Радник

Противоположная тенденция в политической идеологии бы­ла сформулирована царем Иваном ГУ (1530—1584). Ее содержа­ние заключалось в утверждении правомерности неограничен­ной верховной власти, обеспечивающей реализацию полнейше­го «самовластья» ее носителем.

Политическая доктрина Ивана IV складывалась в обстанов­ке развязанного им террора и ставила перед собой задачу оп­равдания наиболее жестоких методов деспотического правле­ния. В этот период развития русской государственности не на­блюдалось реальных причин и поводов для возврата к удельной раздробленности, ибо завершение объединительной политики стало уже очевидным фактом. Введение новых форм управле­ния страной в виде опричных мероприятий (1564) реформатор­ских целей не преследовало, а разделение государства на две части (опричнину и земщину) не подрывало основы могущест­ва феодальной аристократии. Иван IV отказался от преобразо­ваний и ввел в стране при помощи опричных мероприятий тер­рористический политический режим.

В области политических воззрений Иван IV наибольшее внимание уделял выяснению Законности происхождения правяЩей династии. Единственным законным основанием занятия царского престола он считал право наследования. «Самодер-жавство Российского царства началось по Божьему изволению от великого князя Владимира... великого Владимира Монома­ха... и от храброго великого государя Дмитрия, одержавшего ве­ликую победу над безбожными агарянами... великого князя Ивана... отца нашего великого государя Василия и до нас сми­ренных скипетродержателей Российского царства». Престол «не похищен», не захвачен чрез войну и кровопролитие, а уна­следован волей провидения, мирным путем без гражданских войн («десница наша не обагрялась кровью соотечественни­ков»).

В Послании к шведскому королю Иван IV подчеркивает значение своего царского величия именно законностью проис­хождения власти русских князей и наследственным получением царского венца самим Иваном, поэтому он и считает себя вы­ше своего адресата, поскольку прародители шведского короля «на престоле не бывали». Себя он именует «скипетродержате­лем», «величайшим христианским государем», получившим власть непосредственно в силу Божественного Промысла. Зна­чение царской власти он поднял на недосягаемую высоту.

Такое понимание царской власти предоставляло идейную базу для определения объема ее полномочий. В отличие от Иосифа Волоцкого, Филофея, Максима Грека, Зиновия Отенского и И. С. Пересветова, связывавших действия царя «запо­ведями и законами», Иван не признает никаких ограничений своей власти. По его мысли, подданный безраздельно должен находиться во власти царя. «По Божьему изволению Бог отдал их души (подданных. - Н. 3.) Во власть нашему деду, великому государю, и они, отдав свои души, служили царю до самой смерти и завещали Вам, своим детям, служить детям и внукам нашего дела».

Традиционно для всех русских мыслителей имел значение Моральный облик властвующей персоны, Но Ивана, напротив, со­вершенно не интересует нравственность царской особы, он да­же в некоторой мере кичится своей «скверной», для него имеет значение только наследственное происхождение власти. Цар­ская власть нераздельна, и никакое вмешательство в ее преро­гативы недопустимо по самой ее природе. Иван IV определяет форму власти как «вольное царское самодержавие... нашим го­сударям никто ничего не указывает... никто их вольных само-державцев не сменяет на престоле, не ставит и не утверждает». Царю может оказывать помощь только Бог. Царь не нуждается «ни в каких наставлениях от людей, ибо не годится, властвуя над многими людьми, спрашивать у них совета». «Зачем же то­гда и самодержавием называться?» Воля скипетродержателя не ограничена никакими законами, так как «вольное царское са­модержавие» по самой своей природе не допускает контроля и ограничения. «До сих пор, - писал Иван IV, - русские власти­тели ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных, а не судились с ними ни перед кем». Высший суд в государстве Принадлежит только ему - как непосредственному наместнику Бога. Вид и меру наказания оп­ределяет не закон, а лично сам царь, равно как и устанавливает степень вины наказуемого. Шкала жесточайших наказаний произвольна и черпается в основном из истории царствований «различных благочестивых царей», а отнюдь не из законода­тельства. Царь стремился обосновать также и свое право судить и наказывать не только за дела, но и за мысли, утверждая, что «лукавые замыслы еще опаснее...».

Весьма своеобразную интерпретацию получило в теории Ивана IV традиционное для русской политической мысли по­ложение об Ответственности властителя перед Подданными. Царь не может быть преступен по самой своей природе, он бывает только грешен, а наказание греха - прерогативы Высшего суда. Если царь «заблудихом душевне и телесно и ста согрешником перед Богом и человеки всяким законопреступлением еже не мочно писанием исписати и человеческим языком изглаголати», то все это будет определяться только как грех и наказыва­ется исключительно Всевышним, причем тяжесть наказания ложится на подданных. Законы должны исполняться подданными, а не властителями. Царь утверждал свое право «жаловать своих холопов», равно как и казнить по своему собственному усмотрению, смешав здесь неравнозначные категории, ибо для казни (наказания) нужен закон и суд, а для пожалования дейст­вительно достаточно одной царской воли.

Нетрадиционно разрешает он и вопрос о взаимодействии властей: духовной и светской. Теорию симфонии властей он полностью отрицает, выступая сторонником четкого разграни­чения сфер их действия. «Одно дело, — заявляет он, — священ­ническая власть, иное дело — царское правление», ибо «одно дело спасать свою душу, а другое — заботиться о телах и душах многих людей». Такая постановка вопроса вытекает из последо­вательно проводимого Иваном IV принципа безграничности царской власти: ее он не хотел делить ни с кем, даже с намест­никами Бога.

Большое значение в суждениях Ивана Грозного придается методам и Способам реализации власти. Здесь он обращается к традициям, употребляя термины «страх» и «гроза». Понятие «гроза» у него полностью освобождается от внешнеполитиче­ских характеристик, оно более не касается иноземных госу­дарств, а в сфере внутренних отношений обходится вопрос о восстановлении нарушенной справедливости. «Царской власти дозволено действовать страхом и запрещением, чтобы строжай­ше обуздать безумие злейших и коварных людей». Демагогиче­ски ссылаясь на апостола Павла, Грозный утверждал, что царь обязан «спасать» своих людей «страхом».

Вся доктрина Ивана IV направлена лишь на идеологическое оправдание террора. Царя интересовали не формы правления и не государственное устройство, а придание легитимности оп­ричным грабежам и насилиям.