности могут быть, в то же время, и имущественными правами, и насколько они выступают таковыми, настолько их можно характеризовать, как "абсолютные имущественные права", т. е. такие, которые защищаются абсолютными исками против всех, кто противится их осуществлению. Таковы, напр., права на "нематериальные блага", имущественное содержание которых нельзя принимать за центр права, ни отделять его как вполне самостоятельное право от господствующего над ним и здесь права личности*(303).

Полную противоположность правам личности составляют имущественные права, которые мы рассмотрим в учении об объекте права, ограничиваясь здесь общим определением этих прав, как таких, которые имеют своим предметом хозяйственные блага или хозяйственные ценности. И так как в современной системе хозяйства всякая хозяйственная ценность может быть выражена в деньгах, то мы можем принять и достаточно установленное теперь определение имущественных прав, как прав, имеющих денежную ценность*(304).

Правда, собственность возможна и на вещи, не представляющие денежной ценности, как возможны и обязательства без денежной ценности. Но систематика права считается только с типами, а не с уклонениями от типов, и причисляет все вещные и обязательственные права в разряд имущественных.

 

Б) Права индивидуального и общественного обладания

 

Различие между правами индивидуального и общественного обладания стоит в связи с различием прав личности и имущественных прав, но имеет и самостоятельное значение. Индивидуальное обладание есть по своему типу имущественное, и индивидуальные права совпадают в большинстве случаев с имущественными, тогда как общественное обладание есть, по преимуществу, неимущественное, и предоставлено всем и каждому или, по крайней мере, значительным группам лиц. Этими чертами общественное обладание сходится с правами личности, но оно и отличается от них служением целям коллективного существования и подчинением своих имущественных элементов, если таковые в нем имеются, тем же целям коллективного существования. Поэтому индивидуальное и общественное обладание отличаются друг от друга не столько тем, что первое имеет имущественный, а второе - неимущественный характер, мы знаем индивидуальные права, лишенные имущественного значения, и общественное обладание, носящее имущественный характер, - сколько тем, что первое служит целям индивидуальной, а второе - коллективной жизни.

Указанное различие не принимается, к сожалению, господствующей теорией гражданского права, хотя оно сопровождается, как мы сейчас увидим, существенными юридическими последствиями. Первое указание на него принадлежит Иерингу, хотя и об этом юристе нужно сказать, что, ни в курсе своих лекций, и ни в одном из своих сочинений он не останавливается на этом различии, не разрабатывает его и следует в этом отношении за господствующим учением, игнорирующим особенности общественного обладания. Между тем не подлежит сомнению, что как история права, так и современные законодательства представляют нам, кроме форм индивидуального обладания благами внешнего мира, еще другие, вполне отличные от них формы общего или общественного обладания. Эти формы предшествуют в порядке исторической последовательности индивидуальному обладанию, так как жизнь человечества всюду открывается упорной борьбой за существование, которая может быть ведена не разрозненно, а только группами соединенных вместе индивидов. Поэтому общественное обладание в области как имущественных, так и других отношений было сначала господствующей формой юридических отношений, а общинное землевладение, как это доказано новыми исследованиями, составляло чуть ли не у всех народов форму поземельных отношений, предшествовавшую, в общем, порядку частной собственности. Последняя как продукт дифференциации имущественных и общественных отношений образовалась после продолжительного исторического процесса развития и, раз образовавшись, не вытеснила всех форм общественного обладания землей и другими предметами. Многие из этих форм удовлетворяют и поныне существенным потребностям жизни и не могут быть заменены формами индивидуального обладания. Поэтому общественное обладание не только не близится к упадку, но даже распространяется как в интенсивном, так и в экстенсивном отношении, и пользуется покровительством государства, которое должно видеть в нем средство для нравственного совершенствования личности и развития общественных стремлений. Покровительствуемое же государственной властью и получая от нее юридическую защиту, общественное обладание уже поэтому должно считаться правом, хотя оно и существенно отличается от форм индивидуального обладания.

Характерную черту последнего составляют исключительность права, служение его целям одного управомоченного лица. Этой исключительности не противоречит и общая собственность, или так наз. сособственность (condominium): принцип исключительности повторяется здесь внутри каждой из долей, на которые разделяется общая собственность. Каждая из этих долей представляет в своем качественном составе то же, что и целое общей собственности, которое разбивается на доли только в количественном, а не в качественном отношении; каждый соучастник общей собственности замыкается в свою долю и так же исключительно обладает ею, как если бы он был единоличным собственником. То же самое следует сказать и о так назыв. правах на чужую вещь, или сервитутах, выделяемых, по господствующему учению, из собственности: эти права так же исключительны, как и собственность.

В противоположность исключительности индивидуальных прав общественное обладание характеризуется тем, что вещи, на которые оно распространяется, находятся в пользовании всего общества или отдельных групп этого общества, причем ни один член его не исключает своим пользованием пользования других членов и не имеет на предметы общего обладания такого исключительного права, которым он мог бы распорядиться без согласия общества, подобно обладателю индивидуального права, т. е. продать его, заложить, вступить по поводу него в обязательства и т. п. Поэтому к общественному обладанию и не применяются положения, имеющие силу для прав частной собственности, владения, прав по обязательствам, давности и т. п. Вот это важное различие общественного обладания от индивидуальных прав, в связи с особенностями цели, функции и защиты, о чем мы будем говорить впоследствии, и заставляет нас выделять общественное обладание в особую группу прав, в особый институт, который будет рассмотрен в одном из отделов специальной части.

 

В) Права вещные и обязательственные

 

Разделение прав на вещные и обязательственные рассматривалось римскими юристами как omnium actionum summa divisio, т. е. как основное и обнимающее все права. И если "германисты" спорят о том, играло ли оно такую же роль и в средневековом германском праве, даже - было ли оно вообще известно этому последнему, то не подлежит сомнению, что со времени рецепции римского права это противоположение прав было не только принято, но и признано исчерпывающим для всех гражданских прав и европейской доктриной, проникнув затем как в судебную практику, так и в современные законодательства*(305). Мнение об исчерпывающем значении этого разделения прав можно считать теперь сданным в архив, - так как оно было возможно только в условиях рецепции римского права, когда все свое как старое, так и новое, подводилось неизменно под одни и те же римские категории, - но разногласие в понимании юридической природы и отличительных признаков вещных и обязательственных отношений не прекращается до наших дней.

Оставим в стороне указанную уже неточность причисления всего вещного и обязательственного права к области исключительно имущественных отношений и разберем, прежде всего, очень распространенные в прежнее время и повторяемые с небольшими модификациями и новыми юристами определения вещного права как права, защищенного против всех третьих лиц, а обязательственного - как права, защищенного только против данного определенного лица. Эти определения неверны потому, что они, во-первых, характеризуют право его последствием, а не основанием, и смешивают понятия вещного и обязательственного права с более широкими категориями абсолютных и относительных прав. В категорию абсолютных прав, действительно характеризуемых, как мы это видели, абсолютной защитой против всех, кто становится в противоречие с ними, входят не только вещные отношения, но и права личности, и права семейного и иных общественных союзов против стоящего вне их мира, и много других прав, - так же, как и в категорию относительных прав, ограниченных защитой лиц, стоящих в данном юридическом отношении, входят, кроме обязательственных, и другие права, напр., права отдельных членов семейного союза в их взаимных отношениях и т. д. Поэтому, если мы и допустим, что действие против третьих лиц в вещных правах и действие против данного определенного лица в обязательственных правах составляют действительные свойства этих прав, то это будут такие свойства, которые вещные и обязательственные отношения разделяют со многими другими и которые уже поэтому не могут дать их отличительного признака. Вещные и обязательственные отношения будут видами родовых понятий абсолютных и относительных прав и не могут быть отличены друг от друга признаком, указанным в родовых понятиях.

Во-вторых, характеристика действия вещного права как действия против всех третьих лиц требует, во всяком случае, поправки в смысле территориального ограничения этого действия, т. е. ограничения его кругом лиц, подчиняемых данному правопорядку. Иначе получался бы абсурд внесения в определение прав такового момента, который не существует и не может существовать. Выходило бы так, как будто негры в Африке или малайцы в Полинезии были обязаны воздерживаться от нарушения моего вещного права в Петербурге, о котором они никогда не слышали и, вероятно, не услышат и которое уже поэтому никогда не могло бы быть ими и нарушено.

В-третьих, ни защита против третьих лиц, хотя она и сопровождает большинство вещных прав, ни защита против данного лица, сопровождающая большинство обязательственных прав, не дает критерия этих прав, так как существуют вещные права, ограниченные в своем действии против третьих лиц, как существуют и обязательственные права, снабженные защитой против третьих лиц, и число тех и других прав постоянно растет. В первом случае можно сослаться на права в движимых имуществах, защищаемые обязательственными исками, и права, осуществляемые так наз. "публициановым иском" (actio Publiciana), с которым мы познакомимся в учении о собственности и который не может быть предъявлен ни к собственнику спорной вещи, ни к другим управомоченным по тому же иску. Во втором случае можно указать на обязательства, внесенные в ипотечные книги, некоторые из вотчинных повинностей (Reallasten), право залога и другие обязательственные отношения, осуществляемые путем вещных исков.

Все приведенные соображения могут быть обращены и против господствующей теперь и представленной, главным образом, Виндшейдом доктрины, которая, отказываясь, по-видимому, от определения вещного права как права, защищенного против всех третьих лиц, видит, тем не менее, все его содержание в отрицательной обязанности третьих лиц не становиться с ним в противоречие и воздерживаться от всякого неуправомоченного воздействия на его предмет*(306). Это определение сходится, в сущности, с предшествующим и за отрицательной стороной вещного права, в которой нельзя не видеть той же всеобщей защиты против всех и каждого, упускает из виду его положительную сторону, имеющую определяющее значение и для отрицательной и состоящую в непосредственном праве на самую вещь, служащую его предметом. При собственности, представляющей собой главный вид вещных прав и форму господства над всеми сторонами вещи во всем ее целом, эта непосредственность права в вещи выступает во всестороннем воздействии собственника на свою вещь (res mea est), насколько такое воздействие допущено законом и согласимо с социальной функцией собственности; при сервитутах, дающих нам формы частичного господства над отдельными сторонами полезности вещи, эта же непосредственность права сказывается в проходе или проезде через чужой земельный участок, проводе через него воды и т. д. И если господствующее учение видит в вещном праве только его отрицательный момент, т. е. одни запреты объективного права и одну защиту против всех и каждого, то мы не можем не согласиться с Дернбургом, когда он приурочивает этот взгляд к ложному пониманию права в субъективном смысле. "Кто отождествляет, - читаем мы в его Пандектах, - право в субъективном смысле с дозволенностью воли (Wollendьrfen), тот вместе с Виндшейдом должен придти к заключению, что о дозволенном можно говорить в отношении лишь к лицам, а не вещам. Кто же вместе с нами видит в субъективном праве участие в благах жизни, тот должен согласиться, что это участие выражается, прежде всего, в правах на вещи"*(307).

Таким образом, качество права имеет вещь своим непосредственным предметом, и воздействовать на нее всеми дозволенными средствами составляет основной признак вещного права, и его абсолютная защита есть только последствие этого качества*(308). Им же, а вовсе не абсолютной защитой, объясняется и различие вещных отношений от обязательственных. Вещное право не зависит в своем существовании ни от кого, кроме управомоченного им лица и объективного правопорядка; оно существует без посредства какого бы то ни было другого лица или другой вещи; между управомоченным и предметом его права не стоит здесь никого и ничего. Напротив, обязательственное право характеризуется более всего тем, что между его управомоченным субъектом и объектом права мы видим еще лицо, которое не может быть объектом права, будучи его пассивным или обязанным субъектом. Цель обязательственного права достигается только через посредство этого обязанного субъекта, и о непосредственности отношения между управомоченным лицом и предметом его права тут нет речи. Вещь добывается. или интерес, лежащий в основании обязательственного права, удовлетворяется только действием или бездействием обязанного субъекта (должника), который и входит поэтому в противоположность тому, что мы видим при вещных отношениях, в самое понятие обязательственного права.

Источник указываемого различия лежит в том, что, расширяя сферу личной жизни ввиду удовлетворения наших потребностей, мы пользуемся благами внешнего мира в двух формах: или непосредственно обладая ими, или прибегая к сотрудничеству других для приобретения этих же благ. В первом случае мы получаем вещное право и непосредственное отношение к вещи, за которым отношение к тому или другому лицу отступает на задний план и обнаруживается лишь при нарушении права; во втором - обязательное право и непосредственное отношение к лицу, отодвигающее на задний план отношение к вещи*(309).

Отсюда вытекает и различие в защите вещного и обязательственного права, прекрасно объясненное Тоном в цитированном уже не раз сочинении, которое хотя и стоит на чисто формальной точке зрения различия прав только по способам их защиты, заключает в себе, тем не менее, блестящий анализ этих прав.

Различие в защите вещных и обязательственных отношений сводится к различию между запретительными и приказательными нормами. Защита вещных отношений касается пользования уже существующими и определенными благами, которые находятся в наличном обладании защищенного субъекта. Задача объективного права в отношении к такого рода обладанию состоит в том, чтобы обеспечить его от посягательств неуправомоченных лиц. Этой цели объективное право не может достигнуть иначе, как запрещением чужого обладания вещами, находящимися уже в обладании управомоченного субъекта. Подобное запрещение должно быть всеобщим, так как нарушить существующее фактически отношение может всякий. Если бы это запрещение не было всеобщим, если бы оно относилось к одному или нескольким лицам, то все другие лица, свободные от запрещения, могли бы нарушить данное обладание и сделать защиту его призрачной. Поэтому запретительные нормы охраняют пользование наличными благами против всех третьих лиц, и в этом характере запрещений, постановляемых объективным правом, лежит объяснение абсолютности вещных прав.

Иной характер носят положительные требования или приказы, издаваемые объективным правом. Приказывая что-нибудь, оно желает, очевидно, изменения в существующем порядке отношений. Состояние, возникающее после исполнения приказа, кажется объективному праву предпочтительнее состояния, предшествующего ему; иначе оно не издало бы приказа. Покровительство права относится здесь не к настоящему, а к будущему состоянию, вызываемому исполнением приказа. Поэтому, в отличие от запрещений, охраняющих уже существующие и наличные блага, приказы стремятся доставить эти блага в будущем, защищая не наличные, а гипотетические выгоды или интересы, лежащие в будущем. Это делает само собой понятным, почему права по обязательствам, основанные не на настоящем, а на возможности будущего пользования, защищаются не запрещениями, как вещные права, но приказами, действующими не против всех, а только против лиц, обязанных доставить то или другое пользование: одни эти лица могут удовлетворить или не удовлетворить интересу, составляющему цель приказа*(310).

Отсюда был выяснен в споре Зома с Бринцем*(311) еще следующий признак отличия вещных и обязательственных отношений. Центр тяжести первых оказывается в действиях управомоченного, последних - в действиях обязанного лица. Вещные отношения определяются положением управомоченного лица или истца, и обязанности ответчика носят здесь отрицательный характер: от последнего требуют только того, чтобы он не нападал на данное вещное право, не нарушал его. Напротив, в обязательственных отношениях от ответчика требуют самостоятельной деятельности, без которой цель обязательства не была бы достигнута. Там положение ответчика пассивно: он не должен только нарушать чужое право, а если нарушил, то должен так же пассивно допустить его восстановление; активная роль принадлежит не ему, а лицу управомоченному. Здесь, т. е. в обязательственных отношениях, положение ответчика активно: все содержание права сводится к его действиям, а от управомоченного лица не требуется ничего, кроме предъявления иска. Таким образом, различие между вещными и обязательственными отношениями состоит и в том, что действия, в которых осуществляется конечная цель права, лежат в одном случае на стороне правообладателя, а в другом - на стороне обязанного лица.

Не подлежит, однако, сомнению, что вещные и обязательственные права взаимно обусловливаются и часто переходят друг в друга. Мы уже указывали на вещные права, которые как бы утратили свой вещный характер переходом от абсолютной защиты к относительной. Но этот переход объясняется, как мы увидим это в специальной части курса, требованиями современного гражданского оборота и не всегда означает утрату этими правами вещного характера - уже потому, что предметом их продолжает служить наличная вещь, а не реализируемое только в будущем действие. Точно так же и обязательственные отношения, направленные во многих случаях на то же вещное обладание, которое служит предметом вещного права, остаются, тем не менее, обязательственными отношениями, так как они имеют своим предметом вещь не непосредственно, а лишь настолько, насколько она стоит в связи с действием обязанного субъекта. Это не мешает некоторым из новых законодательств, становящимся на хозяйственную точку зрения, считать такие обязательства скорее способами приобретения собственности (jus ad rem), чем обязательствами.

Невзирая на эти сопредельные явления, различие между вещными и обязательственными правами сохраняет большое значение в настоящее время, содействуя прочности гражданского оборота. И непосредственное отношение к вещи, абсолютное действие иска и активная роль управомоченного лица характеризуют до сих пор если не все, то огромное большинство вещных прав, - точно так же, как непосредственное отношение к лицу, относительное действие иска и активная роль обязанного лица составляют и в современном праве отличительные признаки значительного большинства обязательственных прав.

 

Г) Права семейные и наследственные

 

Семейные права называют обыкновенно правами в чужой личности, различая их в этом смысле как от прав в своей личности, так и от вещных и обязательственных прав, из которых одни имеют своим предметом, как это было уже показано, вещь, а другие - не столько личность, сколько ее отдельные действия, получающие объективность, т. е. предметное значение, и как бы отделяющиеся от самой личности. При этом утверждают, что семейные права представляются не столько юридическими, сколько нравственными отношениями, в которых преобладают обязанности, а не права, что они существуют не ради себя, а ради обязанностей, и что предметом этих прав служит чужая личность не в ее целом, а лишь в точно ограниченной части ее личной сферы; поэтому, в противоположность римскому представлению, семейные права и отличаются теперь такой взаимностью, что мы говорим не только о правах отца и мужа в отношении к детям и жене, но и о правах детей и жены в отношении к отцу и мужу*(312). Во все эти утверждения необходимо внести следующие поправки.

Во-первых, определение семейных прав в смысле прав в чужой личности, как и определение прав личности в смысле прав в своей личности, есть последствие чрезвычайно преувеличенного и переданного современной немецкой юриспруденции Пухтой стремления иска во что бы то ни стало объекта для всякого права и различать все права только на основании различия в их объекте. Но как ни важна категория объекта права и как ни плодотворно применение ее к различию, напр., вещных и обязательственных отношений с их многообразными подразделениями, она не имеет значения хотя бы для прав личности. То же можно сказать и о семейных правах, определение которых в смысле господства - все равно, целостного или частичного - одного лица над другим, противоречит, по крайней мере, современному правосознанию. Поэтому мы находили бы правильнее определять семейные права просто как права семейного союза в отношении к стоящему вне его миру и право членов этого союза в отношении друг к другу. Права семейного союза в отношении к внешнему миру были бы абсолютными, так как они требуют своего признания со стороны всех и каждого, а права отдельных членов этого союза друг к другу - относительными, так как они ограничены кругом этих лиц, как, напр., взаимные права супругов, родителей и детей и т. д. Те и другие права мы считали бы, скорее всего, правами личности, насколько обладание ими связано с принадлежностью к семейному союзу, а наличность имущественного элемента в некоторых из этих прав казалась бы нам так же мало противоречащей их личной природе, как и наличность того же элемента в других случаях прав личности. Такой точкой зрения устанавливалось бы и различие семейных прав от обязательственных не по мало уловимому признаку ограниченного господства над чужой личностью в одном случае и такого же ограниченного господства над выделенным из нее действием в другом случае, а по различию прав личности с их строго личным, длящимся и неимущественным характером, от прав на отдельные действия случайного происхождения, независимые от качества личности и рассчитанные, по большей части, на преходящее существование. Эта же точка зрения объясняла бы гораздо отчетливее и все особенности семейных прав: взаимное проникновение элементов права и обязанности, начала власти и иерархического подчинения, непередаваемость по наследству, неотчуждаемость и т. д.

Во-вторых, трудно согласиться и с такой характеристикой семейных прав, которая настаивает на подчинении в них обязанности праву. Мы склоняемся скорее к взгляду Киппа, что отношение обязанности к праву здесь то же, что и в других субъективных правах, нравственная основа которых не колеблет того положения, что в тех случаях, когда одной стороне предоставляются известные права, а на другую возлагаются известные обязанности, права устанавливаются ради управомоченного, а не ради обязанного субъекта. Верность данному слову в договорных отношениях и вознаграждение за нанесенный ущерб составляют также нравственный долг, который получает со стороны объективного права внешнее признание и тем самым вступает в соответственные юридические отношения. То же происходит и в области семейных отношений, вызывается и особое регулирование, отличное от регулирования других отношений только в материальном, а не в формальном смысле*(313). И если в семейных отношениях мы встречаемся чаще, чем где-либо, с неудачными определениями положительного закона, смешивающими юридические нормы с нравственными поучениями, лишенными юридической санкции, то это обстоятельство не мешает первым оставаться настоящими юридическими нормами и не придает последним юридического характера.

Что касается наследственного права, то и оно должно определяться, вопреки установившейся традиции, не своим предметом, который видят обыкновенно в совокупности юридических отношений, оставленных умершим, а другим принципом классификации, которым служит переход или преемство прав. И это потому, что главная задача наследственного права состоит в регулировании перехода имущества от умерших к живым, а вовсе не в различении составных частей этого имущества. Особенность этого регулирования в наследственном праве лежит в том, что все остающиеся после умершего права и обязанности рассматриваются как одно целое (имущество в юридическом смысле) и, как такое же целое, передаются единым актом одному или нескольким наследникам. Такой целостный переход всех прав и обязанностей от одного лица на другое называют универсальным преемством, в отличие от перехода единичных прав и обязанностей, называемого сингулярным преемством, и первый из этих видов преемства особенно характерен для наследственного права именно потому, что его не признают в отношениях "между живыми" (inter vivos), насколько имущество мыслят и здесь как единство всех составляющих его прав, настоящих и будущих: лишая себя имущества в этом смысле при жизни, мы теряли бы значительную часть нашей правоспособности и сами отрицали бы свою личность. Отсюда уже можно придти к следующим заключениям, имеющим основное значение для наследственного права.

а) Наследственное право слагается, главным образом, из имущественных прав, хотя оно может содержать в себе и некоторые личные и семейные права, насколько они допускают переход по наследству. Но значение этих последних при наследовании сравнительно ничтожно, и регулирование имущественных прав, остающихся после умершего, составляет, несомненно, главную цель наследственного права. Поэтому оно не только принадлежит имущественному праву, но и служит последнему одной из существенных гарантий. Как представить себе в современных условиях вступление в договоры без уверенности в том, что они переживут должника?

б) Наследственное право как институт, на основании которого имущество умерших переходит к живым, входит, прежде всего, составной частью в объективное право, но оно берется и в смысле известного комплекса прав и обязанностей, принадлежащих отдельным лицам. И эти права и обязанности не едины в своем понятии, как едино наследование в смысле объективного права. Они разбиваются, напротив, на следующие категории: 1) наличное до приобретения наследства право на это последнее (это - так сказать, право на приобретение наследства), 2) возникающее из приобретения наследства право на положение наследника, и 3) опирающееся на то же приобретение право защищать свое наследство*(314). Это последнее право осуществляется, главным образом, иском, который называют hereditatis petitio и который идет, прежде всего, на признание за истцом качества наследника, а затем и на выдачу ему всего наследственного имущества, если оно находится в неуправомоченных руках. Поэтому hereditatis petitio есть, несомненно, абсолютный и универсальный, но не вещный иск, каким его иногда считают. Вещный иск направлен на вещь, а наследственный - на признание качества наследника и выдачу наследственного имущества, представляющего собой не вещь, а совокупность прав и обязанностей. Поэтому же и все наследственное право можно считать абсолютным, но не вещным: оно не зависит от действий какого бы то ни было постороннего лица, и требование наследственного имущества есть лишь последствие признания за истцом качества наследника. В этом смысле и наследственное право может быть причислено к правам личности*(315).

 

Д) Привилегии

 

От прав, возникающих в силу закона как общей и абстрактной нормы, надо отличать права, основанные на индивидуальных и конкретных актах законодательной и административной власти; это - обширная область привилегий.

Общее право для установления гражданских прав может быть формулировано так: воля частного лица, действующая в пределах и на основании существующего объективного правопорядка, автономна по отношению к создаваемым ею правам; создавая эти права, она опирается на существующую уже абстрактную норму, применимую во всех случаях осуществления предусмотренных ею фактических условий. Но возможно, что с частной волей при установлении субъективных прав конкурируют и конкретные акты государственной власти. Государственная власть действует в этих случаях вместе с частной волей или независимо от нее и создает субъективные права своими индивидуальными актами, не имеющими общего значения и рассчитанными только на данный случай. Акты этого рода и основанные на них права называются обыкновенно привилегиями, а соучастие государственной власти при установлении этих прав служит основанием всех привилегий. Юридическая природа этих последних, остается, однако, спорной и требует пояснений.

1. Прежде всего, не следует смешивать привилегии как исключительное положение, предоставляемое индивидуально одному или нескольким лицам, одной или нескольким вещам и одному или нескольким юридическим отношениям, с таким же исключительным положением, предоставляемым целым классам лиц, вещей и отношений - не индивидуально, а абстрактными нормами права. Только привилегии первого рода суть настоящие привилегии, или привилегии в тесном смысле, устанавливаемые индивидуальными актами государственной власти, тогда как привилегии второго рода, называемые также привилегиями в широком смысле, или абстрактными привилегиями, не будут настоящими привилегиями уже потому, что они устанавливаются не индивидуальными актами государственной воли, а положениями сингулярного права, действующими в границах своего применения так же абстрактно, как и закон. Несмотря на это существенное различие римские юристы называли привилегиями и все сингулярные положения права, представлявшие собой уклонение от общего правила, от jus или regula juris - в пользу какой-нибудь особой категории лиц или отношений, получавших исключительное регулирование. Новые юристы отступают в этом отношении от римской терминологии, называя привилегиями только те субъективные права, которые устанавливаются конкретными актами государственной власти, или тот вид привилегий, который в римском праве создавался так наз. constitutio principis persоnalis, характеризовавшей собой индивидуальное правообразование, в отличие от lex или constitutio generalis как формы общего правообразования. Абстрактные привилегии называют теперь не привилегиями, а особенным, или исключительным, правом, jus singulare, по-немецки - Sonderrecht. Мы предпочитаем римское словоупотребление, так как если указанным выше признаком абстрактные привилегии отличаются от конкретных, то они и сходятся с ними в том, что одинаково уклоняются от права, регулируемого общими нормами.

Уклонение от общего права может быть как выгодно, так и невыгодно для лиц, в пользу или против которых оно устанавливается. В последнем случае привилегии называют одиозными (priv. odiosa), и мы имеем пример таких привилегий хотя бы и в ныне действующем французском законе об изгнании из пределов Франции членов всех прежде правивших в этой стране династий. Но подобные привилегии вообще редки; они противоречат обычному словоупотреблению и не устанавливаются иначе, как законодательными актами. Поэтому с ними и не считаются, когда говорят о привилегиях, предполагающих в подавляющем большинстве случаев льготу и преимущественное право для того, кто ими пользуется (priv. favorabilia).

Такая льгота может быть установлена сингулярной нормой права в отношении не только известных совокупностей лиц, напр., женщин, солдат, несовершеннолетних, сельского населения и т. д., как это было в римском праве (эти случаи подходят особенно близко к привилегиям в тесном смысле), но и в отношении к объективному составу того или другого права без связи с каким бы то ни было личным положением. В виде примеров тех и других привилегий, основанных на сингулярном праве, можно сослаться на встречающиеся и во многих из современных законодательств привилегии военнослужащих в отношениях не только публичного, но и гражданского права, напр., по составлению завещаний вне предписанных для них общими нормами форм. Можно вспомнить и об установленной немецким правом привилегии чиновников на отход от найма квартиры в случаях перемещения по службе, о почти повсеместных привилегиях купцов в отношении к их промыслу, о привилегиях членов парламента в отношении к совершаемым ими проступкам и преступлениям, о праве отдающего внаймы на задержание вещей, внесенных нанимателем в свое помещение, о привилегированных правах кредиторов на конкурсе над должником, о привилегии рабочего в отношении к своей заработной плате, против которой немецкое право не допускает ни зачета встречных требований работодателя, ни взыскания со стороны других кредиторов - по крайней мере, в размере двухнедельного пропитания рабочего и его семьи. Приведем еще положение римского права, по которому usucapio, или давностное владение, продолжает свое течение, вовсе не прерываясь, и при hereditas jacens, т. е. том состоянии наследства, которое называют "лежачим" и характеризуют отсутствием наследника, исключающим в то же время и возможность владения.

Во всех приведенных примерах мы видим не противоречие принципам права с их логическими последствиями, приписываемое до сих пор многими юристами всем положениям сингулярного права, а результат выделения из какой-либо нормы общего содержания особого фактического признака, наличностью которого и вызываются особые юридические последствия, отличные от последствий общей нормы, не заключающей в себе этого фактического признака. Например, римское право в своем развитом виде требовало исполнения договоров, заключающих в себе и дарственные обязательства, но если договаривающиеся стороны были супруги, то дарение объявлялось ничтожным. За собственником признано право отчуждать свою вещь; но если эта вещь - fundus dotalis, т. е. земля, входящая в состав приданого жены, которое состоит в собственности мужа, то отчуждение запрещено. Поручители в случае неисправности должника обязаны покрывать его обязательства; но если поручитель - женщина, то она свободна от этого обязательства. На подобные же случаи можно указать и в современном праве. Права по обязательствам могут быть, в виде общего правила, переданы по договорам в другие руки; но обязательства с некоторыми специфическими признаками - непередаваемы. Составление завещаний требует известных форм, опущение которых вызывает их недействительность; но на борте судна, плавающего далеко от отечественных берегов, завещания могут быть составлены и в особых, значительно упрощенных формах и т. д.

Таким образом, преимущества или привилегии, предоставляемые сингулярным правом, - которое сходится в этом смысле с особенным, или специальным правом, - суть не что иное, как уклоняющиеся от действия какой-либо слишком общо выраженной нормы юридические последствия другой, менее общо выраженной нормы, которая, при равенстве всех остальных условий, заключает в себе какое-нибудь фактическое обстоятельство, отсутствующее в общей норме и вызывающее отличные от нее последствия. И это, делая возможным более справедливое удовлетворение разнородных потребностей жизни, объясняет как важное значение, так и непрерывающееся поныне действие и сингулярного права, и основанных на нем привилегий*(316).

2. Привилегии в тесном смысле представляют собой также известные преимущества, уклоняющиеся в своем содержании от юридических последствий общих норм, но они отличаются от рассмотренных выше привилегий в широком смысле и особенно характеризуются своим способом возникновения. Этот способ возникновения состоит, как мы на это уже указывали, в индивидуальном акте государственной власти, последствием которого только на предусматриваемый им случай и является привилегия в тесном смысле этого слова. Приведем в виде примеров: пожалование какому-либо лицу дворянства и других отличий; выдачу железнодорожных и других концессий; наделение того или другого лица преимущественным правом пользования в каких-нибудь публичных водах для устройства мельницы, оросительных сооружений и т. д.; дарование правоспособности какой-нибудь ассоциации, не могущей пользоваться ею в силу абстрактных норм ни общего, ни сингулярного права; освобождение от какой-либо тягости, напр., налога; предоставление какому-нибудь промышленному предприятию права экспроприации, т. е. принудительного отчуждения известных земельных участков для устройства дороги, канала и т. п. : Во всех этих случаях мы, несомненно, находим установление того или другого преимущественного права; но так как не всякое преимущественное право опирается на привилегию, а может основываться, как это было показано, и на сингулярных нормах абстрактного права, то привилегии в тесном смысле и приходится отличать от других преимущественных прав по способу возникновения, которым служит для них индивидуальное правообразование.

Но как понимать такое правообразование и где видеть его юридическое основание? При ответе на эти вопросы мнения юристов расходятся. Пухта и Бринц, вместе с их многочисленными последователями, думали, что привилегии нельзя опереть ни на какое объективное право и что они зависят целиком от власти и воли концедентов, т. е. жалующих их лиц. Но если привилегия есть право и производит юридические последствия, то она должна быть приведена в какую-нибудь связь с действующим правопорядком, и концедента привилегии, если им оказывается даже абсолютный монарх, нельзя не мыслить как лицо, наделенное известными правовыми качествами.

Другое мнение, принятое особенно в старой юриспруденции, видело в основании привилегий договор между главой государства и лицом, получающим привилегию, и таким обоснованием хотело оградить привилегии от произвола государственной власти. Но теперь это мнение оставлено ввиду того, что переносить теорию государственного договора на отношения между частным лицом и государственной властью признано неправильным, и, затем, договор может служить только побудительным мотивом, а не основанием для привилегий, всегда представляющих собой односторонние акты государственной власти. Это можно видеть, напр., на законах, регулирующих положение католической церкви на основании конкордатов с римской курией, или на таможенных законах, издаваемых в связи с торговыми трактатами между двумя или несколькими государствами.

Наконец, по господствующему теперь воззрению, привилегии суть акты законодательной власти, устанавливающие субъективные права как исключения из общего правила. Законодательство ставит, по этому воззрению, как абстрактные, так и конкретные нормы, поручая в некоторых случаях, ввиду облегчения своей задачи, установление конкретных норм и другим органом государственного управления. Отсюда - разделение привилегий на законодательные и административные. Но в обоих случаях основанием привилегий считается исключительный закон, стоящий независимо от общей нормы и так же необходимый, как и достаточный для понятия привилегии.

Против этого воззрения справедливо восстает Штаммлер, указывая на его противоречие понятию права и существеннейшему из признаков этого понятия. Право есть, прежде всего, внешняя власть, требующая себе подчинения со стороны всех и отличная от произвола именно тем, что ей повинуются все, включая сюда и органы правосоздания - по крайней мере, до тех пор, пока существующее право не отменено или не заменено другим. Право должно оставаться правом, и если от него уклоняются в отдельных случаях, оставляя его в целом неотмененным, то это будет уже не право, а нарушение права и произвол, все равно, от кого бы такое уклонение ни исходило: абсолютного монарха, парламента или непосредственного народоправства. Напрасно было бы думать, что органы законодательства не могут совершать нарушения права. Их право на законодательство не делает еще правом всякий исходящий от них приказ. Произвольное распоряжение, изданное не в том порядке, который установлен для издания законов, и изменяющее действующее право только на отдельный случай, не делается законным от того, что оно исходит от органов, которым предоставлено изменять право только в установленном для того порядке. Если, напр., действующее право запрещает создание привилегий в защиту авторского права, то подобная привилегия не может быть создана по праву и органами законодательства. Для законности такой привилегии потребовался бы особый закон, отменяющий ее запрещение.

Так же правильно, по нашему мнению, возражает Штаммлер и против самого понятия законодательных привилегий, указывая на то, что деятельность органов законодательства, при их установлении, есть не законодательная, а административная. В самом деле, устанавливаемые в законодательном порядке привилегии, - в этот разряд можно отнести, напр., привилегию на престолонаследие в пользу детей, рожденных в морганатическом браке, привилегия корпоративных прав, принудительного отчуждения и т. д. на случаи, непредвиденные законом и уже поэтому требующие особой законодательной санкции, - эти привилегии продолжают отличаться своим конкретным характером от прав, имеющих свое основание в законе, и не могут обойтись без разрешающей их установление юридической нормы. И мы считаем это положение тем более неоспоримым, что оно соответствует разъясненному выше понятию общности закона, которое уже само по себе исключает законодательную функцию власти, устанавливающей такие привилегии*(317).

Все приведенные против господствующего учения возражения будут само собой устранены, если мы допустим, вместе с Штаммлером, что каждая привилегия предполагает разрешающую ее юридическую норму и есть не что иное, как осуществление такой нормы. Объективное право считает возможным допускать в известных направлениях исключения из установленных им общих норм, и эти исключения делаются привилегиями именно потому, что они допускаются и в той мере, в какой они допускаются объективным правом. Поэтому в понятие привилегии и надо ввести, сверх двух принимаемых и господствующим учением элементов: исключительной нормы и ее исключительного действия - еще третий, а именно - норму о допустимости того или другого рода привилегий, т. е. возможности уклонения в том или другом направлении от общего права. Тогда мы получим следующее определение привилегии: это будет индивидуальный акт государственной власти, направленный на установление какого-нибудь преимущественного права в силу нормы, разрешающей установление такого преимущественного права*(318).

3. Привилегии необходимы потому, что законодательство и другие источники общих норм не могут удовлетворить всем предъявляемым к ним жизнью требованиям. Каждое общее правило, если оно есть даже исключительное право (jus singulare), может разрешать, не погрешая против справедливости, только ограниченное число случаев из того неограниченного в своей возможности комплекса явлений, который оно берет лишь в его родовых признаках и средних цифрах. По ту и другую сторону этих случаев остаются вопросы, которые нельзя разрешить удовлетворительно нормами, выработанными в чисто технических целях возможно легкого и обеспеченного применения. И чем сильнее и сознательнее общество стремится придти к справедливому правопорядку, тем чаще оно обращается к сингулярному праву и привилегиям как одному из средств добиться в каждом отдельном случае того, что более всего соответствует основной идее права. Напр., общество жертвует в известных случаях принципом собственности и лишает собственника его права, перенося это право даже на другое лицо, если данный собственник замыкается в свое право или противится полезным для всех предприятиям, вроде устройства железной дороги, или угрожает пользованием своей собственностью жизни, здоровью и другим существенным благам. Было бы так же несправедливо, если бы расточители и закоренелые пьяницы не были ограничены в своей дееспособности, или концессионеры, не исполняющие своих обязательств, не были лишены своих концессий, или пережившее себя и ставшее бесцельным учреждение не было закрыто или преобразовано государственной властью. Поэтому нельзя удивляться и тому, что - хотя изобилие привилегий и характеризует эпохи сравнительно неразвитого состояния права, как, напр., Средние века, а наше время стремится, напротив, к уравнению в правах и регулированию юридических отношений на основании общих норм, - привилегии все-таки не исчезают и в современном праве, обнаруживая скорее тенденцию к дальнейшему развитию.

Отменяются привилегии, противоречащие новому правосознанию, как, напр., сословные привилегии, но вводятся другие привилегии, индивидуализирующие и смягчающие строгость и шаблонность общих норм, напр., привилегии для рабочих классов, беременных женщин, членов парламента и т. д. И если многие из прежних привилегий, как, напр., авторское право, права на изобретения, привилегии университетов, некоторые преимущества акционерных компаний и т. д., вышли из употребления только потому, что они возведены теперь на степень общего права, то уже это обстоятельство говорит за то, что привилегии играют вообще большую роль в истории развития права и что без них не обходятся и очень развитые состояния права*(319).

4. Отвергая сведение всех привилегий на акты законодательной власти как их общее основание, мы можем допустить деление привилегий на законодательные и административные в смысле различия в порядке их установления. Законодательными привилегиями будут в этом случае те, установление которых требует участи законодательных органов государственной власти, а административными - те, которые предоставляются органами административной власти путем, напр., патентов на изобретения, некоторых видов концессий и т. д. Эти последние привилегии имеют особенное практическое значение, и о них мы скажем еще несколько слов.

Некоторые юристы предполагают и при административных привилегиях законодательные акты, но это неправильно уже потому, что мы имеем здесь дело с действиями административных органов в пределах существующего права и предоставленной им власти, куда законодательство не имеет нужды вмешиваться в каждом отдельном случае проявления этой власти.

Административные органы участвуют в юридических действиях отдельных лиц в двух формах: 1) в форме соленизирования, или укрепления частных актов, как это мы видим, напр., при инсинуации, или занесении в судебные книги дарений свыше определенной суммы, записи поземельных прав в ипотечные книги, совершении нотариальных актов и т. д., и 2) в форме предоставления известных прав, когда административная власть не только освещает частные акты, но и сообщает им юридическую силу, устанавливая те или другие права. Относительно прав, возникающих этим последним способом, необходимо различать опять два класса.

а) Обыкновенные гражданские права, устанавливаемые, по общему правилу, частной волей, частным актом, предоставляются в известных условиях и административной властью. Таково, напр., право собственности, получаемое залогодержателем на заложенную вещь, в силу присуждения ему этого права государственной властью: собственность здесь такая же, как и во всех других случаях, но она дается государственной властью. Сюда же могут быть отнесены: наступление совершеннолетия на основании специального признания государственной власти ранее установленного для этого времени срока (venia aetatis), легитимация, или узаконение внебрачных детей на основании рескрипта или распоряжения правительственной власти (emancipatio Anastasiana), право moratorium'а, или отсрочки в исполнении всех или только некоторых обязательств на время войны или других общественных бедствий, пожалование известных корпоративных прав и т. д.

б) Права, стоящие за границей частной автономии и не способные по своему содержанию возникать частным путем, устанавливаются уже поэтому специальными актами государственной власти. У римлян такие права возникали посредством так наз. constutio principis personalis, т. е. специального императорского указа, и император, соединяя в своем лице законодательную власть с административной, отправлял ту и другую в одной и той же форме "конституций". Это обстоятельство и ввело европейскую юриспруденцию в заблуждение относительно характера указываемых привилегий, которые были признаны законодательными только потому, что не было обращено достаточно внимания на смешение законодательной власти с административной в государственном строе Римской Империи. В каноническом и германском праве эти привилегии, касавшиеся отношений, не подлежавших частной регламентации, получили особое развитие. Сюда принадлежали: различные виды десятины, равно как и освобождения от десятины, исключения из общей юрисдикции, права на мельницы и другие так наз. "Bahnrechte", или промышленные монополии, патенты на различного рода изобретения, права на устройство ярмарки, открытие аптек, лавок и т. д. Этот вид привилегий называли в особенности привилегиями, и процветание их объясняется, с одной стороны, хозяйственным и сословным строем Средних веков и, с другой - недостаточным развитием отвлеченной мысли, подымавшейся с трудом до абстракции общих положений права. Вместо равенства, устанавливаемого этими последними, господствовали индивидуальные различия; вместо общности в праве - бесконечные особенности и часто монополии, завладеваемые отдельными лицами и классами лиц. Новые законодательства относятся к подобного рода привилегиям неблагоприятно, то отменяя, то заменяя их либо общими нормами, либо привилегиями, осуществляющими или, по крайней мере, долженствующими осуществлять не математическое, а материальное равенство людей в условиях пользования их субъективными правами.

По своему содержанию административные привилегии, как и все другие, характеризуются уклонением от общего права, которое состоит или в ограничении публики в пользу привилегированного лица, или в освобождении этого последнего от какой-либо лежащей на нем обязанности, напр., налога, дорожной повинности, общей юрисдикции и т. д. Иная и более положительная характеристика содержания привилегий была бы вообще неправильна, так как само по себе каждое отношение, нуждающееся в юридическом определении, может быть регулировано путем как закона, так и привилегии. Поэтому и права, создаваемые привилегиями, могут принадлежать самым различным классам прав: ими могут быть публичные и гражданские права, и в последнем случае - собственность, сервитут, обязательство, вотчинная повинность, промышленное право, торговое полномочие и т. д. И все эти права, делаясь предметом привилегий, подчиняются тем же нормам, что и права соответственных категорий, основанные на законе. Собственность, сервитут и т. д. остаются теми же, все равно, возникают ли они путем привилегии или закона. Поэтому следует отвергнуть и утверждаемые прежними теориями особенности в способах возникновения и прекращения прав, основанных на привилегиях. Передаваемость их по наследству зависит тоже как от установительного акта привилегии, так и от содержания устанавливаемых этим актом прав, но сингулярное преемство, по общему правилу, не допускается, т. е. отвергается в случаях сомнения, ввиду личной природы привилегий. Так же неправильно утверждение о прекращении всех привилегий путем отречения, давности и злоупотребления ими. Влияние как этих, так и других оснований прекращения прав на привилегии определяется родовыми признаками прав, служащих предметом привилегий, а не способами возникновения этих прав.

Таким образом, содержание привилегий не может быть исчерпано известными составами фактов и подойдет скорее под общие юридические категории, хотя большинство юристов продолжает еще различать следующие виды привилегий. Во-первых, говорят об аффирмативных, или утвердительных, и негативных, или отрицательных привилегиях: первыми называют исключительные права против третьих лиц, которые, т. е. эти права, подразделяют еще на абсолютные, как, напр., патенты, исключающие права всех (это - монополии), и относительные, как, напр., привилегия на открытие аптеки, совместимая с привилегией того же содержания другого лица: негативные привилегии, называемые также диспензациями, представляют собой освобождение от какой-нибудь обязанности, налагаемой законом, напр., того или другого препятствия к вступлению в брак, той или другой тягости, напр., налога, общей юрисдикции и т. д. Во-вторых, по отношению к носителям привилегии различают: а) личные привилегии (privilegium personae), жалуемые определенному лицу и неразрывно с ним связываемые; б) вещные привилегии (privilegium rei), прикрепляемые к какой-либо вещи, так что всякий, кому достается эта вещь, получает и соединенную с ней привилегию; в) если для этого требуется еще какое-нибудь личное качество, то привилегия называется смешанной (privilegium mixtum); г) privilegium causae связывается с каким-нибудь отношением или положением лица, напр., отправлением должности. В-третьих, различают еще возмездные и безвозмездные привилегии (priv. onerosa et gratuita), но это различие не имеет уже никакого значения, так как для понятия привилегии безразлично, стоит ли она какого-нибудь имущественного пожертвования наделяемому ею лицу или нет. Наконец, в-четвертых, различие между договорными и недоговорными привилегиями (priv. conventionalia et non conventionalia) прямо ошибочно, так как мы уже знаем, что всякая привилегия есть односторонний акт государственной власти, а не договор*(320).

Вопросы о том, кем устанавливаются привилегии, могут ли они быть отменены той же властью, которая их устанавливает, и сопровождается ли эта отмена вознаграждением лица, теряющего свою привилегию, - решаются государственным правом каждой данной страны и не принадлежат ведению гражданского права.

Этим мы закончим теорию субъективных прав и перейдем к учению о лице, или субъекте права.

< Попередня   Наступна >