Головне меню
Головна Підручники Кримінологія Кримінологія - Іванов Ю. Ф. (Навчальний посібник) Головко Некоторые гражданско-правовые проблемы, возникающие в связи с применением статьи 76 нового Уголовного кодекса РФ

Головко Некоторые гражданско-правовые проблемы, возникающие в связи с применением статьи 76 нового Уголовного кодекса РФ

Кримінологія - Кримінологія - Іванов Ю. Ф. (Навчальний посібник)

Некоторые гражданско-правовые проблемы, возникающие в связи

с применением статьи 76 нового Уголовного кодекса РФ

 

Еще совсем недавно цивилисты бросали вполне справедливый упрек, что "уголовно-процессуальное

и уголовное законодательство слабо стимулируют лиц, причинивших ущерб преступлением,

добровольно возмещать этот ущерб..."*(1). Ныне ситуация, безусловно, изменилась

в лучшую сторону. Напомним, что в Уголовном кодексе РФ 1996 года появилось

совершенно новое для нашего права основание освобождения от уголовной ответственности.

Речь идет о ст. 76, в которой сказано, что "лицо, впервые совершившее преступление

небольшой тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если

оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред".

Несколько позднее законодатель установил процессуальный порядок применения

указанной нормы, изменив Федеральным законом от 15 декабря 1996 года*(2) содержание

ст. 9 УПК РСФСР. В соответствии с последней освобождение от уголовной ответственности

реализуется в интересующем нас случае посредством прекращения уголовного дела

на основании соответствующего заявления потерпевшего. Решение об этом вправе

(но не обязаны) принять суд, прокурор, следователь и орган дознания при условии,

разумеется, что конфликтующие стороны примирились и вред заглажен. Лаконичными

нормами, содержащимися в ст. 76 УК РФ и ст. 9 УПК РСФСР, исчерпывается, по

сути, перечень специальных источников, регулирующих новое основание освобождения

от уголовной ответственности.

Целью настоящей работы не является анализ или комментарий указанных положений

УК и УПК с позиции тех отраслей права, к которым они собственно принадлежат.

Я попробую рассмотреть некоторые цивилистические аспекты их применения, так

как именно здесь, на взгляд автора этих строк, обнаруж

иваются определенные

пробелы, способные вызвать в самом ближайшем будущем практические затруднения,

усугубляемые ко всему прочему фрагментарностью правового регулирования новых

институтов.

Не секрет, что "проблема возмещения вреда, причиненного при совершении...

преступлений, по предмету и методу регулирования является гражданско-правовой

проблемой возмещения ущерба от правонарушений вообще"*(3). Иными словами,

между лицом, совершившим преступное деяние и причинившим им материальный либо

моральный вред, и потерпевшим возникает деликтное обязательство, которое,

как правило, служит основанием для предъявления гражданского иска в уголовном

процессе и вынесения судом по нему решения одновременно с вынесением приговора.

В случае, предусмотренном ст. 76 УК РФ, причинитель вреда (как в уголовно-правовом,

так и в гражданско-правовом смысле) возмещает его добровольно, что прекращает

деликтное обязательство исполнением (ст. 408 ГК РФ) и, кроме того, при определенных

обстоятельствах освобождает лицо от уголовной ответственности. Такой трактовке

не может воспрепятствовать даже то, что составители нового УК употребили в

ст. 76 нетрадиционный для гражданского права термин "заглаживание вреда".

Это объясняется, видимо, тем, что законодатель воспринял формулировку УК РСФСР

1960 года, ст. 32 которого предусматривала в качестве одного из видов наказаний

"возложение обязанности загладить причиненный вред".

В свое время цивилисты называли данный вид наказания "уголовно-правовой

формой возмещения вреда"*(4), что, впрочем, не мешало им признавать его возмещением

вреда и в смысле права гражданского, ибо, претерпевая такое наказание, лицо

одновременно несло гражданско-правовую ответственность. Перестав быть наказанием,

заглаживание вреда превратилось в одно из оснований освобождения от уголовной

ответственности, сохранив при этом свою гражданско-правовую природу. Кроме

того, термин "заглаживание вреда" с очевидностью подчеркивает некую особую

форму возмещения, сопряженную с раскаянием как категорией уголовно-правовой

и отказом от последующего нарушения уголовного закона (не случайно ст. 76

УК РФ подлежит применению только в отношении лиц, впервые совершивших преступление

небольшой тяжести). Но все это не может поколебать цивилистическую квалификацию

действий лица в качестве исполнения обязательства, возникающего вследствие

причинения вреда (ст. 1064 ГК РФ).

Попутно возникает вопрос: обязано ли лицо, освобождаемое от уголовной

ответственности, возместить вред лично (как это имело место ранее при назначении

наказания в виде заглаживания вреда, предусмотренного ст. 32 УК РСФСР 1960

года) или вред в гражданско-правовом смысле может быть возмещен третьими лицами,

что не является помехой для освобождения от уголовной ответственности?*(5).

В условиях, когда "заглаживание вреда" из уголовного наказания превратилось

в основание освобождения от уголовной ответственности, нет юридических препятствий

к тому, чтобы допускать при применении ст. 76 УК РФ возможность возмещения

вреда (когда речь идет о материальной форме его возмещения) с помощью третьих

лиц, то есть по общим правилам деликтных обязательств.

Пока сложно делать прогнозы, но, вероятно, при применении ст. 76 нового

УК наиболее типичной будет следующая ситуация: лицо, совершившее преступление,

добровольно возмещает причиненный вред, уплатив соответствующую денежную сумму

либо предоставив какую-либо иную вещь и т. д., после чего удовлетворенный

потерпевший обращается к следователю либо в орган дознания*(6) с заявлением,

указанным в ст. 9 УПК РСФСР. Убедившись, что вред "заглажен" (то есть возмещен),

следователь выносит постановление о прекращении уголовного дела "в связи с

примирением с потерпевшим". Здесь с цивилистической точки зрения не возникает

существенных проблем.

Однако возможна иная ситуация. Лицо, совершившее преступление, раскаялось

и готово возместить нанесенный потерпевшему вред, но в силу своего материального

положения не может это сделать сразу, например единовременно уплатив денежную

сумму. Оно предлагает исполнить свое обязательство постепенно, скажем определенными

долями в течение года, подписав соответствующее письменное соглашение (мы

намеренно не называем его пока договором).

Приведу другой пример. Совершено умышленное уничтожение имущества, запрещенное

ст. 167 УК РФ. Виновный*(7) предлагает потерпевшему восстановить его собственными

силами за свой счет, что, однако, потребует немало времени, учитывая физические

и финансовые возможности. В обоих случаях потерпевший не возражает и стороны

составляют письменный документ, где детально регламентируют порядок возмещения

вреда*(8). После этого потерпевший направляет лицу, ведущему производство

по делу, заявление с просьбой об освобождении виновного от уголовной ответственности,

ибо, по мнению потерпевшего, вред заглажен.

Существуют ли в такой ситуации формальные препятствия для прекращения

уголовного дела по ст. 9 УПК РСФСР, то есть следует ли понимать употребленное

законодателем в ст. 76 УК РФ и в ст. 9 УПК РСФСР прошедшее время ("загладило

причиненный потерпевшему вред") буквально? Если да, то уголовное дело не может

быть прекращено несмотря на примирение сторон и волеизъявление потерпевшего,

так как вред еще не возмещен в натуре (он только будет возмещен на основании

заключенного соглашения), а ждать следователь (орган дознания) не вправе,

так как ограничен сроками предварительного следствия (дознания), предусмотренными

в ст. 121 и 133 УПК РСФСР.

Считаю, однако, неверным столь узкое толкование фразы "загладило причиненный

вред". Приобретение потерпевшим в качестве кредитора юридически закрепленных

(в том числе с доказательственной точки зрения) и формально определенных прав

требования к лицу, совершившему преступление9, или, иными словами, имущественных

прав, вполне может рассматриваться как способ возмещения вреда, при условии,

конечно, что сам потерпевший принимает такой способ возмещения, считая его

достаточным. В конечном счете все должно зависеть от усмотрения потерпевшего,

свободного в осуществлении принадлежащих ему гражданских прав (ст. 9 ГК РФ).

Кроме того, иное решение вопроса может привести к тому, что далеко не все

будут поставлены в одинаковые условия: один способен с легкостью возместить

вред единовременно и не понести, следовательно, уголовную ответственность;

другой, имея, вполне скромные доходы, несмотря на свою готовность к более

гибкой форме возмещения вреда, окажется на скамье подсудимых только потому,

что правоприменитель слишком буквально воспринимает слово "загладило", предпочитая

(причем в отличие от потерпевшего) права вещные правам обязательственным.

Итак, с моей точки зрения, можно прийти к выводу, что ст. 76 УК РФ подлежит

применению и в случае, когда стороны (потерпевший и лицо, совершившее преступление)

заключили соглашение, где предусмотрели порядок возмещения вреда, причиненного

преступлением. Позволю себе в подкрепление этой точки зрения сослаться также

на то, что в иностранном праве, несколько ранее воспринявшем идеи консенсуализма

в уголовном праве и процессе, такого рода соглашения практикуются достаточно

часто*(10). К слову, во французской доктрине отмечается, что проблема юридической

силы данных соглашений с точки зрения гражданского права затрагивает только

те случаи, когда дело касается возмещения материального вреда в материальной

же форме, ибо подчас обязательство виновного имеет лишь моральную силу, скажем

вести себя подобающим образом*(11).

Полагаю, точнее было бы говорить об обязательствах, которые регулируются

гражданским правом и связаны с возмещением вреда, и о тех, которые не имеют

к нему отношения. Действительно, возможно заглаживание вреда, прежде всего

морального, не являющееся его возмещением (компенсацией). Допустим, лицо,

совершившее преступление, предусмотренное ст. 157 УК РФ ("Злостное уклонение

от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей"), принимает

на себя обязанность активно участвовать в воспитании ребенка и проявлять о

нем заботу. Это, разумеется, никоим образом не предмет регулирования гражданского

права. Однако все-таки неверно сводить вопрос только к возмещению материального

вреда в материальной форме. Возможна ситуация, когда виновный, например, в

клевете (ст. 129 УК РФ) компенсирует вред путем опровержения порочащих потерпевшего

сведений, то есть возмещает нематериальный (моральный) вред в нематериальной

же форме. Думается, что в таком случае вполне уместно говорить об исполнении

обязательства, возникшего вследствие причинения вреда*(12), ибо нематериальные

блага, как известно, тоже в определенных случаях защищаются гражданским правом

(ст. 150-152 ГК РФ)*(13). Более того, как прямо указано в ст. 128 ГК, они

даже относятся к видам объектов гражданских прав*(14).

 

Признав, что соглашение между потерпевшим и лицом, совершившим преступное

деяние, может рассматриваться как способ возмещения вреда и служить основанием

освобождения от уголовной ответственности, мы неизбежно сталкиваемся с проблемой:

какие правовые последствия будет иметь неисполнение указанным лицом своих

обязанностей, вытекающих из соглашения, и как в таком случае защищаются права

потерпевшего? Подчеркнем, что к этому моменту уголовное дело уже будет прекращено

на основании ст. 9 УПК РСФСР. Чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо

сначала решить иной - какова юридическая и, прежде всего, гражданско-правовая

природа того, что мы условно назвали "соглашением между потерпевшим и лицом,

совершившим преступное деяние".

Не вызывает сомнений тот факт, что первоначально (в результате совершения

преступления) между ними возникло правоотношение, вытекающее из деликтного

обязательства. И вот далее стороны заключают определенное соглашение, содержание

которого может быть самым разнообразным: от возмещения вреда в полном объеме

в денежной форме, но по частям в установленные сроки, до предоставления виновным

потерпевшему имущества (скажем, автомобиля) в безвозмездное пользование на

определенный срок либо оказания ему безвозмездных услуг, которые совершенно

необязательно должны быть связаны с восстановлением (исправлением) имущества,

поврежденного или утраченного в результате преступления. Сложность при оценке

юридической природы такого соглашения заключается в том, что российскому материальному

гражданскому праву неизвестно мировое соглашение или, используя западную терминологию,

трансакция (transaction) как самостоятельный и специально регулируемый вид

гражданско-правового договора.

Пожалуй, наиболее ярко трансакция представлена в ст. 2044 знаменитого

французского Гражданского кодекса Наполеона 1804 года, действующего до сих

пор во Франции, Бельгии и в Люксембурге. Абзац первый указанной статьи содержит

определение института гражданскоправовой трансакции*(15): "Трансакция является

договором, с помощью которого стороны прекращают уже имеющий место спор или

предотвращают спор, который может возникнуть". Часть вторая той же статьи

требует, чтобы данный договор заключался исключительно в письменной форме.

Далее следуют еще четырнадцать статей (2045-2058) Кодекса, определяющие различные

особенности договора трансакции. Впрочем, большинство из них не имеет непосредственного

отношения к интересующей нас проблеме (кроме ст. 2046). Важно другое: как

только в уголовном праве и процессе Франции появилась возможность примирения

сторон путем заключения специального соглашения между ними о порядке возмещения

ущерба, причиненного преступлением, юридическая квалификация такого соглашения

не вызвала затруднений. Ссылаясь, во-первых, на общую ст. 2044 Кодекса, а,

вовторых, на ст. 2046, прямо предусматривающую, что "допустимо заключение

трансакции в связи с гражданскими интересами, происходящими из деликта", доктрина

признала необходимость применения к соглашению между потерпевшим и лицом,

совершившим преступление, соответствующих норм Гражданского кодекса со всеми

вытекающими отсюда последствиями (основания недействительности, возможность

использования неустойки, право на исковую защиту и т.д.)*(16). Нельзя сказать,

что эта точка зрения не вызвала возражений*(17), но в целом она является общепризнанной

как в науке, так и в правоприменительной практике*(18).

Советская доктрина всегда достаточно жестко подходила к возможности заключения

компромиссных соглашений при возникновении обязательств из причинения вреда,

признавая в качестве принципа принудительный характер норм, регулирующих данный

вид обязательств*(19). По сути, способы возмещения вреда ограничивались лишь

восстановлением прежнего состояния и возмещением убытков; третий путь заключение

между сторонами соглашения - не рассматривался вообще*(20). Можно, конечно,

вспомнить в этой связи, что отечественному гражданскому процессуальному праву

всегда был известен институт мирового соглашения (ст. 34 действующего ГПК

РСФСР), однако он, во-первых, требует формального возбуждения производства

по гражданскому делу, что в нашей ситуации не происходит, а, во-вторых, мировое

соглашение в гражданском процессе по своей юридической природе больше напоминает

судебное решение, текст которого вырабатывается совместными усилиями сторон

и суда, его утверждающего, нежели договор как вид сделки.

Новейшее российское гражданское право не слишком далеко продвинулось

в преодолении взглядов на возмещение вреда исключительно как на принуждение.

Однако один нюанс нельзя не отметить. В отличие от ранее действовавшего ГК

новый Кодекс (ч. 3 п. 1 ст. 1064) предусматривает, что не только законом,

но и договором может быть установлена обязанность причинителя вреда выплатить

потерпевшим компенсацию сверх возмещения вреда. По-видимому, законодатель

допускает возможность того, что стороны по обязательству из причинения вреда

вправе заключить между собой договор. Тем не менее данная норма вызывает больше

вопросов, чем ответов. Почему компенсацию можно лишь "выплатить", а не предоставить

в любой иной допустимой форме, в том числе путем личных усилий? Почему компенсация

должна иметь место только "сверх возмещения вреда"? Как быть, если виновный

предлагает потерпевшему льготные сроки и форму возмещения вреда в обмен на

некоторое снижение его размера? В результате указанная норма почти ничего

не дает при рассмотрении вопроса о юридической природе соглашения между потерпевшим

и лицом, совершившим преступление, заключенного в целях "заглаживания" вреда.

Несмотря на это, на мой взгляд, с точки зрения действующего российского

права можно предложить два варианта его решения.

1. Памятуя о том, что "... с его (вреда. - Л. Г.) причинением и компенсацией

связаны в конечном итоге возникновение, прекращение и исполнение деликтного

обязательства"*(21), соглашение между потерпевшим и лицом, совершившим преступление,

должно рассматриваться исключительно как способ определения порядка исполнения

деликтного обязательства. Иными словами, обязательство кредитора по отношению

к должнику не перестает быть внедоговорным обязательством из причинения вреда,

а соглашение между ними не является договором по смыслу ст. 420 ГК РФ. Недостаток

такого решения проблемы очевиден: если стороны не связывают заглаживание вреда

с одной лишь материальной компенсацией, предусматривая в своем соглашении

сложный комплекс взаимных прав и обязанностей, мы лишаемся возможности применять

к их отношениям весь богатый инструментарий договорного права.

2. Соглашение между сторонами является тем самым "не предусмотренным

законом или иными правовыми актами" договором (п. 2 ст. 421 ГК РФ) договором

sui generis, заключение которого вполне допустимо действующим законодательством.

При этом с момента его заключения деликтное обязательство прекращается новацией

в соответствии со ст. 414 ГК, то есть деликтное обязательство между сторонами

трансформируется в договорное обязательство. Здесь возникают свои проблемы.

Сторонами такого договора могут быть лишь потерпевший и лицо, совершившее

преступление, но никак, разумеется, не следователь и не орган дознания.

Однако освобождение от уголовной ответственности и прекращение уголовного

дела на основании ст. 76 УК РФ и ст. 9 УПК РСФСР - это право, а не обязанность

последних. Как быть, если договор между сторонами заключен, а дело не прекращено

в силу публичноправовых мотивов? Потерпевший в таком случае должен предъявлять

иск в уголовном процессе (если, конечно, обвиняемый к тому времени не исполнит

свои договорные обязанности добровольно) на основании обязательства из причинения

вреда или из договорного обязательства? А если срок исполнения обвиняемым

договорных обязанностей еще не наступил на том этапе уголовного процесса,

когда в соответствии со ст. 29 УПК РСФСР допустимо предъявление гражданского

иска (до начала судебного следствия)? Ведь далеко не всегда стороны предусмотрительно

укажут в договоре, что он вступает в силу с момента прекращения уголовного

дела и освобождения лица от уголовной ответственности.

Единственный выход видится в следующем: поскольку уголовный закон считает

возмещение вреда неотъемлемым элементом примирения сторон, волеизъявление

как виновного, так и потерпевшего должно быть направлено не только на удовлетворение

своих гражданско-правовых интересов, но и на прекращение уголовного дела и

освобождение от уголовной ответственности (в противном случае ст. 76 УК РФ

вообще не подлежит применению). Собственно это и есть одна из основных целей

заключения договора. Отсюда прекращение уголовного дела следует воспринимать

как отлагательное условие по смыслу ст. 157 (п. 1) ГК РФ, а сам договор -

условной сделкой. Иначе говоря, когда дело не прекращено, между сторонами

сохраняется исключительно деликтное обязательство, которое и будет служить

основанием для предъявления гражданского иска в уголовном процессе*(22).

Замена деликтного обязательства договорным может быть связана еще с одной

проблемой. Смысл такого договора заключается в том, что виновный освобождается

от уголовной ответственности на основании заявления потерпевшего в обмен на

обязанность "загладить" причиненный вред. Договор следует признать, разумеется,

безвозмездным. Но он требует от потерпевшего совершения определенных действий

(пусть всего лишь подразумеваемых), причем не частноправовых, а уголовно-процессуальных.

Но нельзя же считать направление потерпевшим заявления, предусмотренного ст.

9 УПК РСФСР, в адрес следователя или органа дознания его договорной обязанностью!

Допустим, потерпевший искренне стремился к примирению, согласился на

заключение договора, но спустя некоторое время передумал по каким-то причинам

и сообщил, что он отказывается подавать указанное заявление. Напомним, заявление

потерпевшего является формальным и необходимым условием для прекращения уголовного

дела на основании ст. 76 УК РФ и ст. 9 УПК РСФСР. Нет никаких юридических

способов принудить его к такому действию, что, впрочем, вполне объяснимо и

не нуждается в комментариях. К данному казусу мы еще вернемся, а пока попробуем

ответить на вопрос, какой из двух предложенных вариантов решения проблемы

цивилистической природы соглашения между потерпевшим и лицом, совершившим

преступление, представляется более предпочтительным.

Полагаю, что выбор между ними не может быть абсолютным. Оба варианта

имеют право на существование абстрактно, но в конкретной ситуации договор,

безусловно, должен оцениваться по-разному. Если он направлен на непосредственное

возмещение причиненного преступлением конкретного имущественного вреда, размер

которого определен сторонами, и речь идет лишь о рассрочке возмещения данного

вреда, здесь не происходит замены внедоговорных обязательственных правоотношений

договорными. Это лишь определение порядка исполнения деликтного обязательства.

Причем вовсе необязательно, чтобы конкретно определенный вред реально возмещался

в полном объеме, ибо ничто не препятствует кредитору часть долга простить

(ст. 415 ГК).

Если же стороны в своем соглашении предусмотрят, скажем, неустойку в

случае просрочки исполнения деликтного обязательства, здесь мы получим самостоятельное

(но акцессорное) договорное обязательство, существующее независимо от основного

деликтного обязательства. Тот же вариант применим при возмещении неимущественного

вреда способами, указанными в пп. 1-3 ст. 152 Гражданского кодекса, поскольку

в этом случае также происходит лишь определение порядка исполнения деликтного

обязательства.

Но когда возмещение виновным вреда в соответствии с заключенным договором

не связано непосредственно с возмещением убытков или восстановлением прежнего

состояния, стороны (прежде всего потерпевший) заинтересованы в установлении

иных гражданских правоотношений для "заглаживания вреда" в уголовно-правовом

значении, налицо трансформация деликтного обязательства в договорное или,

используя терминологию закона, прекращение деликтного обязательства новацией*(23).

Аналогично должен решаться вопрос, если моральный вред компенсируется в материальной

форме, ибо сам по себе размер компенсации морального вреда не может быть известен

а priori. Он либо определяется судом, либо устанавливается, как в нашей ситуации,

в договорной форме.

В итоге при неисполнении или ненадлежащем исполнении должником своих

обязанностей (когда уголовное дело прекращено) потерпевший имеет возможность

предъявить иск в порядке гражданского судопроизводства на основании деликта

либо на основании договора. Если потерпевший после заключения соглашения с

лицом, совершившим преступление, откажется от подачи заявления, предусмотренного

ст. 9 УПК РСФСР, и уголовное дело прекращено не будет, то в первом случае

проблем не возникнет: стороны определили лишь порядок добровольного исполнения

деликтного обязательства, то есть между ними нет договорных отношений. Должник

был и остается должником вследствие совершенного им деликта, поэтому весь

вопрос сводится только к тому, исполнит он свое обязательство добровольно

в порядке, предусмотренном соглашением, или потребуется принудительное исполнение

с помощью государственного принуждения (на основании судебного решения).

Несколько сложнее обстоит дело тогда, когда мы вынуждены признать наличие

договорных правоотношений между сторонами. Как отмечалось, подача потерпевшим

заявления об освобождении виновного от уголовной ответственности не может

считаться его договорной обязанностью, так как это его право, имеющее публичную

природу. Допустим, однако, что так и произошло: потерпевший, действовавший

в момент заключения сделки добросовестно, впоследствии "передумал" несмотря

на заключенный договор. Полагаю, что в таком случае нет никаких оснований

для расторжения договора или признания его недействительным. Вернуться к деликтному

обязательству уже юридически невозможно. Лицо, совершившее преступление, будет

нести тогда те обязаности, которые предусмотрены договором, а факт его заключения

или тем более исполнения со стороны обвиняемого должен рассматриваться как

обстоятельство, смягчающее наказание, в соответствии с п. "к" ст. 61 УК РФ*(24).

Однако освобождение от уголовной ответственности в данной ситуации исключено

с процессуальной точки зрения.

Впрочем, следует признать, что наличие между сторонами договора о возмещении

вреда может создать больше проблем для потерпевшего, которому и так уже причинен

вред, чем для лица, освобожденного от уголовной ответственности. С точки зрения

действующего российского права единственным способом защиты прав потерпевшего

в случае неисполнения (ненадлежащего исполнения) должником предусмотренных

в соглашении сторон обязанностей является иск, предъявляемый в порядке гражданского

судопроизводства. И именно здесь мы видим существенный недостаток правового

регулирования нового основания освобождения от уголовной ответственности.

Идя навстречу не только своим интересам, но и интересам виновного и заключая

с ним специальный гражданско-правовой договор либо определяя порядок исполнения

деликтного обязательства, потерпевший лишается возможности использовать те

льготы, которые дает ему так называемый "соединенный процесс", то есть рассмотрение

гражданского иска в уголовном процессе*(25). Ведь если освобожденное от уголовной

ответственности лицо нарушит права потерпевшего, к этому моменту уголовное

дело будет уже прекращено, а его возобновление по такому основанию законом

не допускается. Исходя из этого, полагаю, что de lege ferenda наряду с исковой

формой защиты прав потерпевшего должна существовать особо предусмотренная

уголовно-процессуальным законодательством возможность возобновления уголовного

дела в случае, когда освобожденное от уголовной ответственности лицо не исполняет

принятые на себя перед потерпевшим обязанности. Иными словами, неисполнение

гражданско-правовых обязанностей (внедоговорных или договорных) должно обеспечиваться

в нашей ситуации не только гражданско-правовыми, но и уголовно-процессуальными

санкциями*(26).

Наконец, возможен (опять-таки de ferenda) еще один способ защиты прав

потерпевшего придание его договору с лицом, освобожденным от уголовной ответственности,

исполнительной силы. Ныне применение п. 4 ст. 338 ГПК РСФСР исключено даже

по аналогии, так как предусмотренные гражданским процессуальным правом мировые

соглашения имеют исполнительную силу только тогда, когда они утверждены судом,

а прекращение уголовных дел на основании ст. 9 УПК РСФСР практикуется главным

образом в стадии предварительного следствия или дознания.

Если развивать данное направление защиты прав потерпевшего, необходимо

вносить определенные коррективы и в уголовно-процессуальное законодательство.

Нетрудно обязать стороны составлять свое соглашение о порядке возмещения причиненного

преступлением ущерба в письменной форме (как того требует, скажем, ст. 2044

ГК Франции). Гораздо сложнее ответить на вопрос, кто в таком случае должен

утверждать их соглашение, чтобы оно получило исполнительную силу. Может быть,

лицо, принимающее решение об освобождении от уголовной ответственности и о

прекращении уголовного дела, то есть в большинстве случаев следователь или

орган дознания? Мне такой вариант представляется неудачным, ибо он приведет

к тому, что указанные лица приобретут квазисудебные функции, что недопустимо.

Определенные перспективы в рассматриваемом аспекте видятся в возрождающейся

в России мировой юстиции, создание которой фактически началось с принятием

Федерального закона "О судебной системе Российской Федерации"*(27).

Как бы то ни было, в настоящий момент потерпевший, согласившийся на заключение

с виновным договора о возмещении причиненного преступлением вреда, в случае

прекращения уголовного дела на основании ст. 76 УК РФ и ст. 9 УПК РСФСР имеет

возможность искать защиту своих прав только в порядке гражданского судопроизводства.

 

Доцент юридического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова,

кандидат юридических наук Л.Головко

 

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Донцов С. Е., Глянцев В. В. Возмещение вреда по советскому законодательству.

— М., 1990, с. 159.

*(2) Собрание законодательства РФ, 1996, N 52, ст. 5881.

*(3) Донцов С. Е., Глянцев В. В. Цит. соч., с. 131. См. также: Иоффе

О. С. Обязательства по возмещению вреда. - Л., 1952, с. 65.

*(4) Тархов В. А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов,

1979, с. 156-157.

*(5) Ранее вполне справедливо признавалось, что при возмещении вреда

в рамках деликтного обязательства "не имеет значения, кто именно возместит

вред - непосредственный его причинитель или третье лицо". Однако в отличие

от этого при назначении наказания, предусмотренного ст. 32 УК РСФСР 1960 года,

обязанность "загладить причиненный вред должна быть исполнена только лично

осужденным". Здесь отмечалось существенное различие. (См.: Смирнов В. Т.,

Собчак А. А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском

праве. - Л., 1983, с. 106).

*(6) Для удобства я буду в дальнейшем упоминать только следователя и

орган дознания, имея в виду, что уголовное дело может прекращаться также судом

и прокурором.

*(7) Я употребляю понятие "виновный" исключительно в материально-правовом

смысле, ибо процессуально его может признать таковым лишь суд в своем приговоре.

*(8) Я говорю о письменном документе лишь для наглядности, а также исходя

из того, что он, безусловно, желателен для обеих сторон. Однако возможно и

устное соглашение, что не меняет существа проблемы.

*(9) В принципе не исключена и такая ситуация, когда в результате уступки

требования (цессии) потерпевший приобретает права требования не к лицу, совершившему

преступление, а к третьему лицу (например, к банку).

*(10) Речь прежде всего идет о тех странах, где в последние годы развивается

так называемый институт "медиации" или посредничества при урегулировании уголовно-правовых

споров. В качестве примера укажу Англию, США, Францию. По поводу таких соглашений

и их гражданско-правовой природы во Франции, более близкой нам с юридико-технической

точки зрения, см.: Leblois - Happe J. La mediation penale comme mode de reponse

e la petite delinquance: etat des lieuх et perspectives // Revue de science

criminelle et de droit penal compar e, 1994, N 3, р. 533.

*(11) Ibid.

*(12) Аналогично см.: Шапп Я. Основы гражданского права Германии. - М.,

1996, с. 130.

*(13) В современной отечественной доктрине признается, что "сфера действия

обязательств из причинения вреда простирается как на имущественные, так и

на личные неимущественные отношения, хотя возмещение вреда и носит имущественный

характер" (Гражданское право / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. М.,

1997, с. 695). Мысль, выраженную в первой части приведенной фразы, я полностью

разделяю. Неясно одно: почему возмещение вреда всегда должно носить только

имущественный характер, пусть это и наиболее распространенный способ возмещения?

Но разве выполнение лицом действий, перечисленных в пп. 1-3 ст. 152 ГК РФ

и не имеющих никакого отношения к имуществу или имущественным правам, нельзя

признать формой возмещения причиненного вреда? Тем более, если лицо, которому

вред причинен, считает такой способ возмещения достаточным и не требует материальной

компенсации.

*(14) В литературе часто отмечают, что личные неимущественные отношения

не регулируются гражданским правом, а лишь защищаются им. Об этом см.: Рахмилович

В. А. О достижениях и просчетах нового Гражданского кодекса Российской Федерации

// Государство и право, 1996, N 4, с. 117 и далее. Однако для нас это не имеет

принципиального значения.

*(15) Термин "трансакция" употребляется во Франции не только в гражданском,

но и в иных отраслях права, в частности в уголовно-процессуальном.

*(16) Pradel J. Procedure penale. - Paris. Cujas, 1997, р. 435.

*(17) Наиболее резко высказывается Кристина Лазерж: "Совершенно ясно,

что речь не идет о договоре трансакции по смыслу ст. 2044 ГК, так как стороны

не могут заключать такого рода договор по уголовным делам, кроме случаев,

прямо предусмотренных в ст. 6 УПК, и не имеющих никакого отношения к данной

проблеме". Lazerges Ch. Mediation penale, justice penale et politique criminelle

// Revue de science criminelle et de droit penal compare, 1997, N 1, р. 192.

*(18) Такова, в частности, позиция Министерства юстиции Франции. См.:

Leblois - Happe J. Op. cit., р. 533.

*(19) В свое время данную позицию очень резко и однозначно отстаивал

К. К. Яичков. См.: Яичков К. К. Система обязательств из причинения вреда в

советском праве. Вопросы гражданского права. - М.: МГУ, 1957, с. 148-149.

*(20) См., например: Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда

и из неосновательного обогащения. - М., 1951, с. 74-177; Смирнов В. Т., Собчак

А. А. Указ. соч., с. 58-59.

*(21) Донцов С. Е., Маринина М. Я. Имущественная ответственность за вред,

причиненный личности. - М., 1986, с. 14.

*(22) Применение принципа clausula rebus sic stantibus, закрепленного

в ст. 451 ГК РФ как основание расторжения договора между сторонами, также

выглядит заманчиво. Но тогда мы должны признать, что договор вступил в силу,

прекратив новацией деликтное обязательство. Вернуться к последнему будет уже

невозможно, что, учитывая интересы потерпевшего, представляется необходимым

вариантом решения вопроса.

*(23) С появлением ст. 76 УК РФ мы бы уже не стали утверждать, что "во

всех случаях (курсив мой. Л. Г.) причинения ущерба преступлением возмещение

его должно происходить по правилам деликтной ответственности" (Смирнов В.

Т., Собчак А. А. Указ. соч., с. 111). Если ранее приведенное положение было

бесспорно в доктрине, то ныне возможна иная ситуация.

*(24) Данный пункт предусматривает, в частности, что к смягчающим обстоятельствам

относится "добровольное возмещение имущественного ущерба и морального вреда,

причиненных в результате преступления, иные действия, направленные на заглаживание

вреда, причиненного потерпевшему".

*(25) Об этих льготах см.: Учебник уголовного процесса / Отв. ред. А.

С. Кобликов. М., 1995, с. 117.

*(26) В том же ключе высказывается французская доктрина, отмечая недостаточность

санкций, предусмотренных гражданским (материальным и процессуальным) законом.

"Медиация (как отмечалось выше, это с некоторыми оговорками институт, аналогичный

нашей ст. 76 УК РФ. - Л. Г.) является альтернативной уголовному преследованию.

В основании ее применения лежит жалоба потерпевшего, то есть его призыв к

правосудию. Поэтому единственной санкцией за неисполнение обязательства должно

быть в таком случае повторное возбуждение уголовного преследования". Leblois

— Happe J. Op. cit., p. 535. В Англии, где подобные меры также имеют место,

предъявление иска в порядке гражданского судопроизводства признается достаточным

способом защиты прав потерпевшего (См.: Wright M. Victims, mediation and criminal

justice // The criminal law review, 1995, N 3, р. 189). Однако следует напомнить,

что там никогда не было одновременного рассмотрения гражданского иска в уголовном

процессе, поэтому потерпевший ничего не теряет, ибо он в любом случае должен

обращаться за защитой своих прав к гражданской юстиции.

*(27) Российская газета, 1997, 6 января.

 

< Попередня   Наступна >