Радник

Последняя треть XVIII в. — время, когда Англия быстро превращалась по главным показателям общественного развития в ведущую капиталистическую державу мира. Многие факторы содействовали этому обстоятельству, и многие характерные яв­ления сопутствовали ему. Английская политико-правовая мысль по-своему описывала, объясняла и оправдывала проис­ходившие в стране крупные социально-исторические переме­ны. Едва ли не центральной сделалась в обществоведении тема благодетельной роли частной собственности, ее защиты и по­ощрения, тема активизма индивида, гарантий неприкосновен­ности сферы частной жизнедеятельности людей и т. п.

Возобладало убеждение, что поступками индивида как част­ного собственника движут как спонтанные импульсы, так и преднамеренный трезвый расчет на извлечение из своих дейст­вий максимальной личной пользы. Расчет мог иметь широкий диапазон: от стремления удовлетворить сугубо эгоистический, исключительно индивидуальный интерес до желания разумно сочетать собственную позицию с позицией других индивидов, других членов общества, с тем чтобы в рамках достижения сов­местного, общего блага добиваться удовлетворения собствен­ных потребностей.

В развитие такого рода представлений заметный вклад внес Иеремия Бентам (1748-1832). Он явился родоначальником тео­рии Утилитаризма, Вобравшей в себя ряд социально-философ­ских идей Т. Гоббса, Дж. Локка, Д. Юма, французских мате­риалистов XVIII В. (Гельвеция Гольбаха). Отметим четыре по­стулата, лежащих в ее основе. Первый: получение удовольствия и исключение страдания составляют смысл человеческой дея­тельности. Второй: полезность, возможность быть средством решения какой-либо задачи - самый значимый критерий оценки всех явлений. Третий: нравственность создается всем тем, что ориентирует на обретение наибольшего счастья (доб­ра) для наибольшего количества людей. Четвертый: максими­зация всеобщей пользы путем установления гармонии индиви­дуальных и общественных интересов есть цель развития чело­вечества.

Эти постулаты служили Бентаму опорами при анализе им политики, государства, права, законодательства и т. д. Его по­литико-юридические взгляды изложены во «Введении в осно­вания нравственности и законодательства» (1789), во «Фраг­менте о правительстве» (1776), «Руководящих началах консти­туционного кодекса для всех государств» (1828), «Деонтологии, или Науке о морали» (1815-1834) и др.

Давно и прочно Бентам числится в ряду столпов европей­ского либерализма XIX в. И не без основания. Но у бентамовского либерализма не совсем обычное лицо. Принято считать ядром либерализма положение о свободе индивида, исконно присущей ему, об автономном пространстве деятельности, о са­моутверждении индивида, обеспечиваемом частной собствен­ностью и политико-юридическими установлениями. Бентам предпочитает вести речь не о свободе отдельного человека; в фокусе его внимания интересы и безопасность личности. Чело­век сам должен заботиться о себе, о своем благополучии и не по­лагаться на чью-либо внешнюю помощь. Только он сам должен определять, в чем заключается его интерес, в чем состоит его польза. Не притесняйте индивидов, советует Бентам, «не по­зволяйте другим притеснять их и вы достаточно сделаете для общества».

Что касается категории «свобода», то она претила ему. Бен­там видит в ней продукт умозрения, некий фантом. Для него нет принципиальной разницы между свободой и своеволием. Отсюда понятен враждебный бентамовский выпад против сво­боды: «Мало слов, которые были бы так пагубны, как слова Свобода И его производные».

Свобода и права личности были для Бентама истинными во­площениями зла, потому он не признавал и отвергал их, как от­вергал вообще школу естественного права и политико-правовые акты, созданные под ее воздействием. Права человека, по Бентаму, суть чепуха, а неотъемлемые права человека - просто че­пуха на ходулях. Французская Декларация прав человека и гра­жданина, согласно Бентаму, «метафизическое произведение», части (статьи) которого возможно разделить на три класса: а) невразумительные, б) ложные, в) одновременно и невразуми­тельные, и ложные. Он утверждает, будто «эти Естественные, не­отчуждаемые И Священные Права никогда не существовали... они несовместны с сохранением какой бы то ни было конститу­ции... граждане, требуя их, просили бы только анархии...».

Резко критический настрой Бентама в отношении школы естественного права выразился и в отрицании им идеи различе­ния права и закона. Причина такого отрицания данной идеи скорее не столько теоретическая, сколько прагматически-поли­тическая. Тех, кто различает право и закон, он упрекает в том, что таким образом они придают праву антизаконный смысл. «В этом противозаконном смысле слово Право Является величайшим врагом разума и самым страшным разрушителем пра­вительства... Вместо того чтобы обсуждать законы по их по­следствиям, вместо того чтобы определить, хороши они или дурны, эти фанатики рассматривают их в отношении к этому мнимому естественному праву, т. е. они заменяют суждения опыта всеми химерами своего воображения». Бентама справед­ливо называют одним из пионеров позитивизма в юридической науке Нового времени.

Не разделял он также мнение о том, что общество и госу­дарство возникли в истории посредством заключения между людьми соответствующего договора. Это мнение он расценивал как недоказуемый тезис, как фикцию. В вопросах организации государственной власти Бентам (особенно во второй половине своей жизни) стоял на демократических позициях. Таковые удачно подкрепляли и дополняли его либерализм. Он осуждал монархию и наследственную аристократию, являлся сторонни­ком республиканского устройства государства, в котором три основные ветви власти (законодательная, исполнительная и су­дебная) должны были быть разделены. Однако Бентам не со­глашался с тем, чтобы эти ветви власти вообще существовали каждая сама по себе и действовали независимо друг от друга. Он - за их кооперацию, взаимодействие, ибо «эта взаимная за­висимость трех властей производит их согласие, подчиняет их постоянным правилам и дает им систематический и непрерыв­ный ход... Если бы власти были безусловно независимы, между ними были бы постоянные столкновения». Будучи твердым приверженцем демократически-республиканского строя, Бен­там выступал за введение в Англии однопалатной парламент­ской системы и упразднение палаты лордов.

С точки зрения Бентама, демократизировать следует не только организацию непосредственно государственной власти. Демократизации подлежит в целом вся политическая система общества. В этой связи он ратует, в частности, за всемерное расширение избирательного права, включая предоставление из­бирательного права также и женщинам. Он надеялся, что с по­мощью институтов демократии (в том числе таких, как свобод­ная пресса, общественные дискуссии, публичные собрания и т. п.) можно будет эффективно контролировать деятельность законодательной и исполнительной властей.

Назначение правительства, По Бентаму, - гарантировать в первую очередь безопасность и собственность подданных государства, т. е. Выполнять по преимуществу охранительные функции.

Он полагает, что у правительства нет права определять, что яв­ляется счастьем для каждого отдельного человека, и тем более нет права навязывать ему (индивиду) такое представление и во что бы то ни стало осчастливливать его. Очень занимал Бентама вопрос об объеме правительственной деятельности, ее направ­лениях и границах. По этому вопросу он высказывался неодно­значно. Однако в принципе склонялся к тому, что во всяком случае прямое вмешательство государства в сферу экономики крайне нежелательно, поскольку может привести к весьма нега­тивным результатам. Надо помнить, что Бентам был учеником и последователем А. Смита.

Заслуга Бентама - в его стремлении освободить законода­тельство от устаревших, архаических элементов, привести его в соответствие с происшедшими в обществе социально-эконо­мическими и политическими переменами; он хотел упростить и усовершенствовать законодательный процесс, предлагал сде­лать судебную процедуру более демократичной, а защиту в суде доступной также беднякам. Главная общая цель всей обществен­ной системы, По Бентаму, - Наибольшее счастье наибольшего числа людей.

История политико-юридической мысли XIX-XX вв. свиде­тельствует о том, что ряд идей Бентама оказал ощутимое влия­ние на развитие правовой науки. Так, бентамовское соотнесе­ние законодательства с социальными целями и балансом инте­ресов послужило становлению социологической школы права. С другой стороны, бентамовский подход к вопросу о соотноше­нии естественного права и закона по-своему предвосхищал юридико-позитивистскую школу права.

Англия - родина европейского либерализма - дала в XIX в. миру многих достойных его представителей. Но и среди них своей незаурядностью и силой воздействия на идеологическую жизнь эпохи, на последующие судьбы либерально-демократи­ческой мысли выделяется Джон Стюарт Милль (1806-1873), пользовавшийся, кстати, большой популярностью в кругах рос­сийской интеллигенции. Взгляды этого классика либерализма на государство, власть, право, закон изложены им в таких тру­дах, как «О свободе» (1859), «Размышления о представительном правлении» (1861), «Основания политической экономии с не­которыми их приложениями к социальной философии» (1848).

Начав свою научно-литературную деятельность в качестве приверженца бентамовского утилитаризма, Милль затем отхо­дит от него. Он, например, пришел к выводу, что нельзя всю нравственность базировать целиком лишь на постулате личной экономической выгоды индивида и на вере в то, что удовлетво­рение корыстного интереса каждого отдельного человека чуть ли не автоматически приведет к благополучию всех. По его мнению, принцип достижения личного счастья (удовольствия) может «срабатывать», если только он неразрывно, органически связан с другой руководящей идеей: идеей необходимости Со­гласования интересов, Притом согласования не только интересов Отдельных индивидов, Но также и Интересов социальных.

Для Милля характерна ориентация на конструирование «нравственных», а стало быть (в его понимании), правильных, моделей политико-юридического устройства общества. Сам он говорит об этом так: «Я смотрел теперь на выбор политических учреждений скорее с моральной и воспитательной точек зре­ния, чем с точки зрения материальных интересов». Высшее проявление нравственности, добродетели, по Миллю, - иде­альное благородство, находящее выражение в подвижничестве ради счастья других, в самоотверженном служении обществу.

Все это может быть уделом только свободного человека. Свобода индивида - та «командная высота», с которой Милль рассматривает ключевые для себя политические и правовые проблемы. Их перечень традиционен для либерализма: предпо­сылки и содержание свободы человеческой личности, свобода, порядок и прогресс, оптимальный политический строй, грани­цы государственного интервенционизма и т. п.

Индивидуальная свобода, В трактовке Милля, Означает абсо­лютную независимость человека в сфере тех действий, которые прямо касаются только его самого; Она означает возможность человека быть в границах этой сферы господином над самим собой И Действовать в ней по своему собственному разуме­нию. В качестве граней индивидуальной свободы Милль вы­деляет, в частности, следующие моменты: свобода мысли и мнения (выражаемого вовне), свобода действовать сообща с другими индивидами, свобода выбора и преследования жиз­ненных целей и самостоятельное устроение личной судьбы. Все эти и родственные им свободы - абсолютно необходи­мые условия для развития, самоосуществления индивида и вместе с тем заслон от всяких посягательств извне на автоно­мию личности.

Угроза такой автономии исходит, по Миллю, не от одних только институтов государства, не «только от правительствен­ной тирании», но и от «тирании господствующего в обществе мнения», взглядов большинства. Духовно-нравственный деспо­тизм, нередко практикуемый большинством общества, может оставлять по своей жестокости далеко позади «даже то, что мы находим в политических идеалах самых строгих дисциплинаторов из числа древних философов».

Обличение Миллем деспотизма общественного мнения весьма симптоматично. Оно своеобразный индикатор того, что начавшая утверждаться в середине XIX в. в Западной Ев­ропе «массовая демократия» чревата нивелированием лично­сти, «усреднением» человека, подавлением индивидуальности. Милль верно уловил эту опасность.

Из сказанного выше вовсе не вытекает, будто ни государст­во, ни общественное мнение в принципе неправомочны осуще­ствлять легальное преследование, моральное принуждение. И то и другое оправданно, если с их помощью предупреждают­ся (пресекаются) действия индивида, наносящие вред окру­жающим его людям, обществу. Показательно в данной связи то, что Милль Ни в коем случае Не отождествляет индивидуаль­ную свободу с самочинностью, вседозволенностью и прочими асо­циальными вещами. Когда он говорит о свободе индивидов, то имеет в виду людей, уже приобщенных к цивилизации, окуль­туренных, достигших некоторого заметного уровня гражданско-нравственного развития.

Свобода индивида, частного лица первична по отношению к политическим структурам и их функционированию. Это решающее, по Миллю, обстоятельство ставит государство в за­висимость от воли и умения людей создавать и налаживать нормальное (согласно достигнутым стандартам европейской цивилизации) человеческое общежитие. Признание такой за­висимости побуждает Милля пересмотреть раннелиберальную точку зрения на государство. Он отказывается видеть в нем уч­реждение, плохое по самой своей природе, от которого лишь претерпевает, страдает априори хорошее, неизменно доброде­тельное общество. «В конце концов, - заключает Милль, - государство всегда бывает не лучше и не хуже, чем индивиды, его составляющие». Государственность такова, каково общество В целом, И посему оно в первую очередь ответственно за его состояние. Главное условие существования достойного госу­дарства - самосовершенствование народа, высокие качества людей, членов того общества, для которого предназначается государство.

Милль полагает, что государство, гарантирующее все виды индивидуальных свобод и притом одинаково для всех своих граждан, способно установить у себя и надлежащий порядок. В узком смысле слова он (порядок) означает повиновение. Милль подчеркивает: «Власть, которая не умеет заставить пови­новаться своим приказаниям, не управляет». Повиновение, по­слушание вообще является, на взгляд Милля, первым призна­ком всякой цивилизации. Ведя речь о повиновении властям, он говорит, в частности, о том, что люди обязаны не нарушать за­конные права и интересы других индивидов. Соблюдая обще­обязательные правила, они должны также нести ту долю забот, «которая приходится на каждого, в целях защиты общества или его членов от вреда и обид». Свободная личность, по Миллю, есть вместе с тем личность законопослушная.

В более же широком смысле «порядок означает, что общест­венное спокойствие не нарушается никаким насилием частных лиц»; сюда же относится такая характеристика порядка: он «есть охранение существующих уже благ всякого рода». Ему не случайно уделяется столь большое внимание. Вызвано оно тем, что Порядок в государстве выступает непременным условием про­гресса, Т. е. постепенного совершенствования, улучшения чело­вечества в умственном, нравственном и социальном отноше­ниях.

Милль - приверженец и идеолог исторического прогресса. Однако он считает, что дело улучшения человечества не всегда бывает праведным. Оно может вступить в противоречие с духом свободы, если совершается насильственно, «вопреки желанию тех, кого это улучшение касается, и тогда дух свободы, сопро­тивляясь такому стремлению, может даже оказаться заодно с противниками улучшения». Индивидуальная свобода есть мощный, постоянный и самый надежный генератор всяких улучшений в обществе. Благодаря чему она имеет такое громад­ное значение для социального прогресса? Где истоки ее созида­тельной силы? Милль на подобного рода вопросы отвечает сле­дующим образом: «Там, где существует свобода, там может быть столько же независимых центров улучшения, сколько индивидов». Исторический прогресс имеет место благодаря энер­гии, конструктивным усилиям свободного индивида, соединен­ным с энергией, конструктивными усилиями всех его сограж­дан, таких же свободных индивидов.

Если Порядок, основанный на свободе, — непременное усло­вие прогресса, То залогом прочности и стабильности самого порядка является, по Миллю, хорошо устроенная и правиль­но функционирующая государственность. Ее наилучшей фор­мой, идеальным типом он считает представительное правле­ние, при котором «весь народ или по меньшей мере значи­тельная его часть пользуется через посредство периодически избираемых депутатов высшей контролирующей властью... этой высшей властью народ должен обладать во всей ее пол­ноте». В силу обладания такой властью, базирующейся на праве всех людей участвовать в общем управлении, народ «должен руководить, когда ему это захочется, всеми меро­приятиями правительства».

В рассуждениях о представительном правлении Милль про­водит одну из главных своих политических идей — идею непо­средственной причастности народа к устройству и деятельности государства, ответственности народа за состояние государст­венности. Представительное правление учреждается по выбору народа, предрасположенного принять данную государственную форму. Это во-первых. Во-вторых, «народ должен иметь жела­ние и способность выполнить все необходимое для ее поддерж­ки». Наконец, в-третьих, «этот народ должен иметь желание и способность выполнять обязанности и функции, возлагаемые на него этой формой правления».

Целей у хорошо устроенной и правильно функционирую­щей государственности несколько: защита интересов личности и собственности, содействие росту благосостояния людей, уве­личение положительных социальных качеств в индивиде. «Луч­шим правительством для всякого народа будет то, которое смо­жет помочь народу идти вперед».

Есть еще один существенный отличительный признак хоро­шо организованного и правильно функционирующего государ­ства — качество государственного механизма, совокупности со­ответствующих политических установлений. Достоинство тако­го механизма Милль связывает, в частности, с его устройством на основе принципа разделения властей. Автор «Рассуждений о представительном правлении» — сторонник четкого разграничения их компетенции, особенно компетенции законодатель­ной и исполнительной властей. Законодательная власть в лице парламента призвана заниматься, естественно, законотворчест­вом. Но не им одним. Ей надлежит осуществлять наблюдение и контроль над правительством, отстранять «от должности лю­дей, составляющих правительство, если они злоупотребляют своими полномочиями или выполняют их противоположно яс­но выраженному мнению нации... Кроме того, парламент обла­дает еще другой функцией - служить для нации местом выра­жения жалоб и различнейших мнений». Милль отмечает и не­гативные тенденции, свойственные деятельности парламентов, вообще представительных собраний: в них «всегда сильно стремление все более и более вмешиваться в частности управ­ления».

Однако задачи управления - не их задачи. Они должны ре­шаться администрацией. Так, «центральная административная власть должна... наблюдать за исполнением законов и, если за­коны не исполняются надлежащим образом... должна обра­щаться к суду для восстановления силы закона, или к избирате­лям для устранения от должности лица, не исполняющего зако­ны как следует».

Миллевский либерализм не только стоит, таким образом, на страже индивидуальной свободы, прав личности, но и вы­ступает за организацию самого государственного механизма на демократических и правовых началах. Отсюда понятно, что Концепция правового государства является одним из необходимых органических воплощений либеральной Политико - юридической МЫСЛИ.

Для нее также характерна и традиционная постановка во­проса о направлениях и границах деятельности аппарата госу­дарственной власти, об объеме выполняемых им функций. Са­ма постановка подобного вопроса была исторически обуслов­лена.

Ее мотивировало стремление социальных сил, заинтересо­ванных в утверждении буржуазного миропорядка, в сокруше­нии всевластия абсолютистско-монархических режимов, кото­рые жестко регламентировали общественную жизнь, сковывали свободу индивида, частную инициативу, личный почин.

Проблема определения тех сфер человеческой деятельности, которые должны быть объектами государственного воздействия и на которые должна непосредственно распространяться власть государства, для Милля в числе приоритетных и актуальных. Анализ ее приводит Милля к ряду важных выводов. Он убеж­дается в том, что «правительственные функции... меняются, следуя различным состояниям общества: они обширнее у от­сталого народа, чем у передового». Другой его вывод не менее значим как в теоретическом, так и в методологическом отно­шении: «общепризнанные функции государственной власти простираются далеко за пределы любых ограничительных барь­еров, и функциям этим вряд ли можно найти некое единое обоснование и оправдание, помимо соображений практиче­ской целесообразности. Нельзя также отыскать какое-то еди­ное правило для ограничения сферы вмешательства правитель­ства, за исключением простого, но расплывчатого положения о том, что вмешательство это следует допускать при наличии особо веских соображений практической целесообразности».

Ясно понимая объективную необходимость общепризнан­ных функций государства, понимая реальную потребность страны иметь государство, способное действенно осуществлять такого рода функции, Милль вместе с тем порицает расшире­ние правительственной деятельности как самоцель, осуждает стремление государственных чиновников «присвоить неогра­ниченную власть и незаконно нарушать свободу частной жиз­ни». Это, по мнению Милля, «усиливает правительственное влияние на индивидов, увеличивает число людей, возлагающих на правительство свои надежды и опасения, превращает дея­тельных и честолюбивых членов общества в простых слуг пра­вительства».

Когда аппарат государства подменяет своей собственной чрезмерной деятельностью свободную индивидуальную (и кол­лективную) деятельность людей, активные усилия самого наро­да, тогда закономерно начинают удовлетворяться прежде всего интересы государственной бюрократии, а не управляемых, не народа. Однако еще большее зло заключается в том, что в ре­зультате такой подмены народ поражается болезнью социаль­ной пассивности, его охватывают настроения иждивенчества. В нем убивается дух свободы, парализуется сознание личного достоинства, чувство ответственности за происходящее вокруг. При подобном обороте дела общество в гражданско-нравственном плане неизбежно деградирует. За этим наступает и деграда­ция государственности. Либерал Милль был решительно про­тив такой перспективы.