117

---

6.3. О концепции “бесконфликтного следствия”

В основе каждого преступления лежит конфликт правонарушителя с законом, с интересами общества и государства. Восстановление попранного права начинается с раскрытия и расследования преступления, в ходе которых конфликт с законом может обрести форму конфликта со следователем - лицом, призванным установить истину. Так возникает конфликтная следственная ситуация, в которой противодействие правонарушителя установлению истины и меры следователя по преодолению этого противодействия и достижению целей следствия являются доминирующими факторами. Реальность подобных ситуаций и их известная распространенность обусловили развитие тех приемов и рекомендаций криминалистической тактики, которые вооружают следователя для действия в обстановке конфликта, помогают разрешить его в соответствии с законом и в интересах самого правонарушителя.

Наличие элементов борьбы, соперничества в достижении целей при производстве расследования в условиях противодействия со стороны лиц, не заинтересованных в установлении истины, обычно не вызывало сомнений ни у криминалистов, ни у процессуалистов. Конечно, не каждый обвиняемый стремится скрыть истину, не каждый выступает как противник следователя. Но следователь должен быть готов к противодействию, должен допускать его возможность.

“Деятельность следователя, - замечал А. Н. Васильев, - это, главным образом, работа с людьми, объединение с ними своих усилий на решение общей задачи расследования - установления истины, несмотря на то, что индивидуальные интересы некоторых из участников этой деятельности, особенно обвиняемых и подозреваемых, зачастую оказываются направленными в противоположную сторону”. Такая противоположная направленность интересов и может привести к конфликтной ситуации в процессе расследования.

Конфликтные ситу

ации с разной степенью остроты противоборства сторон - не редкость в следственной практике. “Нравственные критерии допустимости различных методов, средств и приемов имеют чрезвычайное значение в деятельности следователя, поскольку она протекает, как правило, в конфликтных ситуациях, носит характер борьбы” (выделено нами - Р. Б.), - пишут авторы “Судебной этики”. Н. Л. Гранат также считает, что в деятельности следователя значительное место занимают конфликтные ситуации. Аналогичны взгляды подавляющего большинства известных нам авторов. Даже авторы монографии “Проблемы судебной этики”, занимающие резко отрицательную позицию по ряду спорных вопросов криминалистической тактики, признают, что “следователь нередко встречается с активным противодействием лиц, заинтересованных в том, чтобы преступление не было раскрыто, стремящихся направить следствие по ложному пути. Все это порождает порой острые конфликтные ситуации (выделено нами - Р. Б.), требующие от следователя немалой нравственной стойкости”.

Разумеется, понятия борьбы, соперничества, конфликта в практике расследования имеют в известной степени условное значение. “Психологическую борьбу нельзя рассматривать как войну с обвиняемым, - пишет А. Р. Ратинов. - В уголовном процессе борются не с обвиняемым как личностью, а с отдельными проявлениями отсталого сознания и низменных побуждений, за лучшее в этой личности, то есть, по существу, участвуют в той борьбе, которая происходит во внутреннем мире человека.

Казалось бы, вопрос ясен. Общепринятая точка зрения о существовании конфликтных ситуаций в процессе расследования побуждала и ученых, и практиков разрабатывать действенные средства разрешения конфликтов с успехом для следствия при безусловном соблюдении прин­ципов законности. Однако неожиданно были поставлены под сомнение как само существование конфликтных ситуаций, так и необходимость разработки тактических и психологических средств их преодоления.

В 1973 г. появилась статья И. Ф. Пантелеева “Некоторые вопросы психологии расследования преступлений”. Одним из центральных положений этой статьи было отрицание конфликтных ситуаций при расследовании. Подвергая резкой критике взгляды А. Р. Ратинова и А. В. Дулова о методах и пределах психического воздействия на личность в уголовном процессе, И. Ф. Пантелеев в категорической форме заявил, что “ошибочная общая концепция “психического воздействия” в уголовном судопроизводстве приводит к неверному взгляду на процесс расследования преступлений, который представляется некоторым в виде “борьбы, принимающей иногда очень острые формы”, как процесс разрешения “конфликтных” и даже “критических ситуаций”. “Конечно, - продолжал И. Ф. Пантелеев, - в практике нередки случаи недобросовестного поведения участвующих в уголовном деле лиц (обвиняемого, свидетеля, потерпевшего и др.), когда их личные корыстные интересы противоречат задачам уголовного судопроизводства. Однако от этого расследование преступлений - процесс искания объективной истины по делу - не превращается в “борьбу”, в “конфликт”, “реальное соперничество двух сил, противодействие друг другу участников расследуемого дела”. Такое понимание расследования не согласуется с самой сущностью и принципами советского уголовного процесса. Идея расследования - “борьбы”, “конфликта” - неизбежно порождает проникновение в советский уголовный процесс и несвойственных ему методов”.

Так, не приводя никаких аргументов, И. Ф. Пантелеев просто “закрыл” конфликтные ситуации в расследовании как “несогласующиеся” с сущностью и принципами процесса.

Идеи учителя были подхвачены его учеником. С. Г. Любичев, выполнявший свое диссертационное исследование под руководством И. Ф. Пантелеева, не только полностью разделил его взгляды, но и даже пошел несколько дальше, усмотрев в признании ситуаций противоборства путь к отрицанию воспитательных целей правосудия. Сходство их мыслей оказалось весьма наглядным: “В последние годы в криминалистической литературе были высказаны взгляды на процесс расследования преступлений, как на борьбу, “противоборство двух сил”, - писал диссертант. - Полагаем, что такое определение процесса расследования не свойственно советскому уголовному процессу. Принятие этой идеи расследования - борьбы способно привести к проникновению в следственную тактику недопустимых приемов, нарушению прав граждан, нравственных ценностей общества и личности. О борьбе в следственной тактике можно говорить лишь в плане общего направления следственной деятельности - то есть о борьбе с преступностью, и в плане воспитательном - о борьбе за человека, за сохранение и укрепление в нем положительных черт личности. Определение процесса расследования как борьбы, “противоборства двух сил” означает превращение процесса расследования в борьбу с личностью как таковой и в сочетании с “особыми нравственными нормами” судопроизводства ведет к замене нравственного принципа нетерпимости к антиобщественным проявлениям особой “нормой” нетерпимости к данной личности. Это, в свою очередь, открывает путь к отрицанию воспитательных целей правосудия”.

Так появилась концепция “бесконфликтного следствия”, по меткому выражению И. Е. Быховского, “внешне респектабельная”, но таящая в себе серьезную угрозу порождения не только среди ученых, но и среди следователей-практиков опасных демобилизационных настроений. “Коль скоро “конфликта нет”, - писал И. Е. Быховский, - нужно ли стремиться упредить преступника, пытающегося уничтожить доказательства, активно противодействовать его попыткам сговориться с соучастниками, подговорить свидетелей, инсценировать место происшествия, скрыться от следствия и суда? Нужно ли внезапно задерживать его с поличным, подвергать немедленному допросу, не давая возможности придумать ложные объяснения? Нужно ли продумывать тактику допроса, наиболее эффективные методы предъявления доказательств?”

Как И. Ф. Пантелеев, так и С. Г. Любичев некорректно пользуются некоторой двусмысленностью терминов “борьба”, “противоборство”, “конфликт”, придавая им вовсе не то значение не ту смысловую нагрузку, которую они несут в работах их оппонентов.

Под конфликтом принято понимать “всякое явление, относительно которого можно говорить об участниках, об их действиях, об исходах явления, к которым эти действия приводят, о сторонах, так или иначе заинтересованных в этих исходах, и о сущности этой заинтересованности”. Для конфликта характерно столкновение противоположных интересов, взглядов, стремлений, серьезное разногласие. Даже поверхностное ознакомление со следственной практикой показывает типичность таких ситуаций, когда расходятся интересы следствия и подследственного - участников ситуаций, когда их действия прямо противо­положны: один стремится скрыть истину, другой - ее обнаружить, когда возможен различный результат их действий, направленных на достижение взаимоисключающих целей. Совершенно прав Д. П. Котов, делая вывод, что “если рассматривать конфликт, например, как реальное соперничество, как процессуальную и тактическую борьбу (но не войну!) с обвиняемым или другими лицами, то это явление налицо в советском уголовном процессе не только в стадии предварительного расследования, но и в других стадиях, так как принцип состязательности и построен на таком понимании конфликта”.

Глубокое исследование конфликтов и конфликтных ситуаций на предварительном следствии предпринял Олег Яковлевич Баев - бесспорный лидер разработки этой проблематики в отечественной криминалистике. Его работы “Конфликты в деятельности следователя. Вопросы теории” (1981), “Конфликтные ситуации на предварительном след­ствии. Основы предупреждения и разрешения” (1984) и многочисленные статьи по различным аспектам изучения следственных ситуаций выдвинули О. Я. Баева в число ведущих отечественных ученых криминалистов.

Какие же выводы могут следовать из положения о том, что конфликты, конфликтные ситуации реально существуют в процессе расследования и достаточно типичны, чтобы стать объектом анализа и обобщения?

Эти выводы касаются, во-первых, профессионального отбора и подготовки следователей. Следователь должен быть воспитан и обучен действовать в экстремальных условиях, в состоянии интеллектуального и эмоционального напряжения, в обстановке, когда может возникнуть необходимость в принятии неожиданных решений, наконец, при явном или скрытом противодействии заинтересованных в исходе дела лиц.

Во-вторых, эти выводы заключаются в необходимости научной (пси­хологической, криминалистической) разработки средств, приемов и методов действий следователя в конфликтной ситуации. Основными направлениями таких исследований нам представляются:

разработка методики анализа конфликтных ситуаций и принятия процессуальных и тактических решений;

разработка средств и методов воздействия на конфликтную ситуацию с целью изменения ее в благоприятную для следствия сторону;

разработка приемов и методов управляющих воздействий на “про­тивника” с целью получения (применяя терминологию теории игр) наибольшего выигрыша следователем.

Теория или концепция “бесконфликтного следствия” делает ненужными все эти исследования и тем самым разоружает следствие, создает явный перевес тех, кто не заинтересован в обнаружении истины по делу, нанося прямой ущерб правосудию. Распространение этой концепции действительно может привести к исчезновению конфликтных ситуаций, поскольку правонарушителю более не с кем будет конфликтовать: перед ним окажется следователь, неспособный оказать ему противодействие в сокрытии истины, идущий на поводу у преступника, пассивный и безоружный.

Мнимой является и кажущаяся на первый взгляд этичность этой вре­дной концепции. На самом деле она снижает требовательность следователя к своей работе, притупляет чувство долга перед законом, порождает опасные деформации его личности, верхоглядство, легкомыслие и в итоге ведет к провалам в работе. Правы А. Ратинов и Ю. Зархин, указывая, что “сложные конфликтные ситуации требуют от следователя оста­ваться хозяином своих чувств и стремлений, сохранять верность нравст­венным принципам, стойко, не роняя достоинства, переносить затруднения, преодолевать попытки склонить к действиям, противным его совести. Такое поведение требует порой большего запаса прочности, чем крат­ковременный порыв, отважный шаг в условиях внезапно возникшей опас­ности”. К чему все это, если следствие всегда - “сотрудничество” пра­вонарушителя и следователя, трогательный союз единомышленников?

Розовые очки концепции “бесконфликтного следствия” лишь искажают действительность. Это средство не защиты закона и морали, а их нарушения. И на этом можно было бы поставить точку, забив последний гвоздь в гроб теории “бесконфликтного следствия”; но оказалось, она мо­жет воскреснуть в ином обличье, прямо как оборотень из старинной сказки.

В далеком ныне 1970 г., когда оживленно дискутировался вопрос о допустимости “следственных хитростей”, выступивший в их защиту А. М. Ларин писал: “...по каждому делу, пока преступление не раскрыто, как правило, возникает коллизия... Цель следователя - собрать достоверную информацию о всех существенных обстоятельствах дела. У преступника - цель иная: по возможности скрыть все, чем может заинтересоваться следователь. Это придает доказыванию в расследовании кон­фликтный характер, характер борьбы за информацию”. Под этими справедливыми словами подписался бы любой противник теории “бесконфликтного следствия”. А сегодня эти слова попытался бы, наверное, не признать за свои сам их автор.

Происходят же на свете такие удивительные метаморфозы! Термины теории игр, абсолютно невинные по своему смыслу и содержанию, - борьба, соперничество, нанесение удара и т. п., - явно используемые в криминалистической литературе в условном, переносном смысле, вдруг на полном серьезе объявляются “следствием утверждения в стране тоталитаризма, милитаризации общества с присущими им командным режимом управления, широким использованием силовых приемов”. Далее за этим последовало абсурдное обвинение в том, что, когда говорят о конфликте правонарушителя с законом, а потом и со следователем - это ни больше и ни меньше как “открытое отождествление обвиняемого с преступником до постановления приговора”, и следовал вывод: “Теория конфликтного следствия, отождествляющая обвиняемого с преступником, есть наукообразное обозначение и оправдание предвзятости”.

Все это написал тот же А. М. Ларин, который так образно писал о конфликтном характере доказывания. Под его пером конфликтные ситу­ации при расследовании выросли до размеров “теории конфликтного следствия” - одной из лженаучных теорий “паракриминалистики”. В праведном своем гневе он, не жалея живота своего, “громит” всех тех, кто осмеливался признавать наличие конфликтных ситуаций при производстве расследования и давать рекомендации по разрешению конфликта. И все эти рассуждения по поводу конфликтов служат, по мнению Ларина, одной цели: обвинить невиновного. Вывод звучит, как набат: “Заложенное в фундамент теории “конфликтного следствия” отож­дествление обвиняемого с преступником служит оправданию неразборчивости в средствах “борьбы”, нарушению нравственных и правовых норм” (стр. 108).

Вот уж, действительно: умри, Денис, - лучше не скажешь!

 

< Попередня   Наступна >