Радник

---

В Начале 20-х гг. прошлого столетия в Германии, потерпев­шей поражение в Первой мировой войне, обремененной мно­жеством экономических и социальных трудностей, политических и идеологических конфликтов, возникло национал-социа­листическое движение. Оно явилось своеобразным выражением того глубокого общественного кризиса, который охватил в ту пору одну из крупнейших стран Европы. Национал-социали­стическое движение выступило с собственной программой пре­одоления трудного кризиса и развернуло борьбу за переустрой­ство Германии на принципах национал-социализма.

С 1933 по 1945 г. немецкие национал-социалисты стояли у власти, непосредственно внедряя в государственно-правовую практику, в науку о государстве и праве исповедуемые ими принципы. Последние появились, конечно, не на пустом месте. Для них сложились известные социально-исторические пред­посылки, уже имелся определенный идейный фундамент.

Экономические неурядицы, имевшие место в Германии 20-х — начала 30-х гг., дряблость тогдашних государственных структур, ожесточавшиеся политические конфликты и идео­логические противоборства — все подобного рода вещи, вме­сте взятые, порождали в массовом мировосприятии ощуще­ние наступившей смуты, крайне дискомфортное ощущение зыбкости социального бытия. Неудивительно, что в общест­венных настроениях возобладали апатия, раздражение, трево­га. Наиболее глубоким и общим становилось стремление к спокойствию, устойчивому порядку.

Неодинаковыми виделись экономическая стабильность, ав­торитетное и твердое политическое руководство, гарантии от общественных потрясений в разных группах германского обще­ства. Однако у многих стремление к спокойствию, устойчиво­сти и порядку трансформировалось в требование создать «силь­ное государство», избавленное от таких «пороков», как «демо­кратизм», «парламентаризм», «плюрализм» и т. п.

Тоску по «сильному государству», по всемогущей единой централизованной власти, способной достойно обеспечить «высшие интересы наци

и», подогревала интенсивно культиви­руемая реакционными деятелями, национал-социалистической пропагандой неприязнь к Веймарской системе. Исторически случилось так, что первая немецкая республика родилась в ре­зультате военного поражения Германии. В сознании большин­ства населения страны она так или иначе идентифицировалась с этим поражением и тем самым с нею связывались все нега­тивные последствия войны. Потому республиканско-демократическое устройство, которое закрепляла Конституция Германии 1919 г., очень многие считали вынужденной, навязанной крайне неблагоприятными обстоятельствами формой полити­ческого устройства, со временем подлежащей демонтажу.

Особое раздражение и протесты вызывал тот факт, происте­кавший из итогов Первой мировой войны, что оказались ос­корбленными и униженными величие и честь Германии. Вей­марский режим клеймился как «преступно бездеятельный», ни­чего существенного не предпринимающий для национального самоутверждения немцев, для возрождения «великой Герма­нии».

Заметное место в тогдашнем массовом мировосприятии за­нимали надежды на установление «справедливости», упования на «справедливую социальную политику». Понималось, прав­да, «справедливое» весьма различно. Разорившиеся рантье, на­пример, желали возвращения былого богатства, поглощенного пучиной инфляции. Ремесленники и мелкие торговцы со «справедливостью» связывали защиту от банков, трестов, уни­вермагов, разорившиеся крестьяне - дешевые кредиты, про­текционистские пошлины и высокие цены на сельскохозяйст­венные продукты. Для бывших буржуа, ставших рабочими, «справедливым» являлось бы возвращение к их прежнему со­циальному статусу. Для бывших военнослужащих - повыше­ние пенсий и проч. Ущемленные жизнью люди жаждали бла­годетеля, который бы принес им «справедливость», т. е. забот­ливо опекал их, оберегал от ударов судьбы, не давал в обиду. Спекулируя на жажде такой «справедливости», Обещая ее, на­ционал-социалистические, фашистские демагоги заработали изрядный политический капитал - доверие миллионов и мил­лионов немцев.

Его они сумели обрести, в частности, путем настойчивого внедрения в общественное сознание духовных ценностей, кото­рые страшно понижали политико-правовую культуру, нравст­венный и интеллектуальный уровень немецкого народа. У этих ценностей были свои соответствующие истоки. Остановимся на трех из них. Первый - немецкий национализм. Он включал в себя как признание этнического (охотнее и чаще даже расово­го, т. е. прежде всего биологического) начала решающим фак­тором общественно-исторического процесса, так и идею (а рав­но чувство) превосходства немецкой нации над остальными на­циями, народами. Этот национализм был насквозь пропитан антисемитизмом. Концепцию исконного неравенства рас, их деления на «полноценные» и «неполноценные», идею борьбы «благородных» рас против «неполноценных» как содержания всемирной истории первым соединил с «германством» Хьюстон С. Чемберлен (1855-1927).

Второй идеологический источник немецкого национал-со­циализма - вся доморощенная доктрина национального со­циализма. В 1919 г. вышла в свет книга Освальда Шпенглера (1880-1936) «Пруссачество и социализм». Шпенглер утвер­ждал: «Старопрусский дух и социалистический образ мыслей, ненавидящие сегодня друг друга братской ненавистью, есть фактически одно и то же».

Отличительная черта немецкого, «прусского социализма» - торжество принципа чиновничества, согласно которому бук­вально каждый член немецкой народной общности независимо от рода его занятий обретает и реализует статус чиновника, на­ходящегося на службе у государства; частнособственнический уклад жизни остается неколебимым, но производство и обра­щение организуются посредством государства. В нем царит по­рядок, базирующийся на казарменной дисциплине и строгой иерархической субординации.

Непосредственно сами идеологи германского фашизма ме­нее всего рисуют немецкий социализм как антикапиталистиче­ский строй, как антипод мира частнособственнических от­ношений. Для них приемлемы предпринимательство и кон­куренция, всякий капитал, любая (хоть трижды частная) собственность, если они производительны, «работают» на на­цию. Обличаются (да и то скорее всего лицемерно, напоказ) спекуляция и т. п., жертвами которых могут быть-де в равной мере и люди наемного труда, и работодатели. Цель немецкого социализма - ликвидация классовой борьбы, воцарение согла­сия между Капиталом и Трудом. Чтобы его достичь, надо всего лишь устранить отдельные дефекты в наличной экономической системе и искоренить в умах рабочих классовое мировоззрение, марксизм.

Третий идеологический источник национал-социалистиче­ских воззрений - традиция антилиберализма, издавна быто­вавшая в Германии. Либеральное направление в политике и идейной жизни подвергалось там беспрерывным нападкам на протяжении всего XIX в. Сначала они шли со стороны фео­дальных критиков капитализма, затем их продолжили предста­вители правоконсервативных кругов германской буржуазии.

Им было неугодно превращение верноподданного обывателя в самостоятельную личность, которая обладает всеми необходи­мыми правами и свободамц и потому уже более не является по­слушной марионеткой в руках всевластного государства. Для них свободная личность, к тому же имеющая надежные закон­ные гарантии своей свободы, являлась подлинным бедствием Германии.

Сильной была и традиция осуждения марксизма, возникшая в Германии во второй половине XIX в. Ярость его противни­ков, в особенности националистически ориентированных, про­воцировалась, с одной стороны, интернационалистской окрас­кой марксизма, а с другой — еврейским происхождением его творца.

«Мыслительный материал», пошедший на постройку нацио­нал-социалистической (немецко-фашистской) идеологии, во­брал в себя самые худшие (с точки зрения общечеловеческих ценностей) продукты в истории немецкой (впрочем, не одной только немецкой) духовной культуры. Никакие средства не бы­ли низкими, никакие приемы не были предосудительными для тех, кто добывал и компоновал такой материал. Опираясь на него, национал-социалисты развивали свои представления о политике, господстве, государстве и т. д.

Идейное ядро этих национал-социалистических представле­ний — Проект тоталитарной политической власти. Основное его содержание составляют следующие утверждения. Тоталитарная политическая власть есть то единственное организационное устройство, которое одно интегрирует всю нацию в сплочен­ную целостность, наводит в ней порядок и полно представляет все ее интересы. Данная власть есть институциональная систе­ма, которая берет под свой абсолютный и непререкаемый идео­логический, политический (а по возможности и экономиче­ский) контроль как все общество в целом, так и важнейшие сферы его жизнедеятельности.

В системе тоталитарной политической власти государству отводилось отнюдь не центральное, а куда более скромное ме­сто. По убеждению национал-социалистов, государство должно быть лишь одним из элементов (но вовсе не главным) герман­ской политической общности. Она имеет тройственное члене­ние. Ее образуют: 1) «движение» (т. е. национал-социалистиче­ская немецкая рабочая партия); 2) «государство» (собственно государственный аппарат); 3) «народ» (т. е. немцы, сорганизованные в различные непартийные и негосударственные объеди­нения).

В структуре германской политической общности безогово­рочно приоритетной ее частью идеологами фашизма признава­лась их партия - Национал-социалистическая немецкая рабо­чая партия (немецкая аббревиатура - НСДАП). Они считали ее объединением, собравшим под свои знамена элиту, лучших людей нации, которые в силу свойственных им качеств одни имеют исключительное право руководить страной. Подобными качествами не обязательно являются родовитость или знат­ность, богатство или образованность. К избранным принадле­жат те, кто обладает энергией, способностью лучше других по­нять и воплотить требования «национального духа», кто готов идти на все ради достижения такой цели.

Какие политико-идеологические установки определяли кон­кретные особенности положения национал-социалистической немецкой партии внутри германской политической общности? Во-первых, ориентация на устранение с социальной арены всех политических партий и общественных группировок, кроме са­мой фашистской партии и подчиненных ей организаций, т. е. установка на утверждение в Германии фашистской однопар­тийной политической системы. Во-вторых, курс на превраще­ние фашистской партии в монопольного обладателя публично-властных прерогатив и в институт, осуществляющий монополь­ное идеологическое господство. В-третьих, линия на установле­ние безраздельного контроля фашистской партии над государ­ством и лишение последнего роли самостоятельного политиче­ского фактора.

Диктат нацистской партии Над Государством Предлагалось обеспечить с помощью ряда средств. В особенности упор де­лался на «унификацию» партии и государства. Точнее говоря, на срастание нацистской партии с государством и на осуществ­ление этой партией полновластного руководства им. Конкретно под «унификацией» понималось проведение комплекса опреде­ленных практических мер. Укажем некоторые из них. Назначе­ние на все мало-мальски заметные государственные посты ис­ключительно членов нацистской партии. Принадлежность к ней - первая и важнейшая привилегия при занятии государст­венной должности. Сосредоточение на самом верху политиче­ской пирамиды государственной и центральной партийной вла­сти в одних и тех же руках. Узаконение самим государством повсеместного партийного контроля над всеми государствен­ными органами, их кадрами и деятельностью. Передача госу­дарственных функций органам нацистской партии. Слияние родственных, «однопрофильных» государственных и партийных формирований. Установление государственной платы (подобно жалованью чиновникам) партийным функционерам, которые занимаются собственно партийно-организационной и агитаци­онно-разъяснительной работой.

Одновременно подчеркивалась также потребность и в сохра­нении немалого числа внешних, сугубо институциональных различий между партией и государством. Мнение об удержании названных различий базировалось на той посылке, что органи­зационное, формальное несовпадение партии и государства со­ответствует глубокой исторической традиции (отход от которой принесет больше издержек, чем дивидендов) и является по прагматически-политическим мотивам целесообразным.

Фашистско-партийному государству, по мысли его конст­рукторов, подлежало стать (и оно стало!) полной противопо­ложностью демократически-правового государства, которое они отвергали как противное природе германской нации уста­новление. Что не устраивало их в этом типе государства? От­сутствие в нем режима личного господства и носителя принци­пов подлинной государственности. Вызывали неприязнь нор­мальное состояние общества в качестве предпосылки правового государства и легальность, якобы заменившая собой справедли­вость. Отталкивали парламентаризм и многопартийная систе­ма, плюрализм политических сил и их влияние на государство, равенство всех перед законом и судом.

Идеалом же рисовалось государство, в котором покончено с демократией, преодолены индивидуализм и раздробленность буржуазного общества. Такое государство должно было сло­житься на расовой основе и структурироваться по сословиям, сотрудничающим во имя высших интересов нации. В нем нет места гражданам, там все — подданные, которые обязаны слу­жить государству и исполнять его приказы. В этом государстве торжествует постулат: решения (веления) сверху вниз, ответст­венность снизу вверх.

Шельмование концепции демократического правового госу­дарства, в котором приоритетными ценностями признаются личные свободы индивида, гарантии их осуществления, не по­мешало нацистским идеологам на свой лад воспользоваться категорией «правовое государство». Если Веймарская республика была, с их точки зрения, «формальным» правовым государст­вом, то повергший эту республику национал-социалистический «третий рейх» возник как «материальное правовое государство». «Материальное», ибо опиралось не на право, толкуемое в лега­листском смысле, а на право силы, вернее просто на физиче­скую силу.

Руководство таким государством должно было осуществ­ляться (либо уже осуществлялось) исключительно вождем (фю­рером) — Гитлером. Постулат о необходимости именно такого политического руководства государством, движением, народом, или «фюрер-принцип», Также Входит в ядро фашистской идеоло­гии.

Ее приверженцы видят в вождизме (Гитлер — олицетворе­ние верховного вождя) естественное следствие и завершение иерархического построения всякой расовой социально-полити­ческой общности. Для них вождизм — наилучшая форма орга­низации власти, упорядочения властных отношений. Вождист-ская система предполагает на каждой ступени партийной и го­сударственной иерархии соответствующего назначенного чиновника — начальника, который самолично и правильно ре­шает все, отнесенное к его компетенции. Свою власть он полу­чает от вышестоящего начальствующего лица, от него полно­стью зависит и непосредственно перед ним отвечает. Никакие представительные учреждения, тем более «низы», не могут вме­шиваться в прерогативы и деятельность начальствующих лиц (т. е. «фюреров» разных рангов).

На вершине всей иерархической пирамиды стоит одна фигу­ра — фюрер, вождь. По фашистским понятиям, фюрер уника­лен, он лучший из лучших: он самый одаренный и доблестный из всех своих современников. В нем воплощаются судьбы наро­да. В его руках сходятся нити организации иерархического го­сударства и единства жизни нации. Фюрер неприкасаем, стоит выше всякой критики. То, что он говорит, — всегда истинно, ему неведомы ошибки, заблуждения, и он всегда неизменно прав. Вождь фактически обожествлен. «Фюрер-принцип» вы­ступает синонимом безудержного культа вождя.

Фюрер персонифицирует волю народа, точно выражает его расовый дух. Поэтому авторитет его непререкаем, власть без­гранична. Она носит по преимуществу (в плане обоснования) мистический и личностный характер. Вождь — харизматический лидер. Беспрекословное выполнение приказов фюрера или приказов подчиненной ему касты фюреров меньшего ка­либра и есть осуществление чаяний народа. Между фюрером и народом нет (и быть не может) каких-либо посредников. Вождь и народ едины. Никакие представительные учреждения не в со­стоянии выражать общенародные интересы. На это способен только фюрер. Посему никто не должен хоть в малейшей степе­ни ограничивать его власть, его служение идее народа.

Субстратом государственности выступает «народ», «народная общность». Нацисты уверяли, будто «народ» для них - основопо­лагающая ценность. В государстве он, будучи первичным, изна­чальным образованием, обретает официальную организацион­ную форму своего бытия. Категорией «народ» (и различными производными от этой категории словосочетаниями) перенасы­щены тексты нацистских идеологов. В повышенном внимании к такому феномену, как народ, нет ничего предосудительного, порочного. Но сугубо ущербна, демагогически лжива его нацио­нал-социалистическая трактовка.

Зиждется она на нескольких посылках. Во-первых, на мах­рово расистском убеждении, что немецкий народ есть общ­ность людей, объединенных главным образом одной кровью. Постоянство, неизменность этой крови обеспечивает конти­нуитет и вечность немецкого народа. Сохранение биологиче­ской чистоты крови («арийской», «нордической» и т. п.) со­ставляет едва ли не наивысшую национальную цель. Во-вто­рых, на признании «закона целого», согласно которому «народная общность» как органическое целое не просто боль­шая по своим внешним размерам величина, но и величина бес­конечно более важная, чем сами по себе составляющие ее чле­ны; они значимы лишь как неотъемлемые частички этого гро­мадного целого. В-третьих, на представлении о монолитности немецкого народа, притом не только расово-биологической, но также политической, правовой, мировоззренческой.

Наряду с «фюрерпринципом» категория «народ», подвергну­тая нацистской обработке, предназначалась для искоренения теории и практики демократического правового государства. С ее помощью старались, в частности, опрокинуть один из устоев ли­берализма: взгляд на свободного независимого индивида как на ценность приоритетную в нормальном государственно-органи­зованном обществе. Нацистское кредо было радикально иным, прямо противоположным: «Ты - ничто, твой народ - все!»

Народ становился неким боготворимым сверх-Я, инстанци­ей, которая определяет человеческое существование вообще, детерминирует все деяния людей. Дабы покончить со свобод­ной автономной личностью, растворить гражданина в безликой унифицированной массе «народной общности», пропагандиро­валось то мнение, что отдельно взятый человек принадлежит в первую очередь не самому себе, а своему народу, ибо от него он получает жизнь и место в социальной жизни. Распространяя столь превратное мнение, нацистская пропаганда создавала миф об устранении в «третьем рейхе» дифференциации «народ­ной общности» на гражданское общество и государство, об от­сутствии при нацистском строе противостояния личности госу­дарству.

Индивид, заключенный в железные тиски «народной общ­ности», лишен пространства своей автономной жизнедеятель­ности, гарантированного от произвольного вторжения партии и государства. Такое пространство исчезло, как исчез и свобод­ный гражданин. Его заменил преданный член «народной общ­ности», совершенно всем ей обязанный и полностью ей подчи-ненный. Он существует ради нее. Его ничуть не заботит защита и реализация собственных прав и свобод. Он озадачен лишь тем, чтобы содействовать сохранению и преуспеванию народа как целостности.

Согласно нацистскому канону, Истинный немец, «народный товарищ», повязан непреходящей ответственностью перед герман­ской нацией. Ответственность эта выражается в самых разных формах, и от нее он никак не может уклониться, ибо по приро­де своей - вечный должник «народной общности», государст­ва. Зато государство ничего не должно ему; перед ним и ему подобными оно никакой ответственности не несет.

С проникновением нацистских идей в германскую юриспру­денцию она стала радикально меняться и быстро утрачивать черты профессионального научно-правового знания, приходить в упадок. Национал-социалистски ориентированные авторы яростно атаковали мировоззренческие устои традиционной ев­ропейской теории права: рациональное мышление, искусство аргументации, открытость критике, толерантность, отсутствие национальных барьеров и т. п. В борьбе с этими устоями на первый план выдвигались такие вещи, как вера в фюрера, здо­ровая народная сентиментальность, дух «крови и почвы», пре­дубеждения разного рода, иррационализм, мистика и проч.

Своей собственной логически цельной теоретико-правовой системы германский фашизм не создал. Термин «право», ко­нечно, употреблялся. Но в качественно ином, нежели ранее, смысле. Антиюридизм нацистских правоведов выражал себя по-всякому. В частности, через отрицание ими «нормативной юриспруденции», правового позитивизма как учения сугубо формалистического, наднационального, игнорирующего «мате­риальные» слагаемые права: «справедливость», «народность» и др. Под сурдинку неприятия правового позитивизма вообще отвергались понятия «личность», «субъект нрава», «правовое достояние», «интерес», «правомерность», «правоспособность». Субъективное право в новую эпоху (т. е. при нацистском режи­ме) объявляется вообще несуществующим. Его нет, поскольку немцы, «народные товарищи», имеют лишь обязанности, кото­рые во сто крат важнее каких-либо правомочий.

На базе такого нигилизма ничего сколько-нибудь стоящего, конструктивного в области науки права сделать нельзя. Оттого и набор высказываний нацистских деятелей о праве почти це­ликом состоит из пустых формул и банальностей, чей юриди-ко-содержательный смысл почти невозможно уловить. Немно­гое можно узнать о своеобразии правопонимания тех, напри­мер, кто усматривает сущность и задачи права в согласии чувств и воли всех «товарищей по праву», кто квалифицирует право в качестве внешней оболочки, способной иметь какое угодно внутреннее наполнение, кто оценивает римское право как холодное и индивидуалистическое и кто фактически не идет дальше приведенных и аналогичных им нелепостей.

В чем же все-таки заключается специфика национал-социа­листического правопонимания? Признание правообразующим Фактором, Почвой права расы, Национального Духа. Заявление, что нет никакого индивидуального, принадлежащего личности «прирожденного права», а существует лишь народно-расовое, детерминируемое расой право. «Право есть то, что арийцы оп­ределяют как «право». Измышление зависимости природы пра­ва от биологической материи особого рода (расы), от воли лю­дей («арийцев»), скроенных из подобной материи, понадоби­лось «для научного» обоснования концепции «особого права», расхожей среди нацистских правоведов. Их рассуждения на эту тему, быть может, как никакие другие обнаруживают катастро­фический (и страшный по своим практическим последствиям) разрыв нацистской юриспруденции с основополагающими началами права, в частности с таким исходным, как правовое ра­венство, равенство всех перед законом.

Провозглашенная нацистами максима: Право есть продукт расы, И потому им могут обладать, быть его носителями только субъекты, по крови принадлежащие к этой расе, нации, «на­родной общности», - логически обосновывала тезис, весьма близкий ей по сути. Этот тезис гласил: полноценными субъек­тами расово-народного права (а иного «третий рейх» не при­знавал) выступают лишь члены «народной общности», «народ­ные товарищи». Отбрасывалось и предавалось забвению уни­версальное, всеобщее правовое равенство. Взамен него насаждалось особенное, «расовое» («народное») равенство, из-за которого за пределами правового общения оказывались зна­чительные группы граждан «неарийской» крови.

Нацистские правоведы, взявшие на вооружение «фюрер-принцип», видели в вожде единоличного творца права. Потому они держались такой позиции: вопрос о том, что является пра­вом либо неправом, зависит исключительно от ответа (реше­ния) фюрера, ибо он - единственный источник права герман­ской нации. По их мнению, фюрер, вынося соответствующие решения относительно права, формулирует «народные законы жизни», которые не подчиняются каким-либо абстрактным правовым постулатам. «Все, что полезно народу, есть право; все, что ему вредит, - не право». Здесь отчетливо выражена еще одна характерная черта нацистской трактовки права - прямая постановка его на службу политической конъюнктуре, политической целесообразности.

Втеснив в общественное сознание (в том числе в юридиче­скую теорию) свое антинаучное, иррационалистическое право-понимание, национал-социалисты одновременно поставили крест и на правосудии как таковом. Прежде всего они лишили судебную власть подобающей ей самостоятельности, независи­мости. Имперское министерство юстиции установило полный контроль за деятельностью судов, связанной с вынесением ре­шений и приговоров. Фюрер присвоил себе прерогативы не только верховного судьи. Принцип «нет наказания без закона» был заменен постулатом «нет преступления без наказания». И это при том, что многие составы преступлений нарочито формулировались крайне расплывчато; таким образом откры­вался простор для произвола судей, в подавляющем своем большинстве раболепно служивших гитлеровскому режиму.

Фашистские идеологи выдвигали тезис, согласно которому преступное поведение, даже Не Подпадающее под признаки указанных в законе преступлений, должно наказываться, коль скоро будет сочтено оно «наказуемым в соответствии со здра­вым смыслом народа». Судьям предписывалось при принятии решений «в меньшей степени исходить из закона И в Большей из принципиальной идеи, что правонарушитель должен быть удален из общества». Сокрушение нацистами правосудия яви­лось закономерным итогом порочности их идеологии и поли­тики.

Национал-социализм в Германии (немецкий фашизм) был и, пожалуй, остается наиболее агрессивной формой национал-социалистической идеологии. Но она, как показывает истори­ческий опыт, может существовать и утверждаться также в дру­гих ипостасях, может мимикрировать, завлекать людей иными лозунгами и обещаниями. Однако во всех случаях ее распро­странение и упрочение смертельно опасно для цивилизации. Необходимо ясно представлять себе бесчеловечную суть и про­явления фашизма самых различных окрасок, чтобы противо­стоять ему и одерживать над ним верх.

< Попередня   Наступна >