Радник

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) - великий немец­кий юрист, философ, математик, один из ярких представителей раннего Просвещения в Германии. Будучи универсальным уче­ным, он внес выдающийся вклад в процесс обновления и раз­вития гуманитарных и естественных наук.

Свое юридическое образование Лейбниц получил в универ­ситетах Лейпцига и Йены. Наряду с юриспруденцией он изучал философию и математику. В 1666 г. он получил звание магист­ра философии за диссертацию «О комбинаторном искусстве». В том же году он стал доктором права, защитив докторскую диссертацию «О запутанных судебных делах».

В течение ряда лет (1668-1672) Лейбниц находился на службе в Майнцском курфюрстве и занимался вопросами со­вершенствования права и кодификации законодательства. В 1672-1676 гг., продолжая свои научные занятия, посетил Па­риж, Лондон, Голландию, изучал состояние науки в разных ев­ропейских странах, встречался с выдающимися учеными и по­литиками той эпохи, установил с ними прочные связи, вел об­ширную переписку. С 1676 г. и до конца жизни он занимал высокую должность тайного юстицсоветника двора герцогов Ганновера, занимался вопросами права, политики и экономи­ки, выполнял дипломатические поручения внутригерманского и общеевропейского характера. Такую же должность тайного юстицсоветника Лейбниц занимал при австрийском и бранденбургском дворах, а в дальнейшем - и при русском дворе.

Выдающихся успехов Лейбниц добился и в области естест­венных наук, особенно в математике, где независимо от Нью­тона открыл дифференциальное и интегральное исчисление и первым опубликовал в печати результаты своих математических открытий. Изобретенная им счетная машина положила начало созданию счетно-решающей техники, в русле развития которой в XX в. возникла кибернетика.

Лейбниц был неутомимым пропагандистом и умелым орга­низатором науки, членом научных обществ и академий наук Парижа, Лондона, Вены и Рима, создателем и первым прези­дентом Берлинской академии наук.

Воодушевленный реформаторской деятельностью Петра I, Лейбниц приложил много усилий для распространения в Рос­сии достижений европейской науки, техники, образования и просвещения. В личных беседах с русским царем, в многочис­ленных письмах, реформаторских проектах и программах Лейб­ниц постоянно развивал свои мысли о необходимости и благо­творности создания в России собственной академии наук, орга­низации разветвленной системы школьного и университетского образования, научно-исследовательских центров, публичных библиотек и музеев, внедрения достижений науки и техники в народное хозяйство страны. По указу Петра I от 1 ноября 1712 г. Лейбниц был принят на русскую службу в качестве тай­ного юстиц-советника с годовым жалованьем в 1000 талеров.

По поводу связанного с его службой поручения представ­лять соображения о русском законодательстве, в том числе о судоустройстве и административном управлении, Лейбниц не­сколько шутливо говорит о своих обязанностях в качестве «рус­ского Солона»: «Вам покажется странным, что мне придется быть в известном смысле русским Солоном, хотя и издалека. Так как, по моему мнению, самые краткие законы, как, напри­мер, десять заповедей или двенадцать таблиц древнего Рима, лучше всех других законов и так как на этот предмет с самых ранних пор были обращены мои размышления, то поручение царя меня нисколько не затруднит».

Выполняя поручения по русской службе, Лейбниц, помимо подготовки многочисленных проектов об организации науки и образования в России и различных конкретных мер по их реа­лизации, занимался вопросами истории русского государства и законодательства и разработкой предложений по их модерниза­ции в условиях петровских преобразований. В направленном

Петру I проекте об устройстве коллегий в России, в числе кото­рых предусматривалась и «ученая коллегия», Лейбниц, в част­ности, писал: «Опыт достаточно показал, что государство мож­но привести в цветущее состояние только посредством учреж­дения хороших коллегий, ибо как в часах одно колесико приводится в движение другим, так и в великой государствен­ной машине одна коллегия должна приводить в движение дру­гую, и если все устроено с точною соразмерностью и гармони­ей, то стрелка жизни непременно будет показывать стране сча­стливые часы. Но как по различию часов одни требуют большего, другие меньшего количества колес, так бывают раз­личны и государства, а потому никак нельзя установить для всех одинакового числа коллегий».

Также и в других вопросах Лейбниц, пропагандируя евро­пейские достижения в области государственно-правового строительства, постоянно подчеркивал необходимость учета особенностей, первоочередных задач и возможностей петров­ской России и предостерегал против слепого копирования за­рубежного опыта, которому к тому же присущи не только до­стоинства, но и свои существенные недостатки. Так, касаясь вопросов реформирования суда, Лейбниц отмечал сложность и неоднозначный характер последствий внедрения в России ев­ропейского судопроизводства: «Я сомневаюсь, чтобы царю нужны были юристы, и мне кажется, что он, скорее, желает обойтись без них из опасения ввести вместе с ними кляузниче­ство. Очень трудно удержаться в середине между судебным кля­узничеством, которое господствует в нашем судопроизводстве, и насильственным произволом турецкого визиря или паши».

Также и в своей многообразной дипломатической деятельно­сти, которой он успешно занимался с молодых лет до конца жизни, Лейбниц выполнял ряд поручений русского двора, со­действовал расширению международных связей России и укреп­лению ее позиций во внутригерманской и общеевропейской по­литике, направленной на полное освобождение Европы от ту­рок, на прекращение войн и утверждение мира между европейскими государствами.

Лейбниц был горячим поборником веротерпимости, согла­сия и единения всех направлений христианства, включая и православие.

Веротерпимость и согласие различных христианских кон­фессий в самой Германии Лейбниц считал важным шагом на пути к преодолению феодальной раздробленности страны и формированию единого централизованного немецкого государ­ства.

Политико-правовые взгляды Лейбница тесно взаимосвязаны с его общенаучными и метафизическими (философскими и теологическими) воззрениями. Созданное Богом мироздание - это, по Лейбницу, лучший из возможных миров, в котором ца­рят божественно предустановленная гармония, согласованная деятельность и прогрессивное развитие бесконечного множест­ва монад. Под монадой (от греч. монас - единица) он имеет в виду индивидуальную субстанцию всего сущего, нечто немате­риальное, единое и неделимое, некий «бестелесный автомат», обладающий автаркией (самодостаточностью), самостоятельно­стью. Сущность монады - это деятельность. Самодеятельность монад, постоянная смена их внутренних состояний представля­ет собой актуализацию их внутреннего потенциала, раскрытие и развертывание исходно заложенного в них субстанциального содержания.

Каждая монада обладает представлением (восприятием) и влечением (стремлением). Лейбниц характеризует монады как бессмертные «жизненные начала», распространенные во всей-природе. Воспринимая в себя весь космос, каждая монада как «зеркало вселенной» представляет собой микрокосмос. В неор­ганическом мире монады - это субстанциальные формы; мо­нады, обладающие чувством, - это души; монады, обладающие разумом, это - духи. Все мироздание - это непрерывная лест­ница монад: от низших монад до разумного человеческого духа. Высшей монадой является Бог - творец всех других монад, но­ситель вечных истин, творец мировой гармонии и гарант совер­шенства мира.

В рационалистической «теодицее» (богооправдании) Лейб­ница подразумевается «философский» Бог, главным атрибутом которого является разум, а сущностью - чистая деятельность. По поводу наличия зла в созданном Богом мире Лейбниц отме­чает: «Зло можно понимать метафизически, физически и мо­рально. Метафизическое зло Состоит в простом несовершенстве, Физическое зло - В страдании, а Моральное зло - В грехе. Так как физическое и моральное зло не необходимы, то достаточ­но, чтобы они были возможны в силу вечных истин... В этом и состоит божественное определение о допущении зла».

В области присущих Богу вечных истин, внутри Божествен­ного ума «пребывает не только первоначальная форма добра, но и начало зла». Без возможности зла невозможно и добро: «Говоря, что зло допущено как Conditio Sine Qua Поп (т. е. как не­пременное условие. - В. Н.) Добра, я понимаю это не в смысле принципа необходимости, а в смысле принципа соответствия; допускаемое мною предопределение всегда надо понимать в смысле побуждения и никогда - в смысле принуждения». Это побуждение ко злу присуще и соответствует не Богу, а самим несовершенным и ограниченным созданиям, которые сами своими действиями производят зло.

Подобное ограниченное и несовершенное создание, стано­вясь причиной греха, замечает Лейбниц, бывает причиной зла по некоторой недостаточности, подобно тому как заблуждения и дурные склонности возникают от некоторого лишения и по­добно тому как лишение становится действенным лишь по слу­чаю. Бог ожесточает не тем, что сообщает душе нечто злое, а тем, что действие его благого влияния ограничивается сопро­тивлением души и обстоятельствами, способствующими этому сопротивлению, когда Бог дарует не все благое, способное пре­взойти зло. Но если бы Бог захотел сделать больше, то ему надо было бы с помощью каких-то чудес изменить природу имею­щихся созданий или создать новые творения, чего «наилучший Замысел» Не мог допустить, подобно тому как, например, не мог допустить, чтобы течение реки было быстрее, чем допуска­ет ее уклон. «Ограниченность или изначальное несовершенство созданий, - замечает Лейбниц, - производит то, что наилуч­ший замысел универсума не может быть свободен от известно­го зла, которое тем не менее превращается в наибольшее благо. Это в некотором роде беспорядки в частностях, которые, одна­ко, удивительным образом открывают красоту целого, подобно тому как некоторый диссонанс, допущенный кстати, делает гармонию более прекрасной». Так что в целом можно сказать: все к лучшему в этом лучшем из миров.

Бог, поясняет Лейбниц, Прежде Желает блага, а Затем - наи­лучшего. В отношении сущности зла Бог совершенно не желает морального зла и отнюдь не желает физического зла или стра­даний, поэтому-то и нет безусловного предопределения к осуж­дению; да и физического зла Бог желает как должного наказа­ния за вину или в виде средства для цели, т. е. для предупреж­дения больших зол и для достижения наибольших благ.

Наказание Равным образом служит и в качестве устрашения, и зло часто ведет к большему ощущению добра и иногда также приводит к большему совершенству того, кто его творит. Но Лейбниц подчеркивает, что никоим образом нельзя нарушать правило: «Не следует совершать зла, чтобы достичь добра».

Из своих суждений о добре и зле Лейбниц заключает, что человек должен постоянно стремиться к лучшему, трудиться над самим собой и добиваться своего морального самосовер­шенствования. Хотя абсолютная свобода и чистая деятельность, свободная от всякого зла, доступны лишь Богу, но и «человек Свободен». Как разумное и духовное создание, высшая из всех земных монад он способен к самопознанию и самоопределе­нию и благодаря этому является самостоятельной личностью, свободным существом, обладающим свободой выбора, возмож­ностью моральной мотивации своих поступков и успешного морального совершенствования на пути к лучшему. Между людьми как духовными созданиями и Богом, подчеркивает Лейбниц, существует не только «отношение машины к мастеру, но и отношение гражданина к государю; они должны сущест­вовать, пока существует универсум».

Корень свободы человека - его разумность. «Понимание, - подчеркивает Лейбниц, - есть как бы душа свободы, а прочее составляет как бы ее тело и основание. Свободная субстанция определяет сама себя, и определяет себя посредством благого мотива, понятого разумом, который ее склоняет, но не прину­ждает. Все условия свободы содержатся в этих немногих сло­вах».

Лейбниц, отмечая двусмысленность термина «свобода», раз­личает свободу юридическую и фактическую. Под юридической свободой он, по существу, имеет в виду абстрактную право­субъектность и правоспособность лида. «Согласно Юридической Свободе, - замечает он, - раб совсем несвободен, крепостной не вполне свободен, но бедняк столь же свободен, как и богач. Фактическая свобода Заключается либо в силе делать то, что хо­чешь, либо в силе хотеть как должно». Характеризуя фактиче­скую «свободу действий», Лейбниц подчеркивает ее зависи­мость от реального положения и состояния лица: «Вообще го­воря, тот, у кого больше средств, более свободен делать то, что он хочет».

Согласно лейбницевской диалектике свободы, необходимо­сти и случайности, свобода воли (свободные действия, свобода выбора) отлична от разума, предполагает случайность, а не не­обходимость акта воли и в этом смысле противоположна абсо­лютной (метафизической) необходимости. При этом разум (с помощью соответствующих доводов) может детерминировать волю, но способом, который «склоняет, не принуждая». В этой связи Лейбниц считает удачным положение Аристотеля, Что свободные действия - это такие действия, которые не просто спонтанны (случайны), но еще и вдобавок обдуманны.

Человек, обладающий свободой воли и разумом, как ма­ленький бог свободно действует в своем мире. «Поэтому, - за­мечает Лейбниц, - человек есть малый бог в своем собствен­ном мире, или в микрокосмосе, управляемом им на свой ма­нер; он творит в нем нечто удивительное, и его искусство часто подражает природе». Свободная воля людей проявляет себя по-разному и нередко приводит к большим прегрешениям. При этом человек испытывает зло по мере своей вины и подвергает­ся наказанию, но Бог своим удивительным искусством превра­щает все прегрешения этих малых миров в величайшее украше­ние своего великого мира.

Подобные положения, подчеркивает Лейбниц, следует рас­сматривать не только как приятные и утешительные, но и как вполне истинные. Тем более что в универсуме нет ничего ис­тиннее счастья и приятнее истины. «К довершению красоты и общего совершенства Божественных творений, - отмечает он, - следует признать, что во всей вселенной совершается из­вестный непрерывный и свободный прогресс, который все больше продвигает культуру. Так, цивилизация с каждым днем охватывает все большую и большую часть нашей земли. И хотя верно, что некоторые ее части дичают или же разрушаются и подавляются, но... эти разрушения и падения способствуют достижению более высокой цели». И в этом бесконечном раз­витии и движении к более высоким ступеням совершенства и культуры нет какого-либо предела для прогресса.

С этих оптимистических позиций Лейбниц защищает пре­дустановленную гармонию этого лучшего из миров от разного рода его пессимистических оценок и трактовок. Так, он считает преувеличением положение французского философа П. Бейля О том, что человек зол и несчастен, что всюду тюрьмы и больни­цы, а история - это лишь собрание преступлений и несчастий рода человеческого. На самом деле, замечает Лейбниц, в жизни людей несравненно больше добра, чем зла, как несравненно больше домов, чем тюрем. Заблуждение историков, подчерки­вает Лейбниц, состоит в том, что они обращают внимание больше на зло, чем на добро, между тем как главная цель исто­рии, равно как и поэзии, состоит в том, чтобы посредством примеров учить благоразумию и добродетели и изображать по­рок в таком виде, чтобы это возбуждало отвращение и позволя­ло или помогало избежать его.

В русле своего учения о предустановленной гармонии Лейб­ниц трактовал историю (священную и гражданскую) как актуа­лизацию, развертывание и выражение Божественного замысла. «История, - писал он, - есть зеркало Божественного провиде­ния и представляет нам Бога облеченным нравственностью, по­скольку Он проявляет себя не только как первоисточник (принцип) вещей (как в метафизике и в математике), не только как изобретатель удивительных машин (как в физике), но и как управитель духов в этом мировом государстве. И проявляет Он себя так, как будто он один из наших близких, т. е., следова­тельно, некий Дух, к нам наилучшим образом расположенный; таким образом Он раскрывает человеческому роду свою беско­нечную благость и в отношении руководства империями, и в отношении сокращения наших путей к спасению... Граждан­ская история, в которую я включаю и современную, указывает на Его неограниченную волю».

Власть земных правителей Лейбниц уподобляет власти Бога в «мировом государстве». «Бог, как зиждитель всякого поряд­ка, - писал он, - управляет всем своею невидимою десницею мудро и законно. Боги этого мира, представляющие образчик божьего могущества, должны устроить свое правление по обра­зу небесной державы, если хотят за свои большие труды насла­ждаться процветанием своего государства».

С этих же позиций своей рационалистической теологии Лейбниц замечает, что «человеческие законы» Должны служить «как бы ограждением для божественного закона, чтобы отвра­тить нас от порочных устремлений, приучить к добру и сделать для нас добродетель обычной». Это, отмечает он, было целью Моисея и других хороших законодателей, а также Иисуса Хри­ста.

Однако Вопросы государственной власти и законов Лейбниц, имея в виду тогдашнее деление наук по четырем профессиям и факультетам (теологии, юриспруденции, медицины и филосо­фии), относит к предмету юриспруденции, а не теологии. Более того, он как профессиональный юрист (теоретик и практик) са­му теологию трактует как своеобразную юриспруденцию. Отме­тив, что «теология занимается вечным блаженством», Лейбниц с характерным для него юридическим взглядом на вещи добав­ляет: «Она своего рода юриспруденция, занимающаяся тем, что считают относящимся КForo Interna (внутреннему суду), и опе­рирующая невидимыми субстанциями и духами». Предметную область юриспруденции Лейбниц определяет следующим обра­зом: «Предметом юриспруденции Являются государственная власть и законы, цель которых - человеческое счастье, по­скольку ему можно заметным образом содействовать извне. Но юриспруденция занимается главным образом лишь тем, что за­висит от природы духа, не вдаваясь в рассмотрение материаль­ных вещей, которые она использует в качестве средств. Таким образом, она заранее оставляет в стороне вопросы, связанные со здоровьем, силой и совершенством человеческого организ­ма, забота о которых возлагается на медицинский факультет».

Все предметы, не включенные в эти три высших факультета (теологический, юридический и медицинский), относились в те времена к сфере философского факультета, преподавателям ко­торого, в отличие от членов «высших факультетов», не давали «средств для практического самоусовершенствования». Лейб­ниц считал такое деление научных дисциплин несоответствую­щим правильной организации наук, одним из основных прин­ципов которой, по его мысли, должна быть тесная связь теории и практики. Кроме того, он поддерживал мнение о том, что не­обходимо создать и экономический факультет. В сложившихся условиях, отмечал Лейбниц, философский факультет рассмат­ривается как введение к другим факультетам: на философском факультете изучали историю, риторику, основы математики, «начатки теологии и естественного права, не зависящие от бо­жеских и человеческих законов» и оторванные от практики.

Между тем ученые, соединив теорию с практикой, могли бы стать «подлинными наставниками человеческого рода». Для этого необходимы глубокие изменения как в сфере самой нау­ки (обновление методов научных исследований, создание и со­трудничество научных обществ и академий наук в европейских странах, формирование «республики ученых» и т. д.), так и в области «государственного управления» (утверждение новых отношений между государством и наукой, проведение государ­ствами активной и продуманной политики по поддержанию и развитию естественных и гуманитарных наук, внедрению их достижений в практику и т. д.). «И когда я, - писал Лейб­ниц, - думаю о росте человеческого знания за последний век или два и о том, как легко было бы людям продвинуться не­сравненно дальше, чтобы стать более счастливыми, то я не от­чаиваюсь в том, что человечество добьется значительных успе­хов в более спокойные времена при каком-нибудь великом го­сударе, которого Бог поставит для блага человеческого рода».

Этими гуманистическими идеями научного прогресса и про­свещения во имя блага людей пронизаны и все политико-пра­вовые взгляды великого ученого.

Лейбниц был убежденным сторонником Просвещенной мо­Нархии, В которой власть действует справедливо на основе и в рамках божественных и человеческих законов во имя общего блага, включающего в себя также свободу и частные интересы людей. Сопоставляя земное государство и божественное «миро­вое государство», он писал: «Подобно тому как в хорошо устро­енном государстве, насколько возможно, осуществляется забота об отдельных лицах, так и универсум не может быть совершен­ным, если при сохранении общей гармонии в нем не соблюда­ются частные интересы».

Цель государственной власти и законов - «человеческое счастье, поскольку ему можно заметным образом содействовать извне». Подчеркивая взаимосвязь и единство Общего блага и счастья каждого, Лейбниц считал, что «в этом отношении нель­зя было установить лучшего правила, чем закон, утверждаю­щий, чтобы каждый участвовал в совершенстве универсума и своим собственным счастьем, соразмерным его добродетели и воодушевляющему его доброму стремлению к общему благу».

Защищая свои идеи и представления о просвещенной мо­нархии, Лейбниц критиковал деспотические формы правления, но вместе с тем, считаясь с социально-политическими реалия­ми своей эпохи, достаточно примиренчески относился к абсо­лютным монархиям тогдашней Европы и княжескому абсолю­тизму в феодально раздробленной Германии. При этом он по­лагал, что по мере прогресса науки, техники и культуры и повышения благосостояния населения в европейских странах постепенно и повсеместно утвердятся и будут развиваться все более и более гуманные, совершенные и просвещенные формы правления, государственного управления и законодательства, а параллельно с этим будет расширяться и углубляться мирное и плодотворное сотрудничество всех европейских государств, на­родов и ученых.

Существенную роль в этом процессе совершенствования внутригосударственных и международных отношений должны, по мысли Лейбница, сыграть науки и практическое примене­ние их достижений. В этой связи он пропагандировал идею со­трудничества и Союза ученых и политиков, Необходимость госу­дарственной поддержки науки, без чего невозможно улучшение государственных дел, облегчение бремени народа, развитие экономики, мануфактурного производства, земледелия, воен­ной науки и техники, приумножение богатства страны. Ошиб­ки правителей и политиков, пренебрегающих науками, наносят «большой ущерб государству» и в тех случаях (вопросы войны и мира, государственной жизни, судопроизводства, экономики, военного дела и т. д.), когда требуется «тщательнейшая оценка и почти математическая строгость» для того, чтобы установить, «от чего зависит общественное благо». Здесь Лейбниц, по сути дела, говорит о необходимости организации и осуществления надлежащей научной экспертизы наиболее важных государст­венных решений с позиций такого критерия, как «обществен­ное благо». Только там, где наука занимает подобающее ей ме­сто и принимает активное участие в решении важных проблем в жизни страны, «государство держится собственной силой» и способно успешно вести свою внутреннюю и внешнюю поли­тику.

Многие особенности трактовки Лейбницем проблем госу­дарства обусловлены спецификой его Естественно-правовых воз­Зрений. Различая естественное и позитивное право, Лейбниц под Естественным правом Имеет в виду тот разумный и справед­ливый порядок (его смысл, логику, требования, правила), кото­рый выявляется и постигается человеческим разумом в божест­венно предустановленной гармонии мироздания. Первооснова права (как естественного права), таким образом, - это разум­ная природа вещей, а человеческое право (законы и другие ис­точники позитивного права) устанавливается по воле государ­ственных властей, которые при этом должны руководствоваться требованиями естественного права. Закон (позитивное право) должен, следовательно, соответствовать естественному праву, быть разумным и справедливым.

В своей трактовке права Лейбниц использовал ряд естест­венно-правовых идей прежних мыслителей, в том числе и положения Аристотеля О справедливости как свойстве права, о различных видах справедливости и т. д. Присоединяясь к высо­ким оценкам учения Аристотеля со стороны Цицерона и Фомы Аквинского, Лейбниц продолжает: «То, что он писал о нравст­венности, весьма прекрасно и добыто из жизненного опыта, а также чрезвычайно полезно для юристов, а поэтому должно быть признано теми молодыми людьми, которые собираются приступить к общественным занятиям... А в политике и рито­рике Аристотель царствует полновластно».

Лейбниц различает следующие два вида справедливости: 1) универсальную справедливость (Iustitia Universalis), Которая в качестве правила морального совершенствования требует «жить честно»; 2) Партикулярную справедливость (Iustitia Particularis), Которая требует соблюдения двух правил - «воздавать каждому свое» и «никому не вредить».

Далее Лейбниц, во многом следуя Аристотелю, выделяет две разновидности партикулярной справедливости: 1) распределяю­Щая справедливость По правилу «воздавать каждому свое», кото­рое применяется в сфере публичных отношений соответствен­но мере добродетелей, достоинств и заслуг тех или иных инди­видов; 2) Уравнивающая справедливость Менового (обменного) характера по правилу «никому не вредить», действующему в сфере частных (приватных) отношений, где все люди равны и значимо различие не лиц, а их конкретных деяний. Осуществ­ление в сфере земной жизни требований партикулярной спра­ведливости с помощью принудительных законов государства является, по смыслу подхода Лейбница, частичной реализацией требования универсальной справедливости «жить честно». Пол­ная же реализация этого требования осуществляется в сфере (и в плане) совершеннейшего государства под управлением Бога, где все справедливое получает действительность, где ни­какое добро не остается без соответствующего награждения, а никакое зло - без надлежащего наказания.

Оценивая значение требований этих различных видов спра­ведливости в их взаимосвязи и единстве, Лейбниц отмечал: «Общественное счастье состоит не только в том, чтобы мы не страдали, но и в том, чтобы мы работали для общего блага, ко­торое потом возвращается нам». Земное государство, устанав­ливая требования и запреты для людей, определяя границы их свободы, должно постоянно руководствоваться образцом «наи­Лучшей республики» (Optima Respublica), В которой «все блага находятся в руках государства, и люди могут пользоваться блага­ми лишь соответственно своей добродетели и заслуг».

Определяя правила различных видов справедливости, Лейб­ниц использует (хотя и в другой концептуальной схеме) извест­ное положение римского юриста Ульпиана О требованиях права: «Предписания права суть следующие: жить честно, не чинить вред другому, каждому воздавать то, что ему принадлежит».

Естественно-правовые положения римских юристов лежат в основе и той концепции «рациональной юриспруденции», Кото­рую Лейбниц начал разрабатывать еще в молодые годы. Замы­сел концепции состоял в том, чтобы «уложить в кратчайшие слова, по образцу древнего непрерывного Эдикта (кодекса, со­ставленного при римском императоре Адриане около 125 г. -В. #.), элементы права, содержащегося в Римском правовом корпусе, с тем чтобы из них затем вывести и как бы доказать все его законы».

Поиски формализованных основ (аксиом) всего римского права, приведшие в дальнейшем Лейбница к целому ряду фун­даментальных идей (об общем аксиоматически-математическом методе выражения всех истин разума, об универсальном знако­вом языке изложения положений всех наук, искусстве откры­тия новых знаний, комбинаторике понятий и т. д.), стимулиро­вались и подкреплялись рядом обстоятельств. И прежде всего тем, что «невероятно тонкие», ясные и убедительные, как ак­сиомы в геометрии, ответы римских юристов по правовым во­просам, сохраненные в Дигестах, в своей значительной части «возникли почти полностью как развитие положений естест­венного права, а остальные выводились с тою же последова­тельностью из немногих оснований, хотя и произвольных, но по большей части извлеченных из государственной практики». Другое важное обстоятельство состоит в том, что, хотя не все римское право (например, положения императорских рескрип­тов и т. д.) входит «в состав чистого естественного права», но это не меняет сути дела, «тем более что, как можно смело ут­верждать, половина римского права принадлежит чистому есте­ственному праву, и общеизвестно, что почти вся Европа поль­зуется этим правом и оно нигде не оспаривалось открыто в ме­стных обычаях».

Разработка формализованно-аксиоматического метода для юриспруденции была для Лейбница, с одной стороны, про­должением соответствующих идей и достижений предшествующей юридической мысли (от римских и средневековых юристов до Гроция и других авторов Нового времени), а с другой стороны, это одновременно было также в определен­ной мере исходной пробной частью реализации в хорошо из­вестной ему юридической сфере более глобального научного замысла - создания (в духе Ф. Бэкона И других новаторов и реформаторов науки в Новое время) «начал и образцов новой всеобщей науки, служащей устроению и преумножению зна­ний на благо народного счастья». Существо нового метода та­кой науки состоит, согласно Лейбницу, в «искусстве откры­тия», включая «новое замечательное исчисление» и изложение «способа представления доказательств относительно любых предметов - доказательств совершенно твердых и равных ма­тематическим и даже высших в сравнении с математически­ми... И стоит только взяться за перья, как уже будет достаточ­но, чтобы двое спорящих, отбросив словопрения, сказали друг другу, Давайте посчитаем!».

Также и в значимой для юриспруденции сфере познания новый методологический подход содержит надлежащий «спо­соб, сообразный рассмотрению самих вещей», в частности: «Элементы науки о нравственности и гражданском обществе, а также о естественном праве и общественном благе; в этой час­ти речь пойдет и о подданных, нуждающихся в значительном облегчении гнета для еще большего благоденствия самих пра­вителей, и о воинском искусстве».

В плане юридической методологии большой интерес пред­ставляют идеи Лейбница о том, что доказательственное значе­ние имеют не только математические и логические суждения, но и любое строгое и последовательное Рассуждение по опреде­Ленной форме. «Всякое рассуждение, делающее вывод В силу са­Мой формы, Т. е. всегда приводящее к результату, если подстав­лять вместо одного примера любой другой, обладает правиль­ной формой» и в полной мере обладает «силой умозаключения». «Особенно же, - подчеркивает Лейбниц, - следует обратить внимание в этих аргументациях на Значение формы, Связываю­щей их как некий торжественный и обязательный обряд, не по­зволяющий мысли блуждать и спотыкаться».

Очевидно, что всеми свойствами такой доказательственной формы обладает в наибольшей мере именно Правовая форма Ар­гументации, доказательств, суждений и умозаключений, по­скольку уже само право как предмет всех этих юридических суждений и умозаключений является Общеобязательной формой, Т. е. правовым порядком отношений по общеобязательным правилам (нормам). Формальность Как необходимое свойство права - основа всех тех Формализации (в процессе его установ­ления, толкования и применения), которые внутренне присущи юридическому подходу вообще и обобщенно именуются Юриди­ческим формализмом.

Обосновывая свою идею о методологическом значении ус­тоявшейся «правильной формы», которая «как некий торжест­венный и обязательный обряд» связывает и упорядочивает рас­суждения о соответствующем предмете и придает им доказа­тельственную «силу умозаключений», Лейбниц отмечает, что это имеет место не только в школьных формулах, геометриче­ских доказательствах, арифметических вычислениях, в бухгал­терских книгах, налоговых документах и т. д., но также и «в са­мих судебных актах, и в юридическом процессе, совершающем­ся в должном порядке и тем лучше, чем лучше законы в государстве, регулирующие эти отношения». А в римском пра­ве, которое Лейбниц профессионально изучал и высоко оцени­вал, правовые формы, процедуры, формулы и т. д., особенно в ранний период, вообще носили сакральный характер.

Разработка надлежащей формы в праве (и шире говоря -адекватных положений догмы права и юридической логики) имеет, согласно лейбницевской новой методологии познания и доказательных рассуждений, такое же значение, как создание формул или каких-то общих законов в математике и логике. Сочинения Римских юристов, Подчеркивает он, «свидетельству­ют, что нет других авторов, которые больше, чем эти юристы, приблизились бы к славе и достоинству геометров по постоян­ству обозначений, адекватности формы, по силе и убедительно­сти заключений, по прочим достоинствам логической речи. Они повсюду настолько остаются верны себе, что едва ли воз­можно отличить Ульпиана от Папиниана, как Евклида от Аполлония... Впрочем, в Дигестах есть бесчисленное множест­во положений, которые столь надежно выводятся из каких-то четких предпосылок, что им недостает лишь названия доказа­тельств».

Хотя Лейбниц не систематизировал свои политико-право­вые воззрения в отдельной специальной работе и его многочис­ленные суждения по этой проблематике встречаются в разных произведениях, однако в целом его естественно-правовой подход - в соответствующей философско-правовой и теоретико-познавательной трактовке - выступает как единая основа и вместе с тем как общая методология учения Лейбница об обще­стве, государственной власти и законе. С этих позиций он от­стаивает необходимость соответствия государственно-правовых реалий требованиям естественного права и одновременно кри­тикует различные политико-правовые учения, игнорирующие идеи и ценности естественного права.

Так, высоко оценивая достоинства «гражданской науки» Т. Гоббса, где «доказательства, как в геометрии, имеют общий, отвлеченный от материи характер», Лейбниц вместе с тем кри­тикует его договорную концепцию происхождения государства, безграничной власти суверена и прекращения действия естест­венного права в государственном состоянии. Лейбниц считает распространенным предрассудком утверждение Гоббса о том, что «не существует никаких нетелесных субстанций, что всякая истина произвольна и зависит от того, как назвать явление, что основанием всякого права и общества служит взаимный страх». В отличие от Гоббса Лейбниц исходит из общественной (обще­жительной) природы человека и при этом считает, что «благо­получие каждого состоит в ожидании лучшей жизни и справед­ливым будет все, что представляется каждому способствующим получению ее в удел; наконец, и защита нынешней жизни не возбраняется божественным правом, хотя она и перестает быть высшей ценностью».

При этом Лейбниц, отвергая распространенные представле­ния о естественном состоянии и договорном учреждении госу­дарства, трактовал Происхождение права и государства Как реа­лизацию начал божественно предустановленной гармонии и подчеркивал, что «в предположении существования Владыки мира не может быть никакого вполне естественного состояния людей вне всякого государства, раз Бог - общий монарх для всех». Земное государство и позитивное право возникают как осуществление и выражение божественного плана предустанов­ленной гармонии по образцу вселенского государства и требо­ваний естественного права, восходящих к божественному разу­му. В этом смысле не только возникновение, но и существова­ние государства и позитивного права предполагают наличие и действие естественного права.

С этих позиций Лейбниц возражает против концепции Гоб­бса об отчуждении естественных прав в условиях государства и его утверждение о том, что «все право передано подданными государству». Согласно подходу Лейбница, как у отдельных ин­дивидов, так и у народа также и «внутри государства сохраняет­ся право защищать себя, если угрожает гибель либо в государ­стве, либо со стороны самого государства». Развивая эти идеи, характерные для раннебуржуазного либерализма (Локк и др.), Лейбниц считал, что «в государстве, так же как и в первобыт­ном состоянии», которое Гоббс и другие авторы называли «ес­тественным состоянием», «обоснованное предвидение огром­ной опасности является справедливой причиной для предот­вращения зла».

В подобных условиях люди имеют Право на сопротивление Произволу правителей и народ вправе свергнуть тиранию. «И если, - замечает Лейбниц, - неопровержимо явствует, что подвергаются преследованию невиновные, если непрестанно свирепствует произвол тирании, то... те, кто стоит перед этой опасностью, вправе вступить в заговоры... Простой народ по­ступит правильно, если ради достойной жизни без страха по­жертвует своим покоем, повинуясь чувствам негодования, со­жаления и другим душевным движениям».

Богатое и разностороннее творческое наследие Лейбница оказало большое влияние на последующее развитие юриспру­денции, философии, математики и целого ряда других наук. В области политико-правовой и в целом общественной мысли значительную плодотворную роль сыграли рационалистическое учение Лейбница о естественном праве и просвещенной монар­хии, его концептуальные положения о совершенствовании ме­тодов научных исследований, об укреплении взаимосвязей тео­рии и практики, его мысли о формировании «республики уче­ных», «союза ученых и политиков» и в целом о все возрастающем значении науки и ученых в цивилизованных странах, его достижения в развитии диалектики и применении исторического подхода к явлениям общества, государства и права, его идеи неуклонного общеисторического прогресса в сфере познания, культуры, общественной и политико-правовой жизни.

Ближайшим последователем Лейбница был его знаменитый ученик X. Вольф, Который в систематической форме изложил юридические (и прежде всего естественно-правовые) и фило­софские воззрения своего учителя. Работы Вольфа содейство­вали широкому распространению идей Лейбница, многие из которых в дальнейшем были восприняты и развиты представи­телями европейского Просвещения и немецкой классической философии.