Підручники Криміналістика Белкин том 1 3.4. КРИМИНАЛИСТИКА И ИНЫЕ ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ3.4. КРИМИНАЛИСТИКА И ИНЫЕ ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ
| Криміналістика - Белкин том 1 |
3.4. КРИМИНАЛИСТИКА И ИНЫЕ ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ
Криминалистика, относящаяся к классу общественных наук, непосредственно связана со многими из них, и в первую очередь с философией, логикой, этикой, психологией и наукой управления.
Криминалистика и философия. Связь криминалистики и философии есть частный случай взаимоотношения философского и специально-научного исследования. Следует сразу же отметить, что в современных условиях повышается роль философии как мировоззрения и научной методологии, являющейся основой интеграции наук, комплексных исследований актуальных проблем современной практики и познания. Будучи наукой о всеобщих законах природы, общества и человеческого мышления, философия служит базой для построения частнонаучной методологии, в том числе такой ее разновидности, как общая теория криминалистики.
В этом случае философия выполняет не только особую мировоззренческую функцию, которой криминалистика не обладает, но и функцию философского метода познания. Материалистическая диалектика лежит в основе всей системы методов криминалистики. Д. А. Керимов прав, указывая, что в философии “юридическая наука впервые обрела подлинно научный метод познания правовых явлений”.
Но этим не исчерпывается значение философии для криминалистики. Кардинальные проблемы конкретной частной науки, в данном случае криминалистики, приобретают философское значение, становятся философскими проблемами данной области знания. Задача заключается в том, чтобы на базе решения этих философских проблем показать диалектико-материалистическую сущность криминалистической науки, т. е. исследовать ее философские основы, что возможно только с позиций материалистического мировоззрения, с позиций теории отражения.
Известно, что сложность процесса научного познания объясняется тем, что
С философских позиций возможно рассмотреть ряд устоявшихся в криминалистической науке понятий, чтобы выяснить, удовлетворяют ли они требованиям сегодняшнего дня. В иных случаях рассмотрение отдельных положений теории криминалистики в философском аспекте позволяет либо сделать вывод о недостаточной их обоснованности и наметить пути такого обоснования, либо аргументировать их непосредственно с помощью тех или иных философских концепций.
В условиях прогресса научного знания особенно острой становится потребность в методологическом использовании философских категорий, представляющих собой наиболее общие отражения закономерностей объективного мира и самого процесса познания. Чтобы разобраться в сложной системе явлений окружающей действительности, исследователь использует в своей познавательной деятельности философские категории как средство выделения, как ступеньки познания.
Как мыслительные формы выражения наиболее общих свойств и связей материального мира, философские категории, разумеется, отличаются от конкретных понятий частных наук. Философские категории отражают связи и отношения общие для всех объектов, поэтому любая наука исходит из них, опирается на них; философские категории в своей предельной всеобщности отражают наиболее существенные связи и стороны действительности, “они остаются устойчивыми и “незыблемыми” в беспокойной смене и изменчивости конкретных понятий и представлений отдельных наук”. Разумеется, при этом следует учитывать, что и такие понятия, как философские категории, сами претерпевают изменения и развитие. Однако никакие конкретные изменения, происходящие в специальных отраслях знания, не могут снять, отменить, сделать ненужными эти философские понятия только потому, что они неотождествимы с существующими в данный момент частнонаучными представлениями об их конкретном содержании.
Именно в предельной общности философских категорий и заключается их необходимая гибкость и в то же время незыблемость.
Методологическое значение философских категорий для частных наук выражается, прежде всего, в том, что без них невозможно формирование и необходимое истолкование принципов и основных понятий конкретных областей знания, т. е. теория частной науки. Поэтому построение методологии конкретной науки немыслимо без анализа специфических для данной науки проявлений философских категорий; в свою очередь, именно через область методологии специальных наук на них оказывает свое влияние философия. Однако этим не исчерпывается методологическое значение философских категорий для специальных областей знания. Данные категории используются не только на фундаментальном, но и на всяком другом уровне конкретной науки - при решении ею любых, даже самых частных, задач.
Философские категории позволяют понять место и роль научного факта в процессе познания истины, в них отражаются новые, еще не известные науке связи и отношения между изучаемыми ею явлениями. Наконец, без обращения к философским категориям немыслимо формулирование и категорий частной науки, т. е. самых общих понятий, в которых как бы сосредоточивается квинтэссенция содержания отдельной отрасли научного знания. Такими категориями, например, в криминалистике признаются понятия криминалистической техники, криминалистической тактики, криминалистической методики, криминалистического приема, криминалистической рекомендации и некоторые другие.
Криминалистика и логика. Связи криминалистики и логики носят двойственный характер. С одной стороны, это связь “применения”, когда в криминалистических научных исследованиях применяются приемы логического мышления - анализ и синтез, дедукция и индукция, аналогия, обобщение, абстрагирование и т. п. Именно этот вид связи лежит и в основе ряда рекомендаций, разрабатываемых криминалистикой для практики, например, таких, которые относятся к построению и проверке версий, применению метода моделирования.
Анализируя конкретные проявления связи “применения”, криминалистика в союзе с психологией исследует и некоторые особенности, которые приобретает применение приемов логического мышления при решении специфических задач следственной и оперативно-розыскной деятельности, в экспертной практике. Речь в этом случае идет не о каком-то специфическом “следственном”, “оперативном” или “экспертном” мышлении, поскольку законы и процессы мышления едины и в своей основе не зависят от профессии субъекта, а именно об особенностях проявления и использования этих законов и приемов в том или ином виде деятельности по борьбе с преступностью.
О роли логики в криминалистической идентификации писал еще С.М. Потапов; с развернутым же анализом значения логики для криминалистической экспертизы в 1947 г. выступил А. И. Винберг. О роли логики для разработки проблем криминалистической техники, тактики, методики писали А. А. Старченко, Н. А. Селиванов, И. М. Лузгин, В.Е. Коновалова, А.Н. Колесниченко и другие. В литературе отмечалась также роль логики в построении общей теории советской криминалистики и в доказывании. Особенно наглядно проявляется значение приемов логического мышления в учении о криминалистической версии.
С другой стороны, проявлением связи криминалистики с логикой стало возникновение на стыке этих наук и науки уголовного процесса новой области знания - логики следствия или логики доказывания, начало формированию которой положили работы А. А. Эйсмана.
Логика доказывания, используя аппарат диалектической и формальной логики, символической логики, криминалистики и уголовно-процессуальной науки, анализирует различные по содержанию и сложности акты доказывания, комплексы доказательств, приемы их логического анализа и построения системы доказательств. В данном случае налицо уже не связь “применения”, а связь “соединения”, интеграции знания, рождающая новую науку. При этом в роли исходных выступают как положения логики, так и положения криминалистики.
Криминалистика и этика. Область связи криминалистики и этики - разработка средств, приемов и методик судебного исследования и предотвращения преступлений и выработка рекомендаций по их применению на практике.
Этика, как одна из философских наук, наука о морали, нравственности, выражает и опосредствует определенные общественные отношения, связи людей. Являясь общественным институтом, выполняющим функцию регулирования поведения человека, формой общественного сознания, совокупностью принципов, правил, норм, которыми люди руководствуются в своем поведении, мораль, как предмет этической науки, служит необходимым критерием оценки криминалистических рекомендаций. Требование законности средств и приемов судебного исследования и предотвращения преступлений дополняется требованием их этичности, соответствия принципам морали, и эти требования не могут противоречить друг другу в обществе, как не могут противоречить и принципы законности и целесообразности. Подобно тому, как целесообразным в криминалистике признается лишь то, что законно, законное всегда должно быть этичным, нравственным. Возможность различных - в рамках закона - вариантов поведения следователя, оперативного работника, судьи обосновывается криминалистикой как выбор этически допустимого варианта.
Моральные нормы, которым должны соответствовать криминалистические приемы и средства, криминалистические рекомендации практике, имеют не только общий, но и специальный характер, отражающий содержание и условия такой специфической формы общественной практики, как уголовное судопроизводство.
Вопрос о существовании судебной этики как специальной отрасли этой науки, изучающей нормы поведения участников уголовного судопроизводства, в юридической литературе, в целом, решается положительно. Однако само содержание судебной этики понимается неодинаково. По мнению одной группы ученых, судебная этика есть частное проявление общей морали, осуществление общеобязательных принципов и норм в специфических условиях судебного исследования. Так, М.С. Строгович полагал, что “судебная этика изучает применение общих норм нравственности в специфических условиях судебной и следственной деятельности, а вовсе не создает каких-либо особых нравственных норм для судей, прокуроров, следователей, адвокатов”, что нет таких норм для юристов, как нет их и для представителей любой другой профессии. Несколько отличны от этой позиции взгляды Г. Ф. Горского, Л. Д. Кокорева, Д. П. Котова, утверждавших, что существуют специфические нормы профессиональной морали, но видевших в них лишь результат применения общих нравственных принципов с учетом специфики профессиональной деятельности: “В любой профессиональной морали не может быть каких-то своих особых нравственных норм, которые не вытекали бы из общих нравственных принципов”.
Наконец, еще одна группа ученых полагает, что судебная этика включает в себя не только общие этические нормы, но, кроме того, также и специфические нравственные начала, присущие деятельности следователя, судьи, адвоката, дополняющие общие моральные принципы, а в некоторых случаях и ограничивающие их.
Позиция Л. Е. Ароцкера, А. Р. Ратинова и других ученых, разделяющих эти взгляды, нам представляется наиболее правильной. Л. Е. Ароцкер обоснованно указал на сочетание общего и особенного в содержании судебной этики, на возрастающую роль морального фактора в уголовном и гражданском судопроизводстве. Именно в судебной этике, как в разновидности этики профессиональной, находят свою реализацию сложные нормы морали, которые, в отличие от простых правил нравственности, моделируют “уже не отдельные действия, а образ поведения, тип поступка, жизненный принцип”.
Значение судебной этики заключается и в том, что она показывает, как регулятивное воздействие морали повышается в рамках профессиональной деятельности, как “морально-профессиональные правила, вырабатываясь в коллективном опыте, помогают человеку через его труд, конкретную деятельность последовательнее и глубже воплощать в поведении общие предписания морали”.
Мы полагаем, что профессиональная мораль, включая в себя все общие нравственные принципы общества, обогащает эти принципы специфическими моральными нормами. Общие нравственные принципы не только не ограничиваются ими, не урезываются этими нормами (и в этом мы не согласны с А. Ратиновым и Ю. Зархиным), но дополняются такими этическими требованиями, которые предъявляются только к представителям данной профессии. Профессиональная мораль выступает как комплекс более обязывающих, “более строгих” нравственных правил, чем комплекс общих нравственных принципов.
Именно поэтому криминалистика, разрабатывая свои рекомендации практике борьбы с преступностью, должна обеспечить их соответствие не только общим нравственным принципам, но требованиям судебно-этических норм, отражающим этический аспект судопроизводства. Это обязывает криминалистическую науку учитывать условия деятельности конкретного адресата ее рекомендаций. Так возникает еще одно основание для разработки, например, специальных тактических рекомендаций, относящихся к области судебного следствия, в отличие от рекомендаций, предназначенных для следователя. Это правильно было отмечено в работах Л. Ароцкера, И. Быховского и Н. Захарченко, различавших в пределах судебной этики следственную этику и этику проведения судебных действий.
Говоря о связи криминалистики и этики, нельзя не упомянуть еще об одной важной стороне этого вопроса. Иногда в юридической литературе можно столкнуться с попытками отрицания некоторых криминалистических рекомендаций под предлогом того, что они якобы противоречат понятиям нравственности и морали. Используя иной раз тот или иной неточный или неудачный термин и не вдаваясь при этом в существо вопроса, авторы подобных работ объявляют, например, правомерное воздействие на нравственную и эмоциональную стороны личности подследственного недопустимым именно с точки зрения морали, искусственно находя, таким образом, противоречие между законностью и правомерной тактикой - с одной стороны, и нравственными принципами - с другой. К подобным неправильным рассуждениям полностью применимо то, что говорится по поводу разрыва теоретического и практического отношения к объекту исследования - морали - в этической науке, где такой разрыв приводит “к двум традиционным болезням: к старческому бессилию формализма, пытающегося с помощью спекулятивного выведения категорий, игнорируя данные о реальном нравственном поведении людей, решить все этические проблемы, и к сентиментальному, проповедническому морализированию (выделено нами. - Р. Б.), которое, обращаясь к нравственным нормам, не может предложить ничего, кроме их проповеди, без сколько-нибудь серьезного, научного их обоснования, без понимания объективно происходящих нравственных процессов, их внутренних противоречий”. Такое “проповедническое морализирование”, разумеется, только тормозит разработку и внедрение в практику обоснованных и законных криминалистических рекомендаций и объективно наносит существенный ущерб делу борьбы с преступностью, разоружая следователей и судей. Ясно, что подлинное взаимодействие криминалистики и этики не может иметь ничего общего с подобным явлением, не способствующим, кстати, и укреплению нравственных начал судопроизводства.
Криминалистика и психология. Одним из следствий научно-технической революции явилось бурное развитие психологической науки и как результат - растущий интерес криминалистов и юристов иных специальностей к вопросам психологии личности преступника, психологии правоприменительной деятельности. На стыках между правовыми науками: криминологией, исправительно-трудовым правом, криминалистикой, уголовным процессом - и психологией возникли такие специальные отрасли психологической науки, как криминальная психология, судебная психология.
Исторически процесс формирования судебной психологии протекал преимущественно на основе эмпирического материала и отдельных теоретических положений криминалистики, в рамках которой в течение нескольких десятилетий рассматривались некоторые психологические явления, связанные преимущественно с тактикой отдельных следственных действий. Если, к тому же, учесть, что у истоков возрождения современной судебной психологии в нашей стране стояли преимущественно ученые-криминалисты, то становится понятным явно выраженный “криминалистический” крен первых судебно-психологических работ, приводивший порой к неправомерному “отторжению” от криминалистики и включению в судебную психологию некоторых чисто криминалистических положений. Это особенно ярко проявилось при изложении учеными-криминалистами психологических основ следственных действий. Однако уже к началу 70-х годов определились правильные линии связи между криминалистикой и судебной психологией как науками, не конкурирующими, но взаимосвязанными и отчасти взаимопроникающими. Попытки подменить психологическими исследованиями другие области знания стали весьма редким явлением.
Данные судебной психологии используются криминалистикой, в первую очередь, при разработке тактико-криминалистических приемов и рекомендаций. Они, несомненно, составляют один из существенных элементов научных основ ряда частных криминалистических теорий (например, учения о криминалистической версии, учения о навыках) и разрабатываемой на их основе тактики отдельных следственных действий. При этом, как нам кажется, речь следует вести не о “познавательной функции психологии” в криминалистической тактике, а именно о психологических основах тактики, ибо психология в этом случае есть не средство научного познания, а ключ к решению практических задач, средство обеспечения эффективности действий по собиранию, исследованию, оценке и использованию доказательств.
Использование положений судебной психологии в криминалистической тактике - наиболее разработанная область соприкосновения и взаимопроникновения этих наук. Не исключено, что именно поэтому здесь наблюдаются определенные крайности, проявляющиеся как в излишней “психологизации” тактики следствия, так и наоборот - в игнорировании положений судебной психологии, их своеобразном “отчуждении” от криминалистики.
Примером увлечения крайностями первого рода является настойчивое стремление доказать существование некоего “криминалистического мышления”, как специфической интеллектуальной деятельности следователя, охватывающей собой решение мыслительных задач как при производстве следствия в целом, так и отдельных следственных действий. Из этой сомнительной посылки делаются иной раз прямо противоположные выводы. То предлагается разрабатывать программы и алгоритмы решения следователями мыслительных задач, что, естественно, предполагает критическое отношение к предмету мыслительной деятельности, тщательную оценку обоснованности исходных данных, в том числе и принимаемых к проверке гипотез. То вдруг декларируется, что на первом этапе расследования “требуется, как это ни странно, некритическое мышление следователя. Ознакомившись предварительно с данными по делу, он выдвигает разнообразные версии, не вдаваясь в критическую их оценку”.
Оправдывая употребление ими термина “следственное мышление”, Н. Л. Гранат и А. Р. Ратинов пишут: “Указывая на специфику в мышлении следователя, пользуясь понятием и термином “следственное” мышление, мы совсем не имеем в виду, что оно принципиально отличается от человеческого мышления в других областях деятельности, протекает по своим специфическим законам. В еще большей мере мы далеки от утверждения, что специфические особенности в какой бы то ни было мере изменяют сущность процесса мышления”. Тем не менее через полтора десятка страниц в той же работе они все-таки пишут о “своеобразии” следственного мышления, обладающего специфическим сочетанием и “особым удельным весом свойств”.
Но если отличительной чертой “криминалистического мышления” может быть либо критическое либо некритическое отношение к предмету мыслительной деятельности, то достаточно ли этого для утверждения специфичности этой разновидности мышления? Думается, что недостаточно, как недостаточно и констатации существования и таких действительно реальных факторов, оказывающих влияние на процесс решения следователем мыслительных задач, как дефицит времени, наличие противодействия заинтересованных лиц и т. п.
Крайность второго рода при решении проблем взаимодействия криминалистики и судебной психологии состоит в негативном отношении фактически к любым попыткам формирования на психологической основе новых эффективных тактических приемов, как это можно наблюдать на примере т. н. психологических ловушек или следственных хитростей. Эти приемы без достаточных аргументов объявляются неэтичными, безнравственными, а также “противоречащими общим психологическим закономерностям”. В третьем томе нашего Курса мы подробно остановимся на проблеме “следственной хитрости”, как частном случае тактической комбинации. Здесь же считаем необходимым подчеркнуть, что, к сожалению, иногда подлинно критический анализ подобных тактических приемов, позволяющий определить пределы их допустимости и формы применения, подменяется громкими фразами о нарушении прав личности в уголовном судопроизводстве, о мнимом посягательстве на законность, которые отнюдь не помогают практике вырабатывать новые тактические приемы установления истины.
Однако не только криминалистическая тактика, но и криминалистическая методика и даже - правда, в меньшей степени - криминалистическая техника стали сферой применения данных судебной психологии. Области взаимодействия криминалистики и судебной психологии меньше изучены, но достаточно вспомнить, например, о значении психологических данных для судебного почерковедения или для методики расследования убийств при отсутствии трупа потерпевшего, чтобы представить себе всю важность исследования этих “стыковых” проблем.
Положения судебной психологии реализуются не только через криминалистику, но и непосредственно в уголовном судопроизводстве и через науку уголовного процесса. Поэтому в определенном смысле можно считать судебную психологию еще одной линией связи криминалистики и уголовно-процессуальной науки.
Характеристика связей между криминалистикой и судебной психологией была бы неполной, если не упомянуть о том, что криминалистика служит не только “потребителем” данных психологии, но и своеобразным “компасом”, помогающим определить направления актуальных психологических исследований, точкой приложения их к практике борьбы с преступностью. В криминалистике черпает судебная психология и значительную часть эмпирического материала, на базе которого формируются ее теоретические построения.
Криминалистика и наука управления. Криминалистика тесно связана с наукой управления и таким ее разделом, как научная организация труда (НОТ) следователя. Процесс становления этой области научного знания во многом напоминает процесс становления судебной психологии. Возникнув на стыке криминалистики и науки управления, научная организация труда следователя разрабатывалась преимущественно криминалистами (работы Н. И. Порубова, Л. А. Соя-Серко, Г. Г. Зуйкова, А. И. Михайлова) и, в основном, на базе положений криминалистики. Это привело к попыткам с их стороны “аннексировать” значительную часть криминалистической тактики и криминалистической методики. Все рекомендации по организации труда следователя в области расследования преступлений оказались включенными в НОТ как раздел науки управления. К НОТ следователя стали относить все в его работе, что касается того, “как легче” или “как лучше” провести расследование. И хотя в некоторых работах акцент при разработке НОТ следователя правильно делался на рациональном использовании его рабочего времени, разработке и внедрении рациональных форм специализации и кооперации его труда, рационального режима рабочего дня и отдыха, организации технического обеспечения и рабочего места следователя и других вопросах, действительно относящихся к области научной организации труда, такая направленность научных исследований представляла собой исключение, а не правило.
Вот как, например, представлял себе задачи НОТ следователя Л. А. Соя-Серко: “При исследовании вопросов, связанных с производством отдельных следственных действий (тактика), специалисты по НОТ могут предложить наиболее экономную систему подготовки, оптимальную последовательность проведения следственного действия, при которой исключалось повторное выполнение одних и тех же операций и, вместе с тем, обеспечивалась полнота выяснения необходимых сведений и т. д. При разработке методики расследования отдельных видов преступлений НОТ также должна предложить рекомендации, которые способствовали бы осуществлению всех положений, разработанных криминалистикой, при минимальном расходе энергии следователей... Наконец, в рамках НОТ целесообразно, с нашей точки зрения, исследовать и пути наилучшего использования научно-технических средств”.
Все содержание НОТ следователя, как его характеризует Л. А. Соя-Серко, составляет саму сущность криминалистической тактики или других разделов криминалистики; он фактически ставит знак равенства между криминалистикой и НОТ следователя. Своеобразной реакцией на эти “захватнические” устремления стала позиция некоторых криминалистов, поспешивших как бы в ответ включить все вопросы НОТ следователя в содержание криминалистической тактики. Так, например, А. Н. Васильев определил криминалистическую тактику как “метод действий в расследовании для достижения цели, рассчитанный на оптимальный эффект при относительно минимальной затрате времени и сил”, заменив, по сути, собственное определение криминалистической тактики вообще определением научной организации труда в любой сфере человеческой деятельности.
Были высказаны и несколько иные взгляды по поводу связи криминалистики с научной организацией труда следователя. А. И. Михайлов полагает, что у криминалистики и НОТ следователя много общего. Как криминалистика, так и научная организация труда следователя служат целям оптимизации деятельности следователя; и та и другая, по его мнению, по отношению к науке уголовно-процессуального права носят подчиненный характер; разрабатываемые и криминалистикой, и НОТ следователя предложения носят рекомендательный характер. В то же время область применения положений НОТ относится именно к организационной стороне деятельности следователя, поэтому научная организация труда следователя подчинена задаче обеспечения применения разработанных криминалистикой приемов и методов раскрытия и расследования преступления.
Далеко не все в этой концепций представляется бесспорным. Так, по изложенным выше соображениям нельзя согласиться с мнением о том, что между науками могут существовать отношения подчиненности; не все разрабатываемые криминалистикой положения носят только рекомендательный характер, о чем подробнее будет сказано ниже. Действительно, НОТ, как и криминалистика, преследует цель повышения эффективности деятельности следователя. Более точным представляется мнение Г. А. Матусовского, считающего, что НОТ следователя “изучает режим и условия работы следователя в целях их оптимизации, совершенствования нормирования труда, оборудования рабочих мест, оргтехники, канцелярского и секретарского обслуживания и т. п.”
Нам представляется, что принципы научной организации всякого труда, положенные в основу криминалистики при ее возникновении и становлении и реализованные в ее содержании, трансформировались в этой науке (если говорить только о деятельности следователя) в средства, приемы и методы подготовки и осуществления собственно расследования, то есть непосредственной работы с доказательствами: их собирания, исследования, оценки и использования для установления истины по делу. Вопросы же распределения рабочего времени следователя, рационализации и повышения эффективности организационно-технических и других, обеспечивающих собственно расследование операций, в том числе и таких, которые в известной степени относятся к созданию оптимальных условий для работы следователя, наконец, целый комплекс вопросов, относящихся к профессиональной подготовке и специализации следователей, - не претерпели в криминалистике никакой трансформации и используются в ней именно как данные научной организации труда, как рекомендации этой области знания, а не как собственно криминалистические положения. Исследование и разработка этих проблем и составляют задачи и содержание НОТ следователя.
Г. Г. Зуйков полагает, что “в содержание НОТ входят: рациональная организация рабочего времени, рационализация рабочих операций, создание наилучших условий работы и организации рабочего места”.
Г. А. Туманов добавляет к этому применение технических приспособлений и управленческих машин. Данное положение применимо и при определении содержания НОТ следователя с учетом коррективов, которые вносит в него содержание криминалистики. Эти коррективы и определяют разграничительную линию между криминалистикой и НОТ следователя как частью науки управления.
Иначе решается вопрос при определении соотношения криминалистики с наукой управления в целом, опять-таки применительно к разработке проблем различных видов деятельности по раскрытию и расследованию преступлений. Мы полностью разделяем мнение Г. Г. Зуйкова, что в содержание этой науки входит исследование внутриорганизационной деятельности следственных аппаратов, “включающей в себя подготовку и принятие управленческих решений, управление нижестоящими аппаратами, организацию профилактической работы, взаимодействия с другими органами и общественными организациями, планирование (работы аппаратов в целом, но не процесса расследования конкретного дела - Р. Б.), кадровое обеспечение и т. п.” При таком понимании содержания науки управления не возникает “конфликтной” ситуации, поскольку эти вопросы не входят в предмет криминалистики. Задача заключается здесь не столько в том, чтобы разделить, разграничить предметы указанных наук, различие между которыми очевидно и не нуждается в анализе и обосновании, сколько в развитии их взаимодействия в целях обогащения как криминалистики, так и науки управления и способствования повышению эффективности их практических рекомендаций по организации и осуществлению следственной работы.
В настоящее время пути решения этой задачи лишь намечаются, но уже сейчас можно констатировать, что криминалистика испытывает воздействие и сама оказывает все возрастающее влияние на теорию и практику управления и научной организации труда в сфере правоохранительной деятельности административных органов государства.
В современных условиях глубокие криминалистические знания не только важны, но и абсолютно необходимы для эффективной, подлинно научной организации работы по предупреждению, раскрытию и расследованию преступлений. Это обстоятельство определяет значение достижений криминалистики для совершенствования управления органами внутренних дел, поскольку организация борьбы с преступностью составляет важнейшую часть управленческой деятельности МВД.
Достижения криминалистики, ее научные положения и рекомендации используются и учитываются или, во всяком случае, должны использоваться и учитываться при решении различных групп управленческих задач. К их числу можно отнести, например, такие, как:
совершенствование форм организации следственных и криминалистических подразделений, а также методов управления ими в целях повышения эффективности их деятельности;
совершенствование управления внутриорганизационной деятельностью этих подразделений, повышение эффективности труда их руководителей и сотрудников;
разработка рекомендаций по совершенствованию нормативного регулирования деятельности следственных и криминалистических подразделений в соответствии с их функциями в системе органов внутренних дел и других правоохранительных органов, а также новейшими достижениями криминалистической науки;
совершенствование системы кадрового обеспечения следственных и криминалистических подразделений, принципов профессионального отбора и подготовки, мер повышения квалификации сотрудников;
совершенствование криминалистического обеспечения деятельности органов внутренних дел, в том числе разработка оптимальных критериев оценки деятельности следственных и криминалистических подразделений, их руководителей, следователей и экспертов, путей дальнейшего повышения эффективности использования криминалистических средств и методов борьбы с преступностью, улучшения материально-технического обеспечения технико-криминалистическими средствами и расходными материалами, внедрения новых средств и приемов в практику.
С другой стороны, например, научная разработка эффективных систем криминалистического учета немыслима без использования данных науки управления, и, в частности, ее положений о взаимосвязи и взаимозависимости элементов управляемых систем и самих этих систем, о природе информации и выборе оптимальных методов и форм ее сбора, обработки и хранения, о технических устройствах, обеспечивающих использование информации в управленческой деятельности, и т. п. Только на этой основе возможны:
дальнейшее совершенствование общей системы криминалистического учета в масштабе всей страны;
оптимальное распределение функций сосредоточения и переработки информации в системах учета и их элементах;
решение проблем информационной связи между регистрационными массивами различных учетов и компьютерной унификации учетов для отдельных групп объектов;
наконец, разработка эффективных информационно-поисковых систем и контроль за информационно-справочной и учетно-регистрационной деятельностью соответствующих подразделений.
< Попередня Наступна >