Радник

---

Шестидесятые годы отмечены появлением новых моментов в идейном содержании общественных движений. Этот период изобилует радикальными программами и не менее радикальны­ми общественными акциями. В условиях пореформенной Рос­сии идеи социализма — вначале сен-симонистского и фурьерист-ского, а затем и марксистского — впервые обрели относительно широкую и заинтересованную поддержку среди части интелли­генции, составленной из так называемых разночинцев — сту­дентов, литераторов, молодых офицеров и других государствен­ных служащих, как правило, недворянского происхождения, но были и примечательные исключения. Особенно заметен слой выходцев из семей священнослужителей (например, Черны­шевский и Добролюбов), которых отличала жертвенная устрем­ленность к защите униженных и обездоленных в сочетании с радикальной оппозицией помещичьему и бюрократическому произволу.

Видными представителями русского утопического социа­лизма стали А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. Характерно, что оба они признавали близость свою и уважение к позициям славянофилов. Герцен отмечал, что им «принадлежит честь и слава почина», именно с них начинается «перелом русской мысли». Их сближала с западниками, к которым Герцен при­числял и себя, любовь к свободе и чувство любви — «безгра­ничной, охватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к рурскому складу». Чернышевский о славянофилах высказался так: «Они принадлежат к числу обра­зованнейших, благороднейших и даровитейших людей в рус­ском обществе».

Интерес русской интеллигенции к социалистический идее пробудился еще в 40-х гг. в связи с обсуждением на Западе но­вых изданий Ш. Фурье, сочинений В. Консидерана, Л. Блана, П. Прудона, а также близких утопическому социализму писате­лей (Жорж Санд и др.). Привлекала внимание и книга истори­ка Л. Штейна «Социализм и коммунизм современной Фран­ции» (1842), весьма критичная по отношению к социалистам. А. И. Тургенев, один из образованнейших людей своего време­ни, рекоменд

овал книгу Л. Штейна с таким комментарием: «Вообще я весьма мало важности или существенного влияния на настоящее общество приписываю сим социальным и комму­нистическим проявлениям, не отказывая, впрочем, социализму в будущем влиянии на общественный быт; но кто это угадать или хоть отчасти определить может? Социализм будет изменять общества или изменяться сам, смотря не по состоянию тех со­словий, из коих он возникать будет, а по Государствам, В коих эти сословия находятся: иначе в Германии, иначе в Англии, Иначе здесь. Меры и приемы борьбы правительств с проявле­ниями социализма тоже много могут изменить самые направле­ния оного».

К идеям и конструкциям общинного (народнического, «кре­стьянского») социализма одновременно пришли многие соци­альные философы, однако приоритет здесь принадлежит Алек­сандру Ивановичу Герцену (1812-1870). Именно он воспринял сельскую общину как главный опорный элемент в здании буду­щего русского социализма. Эта тема обсуждалась им одновре­менно с темой отсталости России, ее самобытности и особой миссии в деле общественных преобразований у себя и других народов. Исторические события как бы пронеслись над рус­ским народом, писал Герцен, во многом повторяя П. Я. Чаа­даева, но, задавленный и забитый, он сохранил свой самобыт­ный характер, свою молодость, не отягощенную, как у народов Запада, вековыми традициями исторической жизни. Именно сохранность самобытного характера делает его чувствительным к социализму, и более всего это связано с особой ролью сель­ской общины. «Община спасла русский народ от монгольского варварства, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хотя и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благо­получно дожила До развития социализма в Европе». В общинных хозяйственных и административных началах он усматривал зародыши и черты социалистического коллективизма. «...В избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и ад­министративных установлений, основанных на общности зем­левладения, на аграрном и инстинктивном коммунизме». Одна­ко Герцену были видны и негативные стороны общинных по­рядков - поглощение личности миром (общиной), как и во всех других случаях «неразвитого коммунизма». Выход он видел в использовании западной науки, призванной оказать на кре­стьянский быт оплодотворяющее воздействие. Без этого аграр­ный коммунизм будет пребывать грубым и примитивным, на­подобие уравнительного коммунизма Гракха Бабёфа на Западе, который практически исключает свободу личности и потому никак не может считаться достойным воплощением социализ­ма. К приобщению русского крестьянина к положительным ре­зультатам цивилизации и науки Запада должны быть призваны передовые русские люди, «прошедшие через западную цивили­зацию» и впитавшие ее исторический опыт и социалистические представления.

1 ноября 1861 г. Герцен выдвигает лозунг «В народ!», Став­ший на десятилетия призывом для патриотической молодежи к деятельному участию в освободительном движении.

Социализм Герцена народнический и вместе с тем индиви­дуалистический - так оценивает взгляды Герцена Н. А. Бердя­ев. Его вера в крестьянскую общину во многом объясняется тем, что русский мужик, даже в крепостном состоянии, более личность, чем западный буржуа, поскольку соединяет в себе личное начало с общинным. Правда, он не делает при этом различения между личностью и индивидом, между человеком и гражданином, однако хорошо чувствует и передает опасность мещанства, торжествующего и угрожающего образованному меньшинству. Первый русский западник пережил глубокое разочарование в западном мещанстве, и это склонило его к со­чувствию анархизму, а не демократии.

«Государство и личность, власть и свобода, коммунизм и эго­изм (в широком смысле слова) - вот геркулесовы столбы великой борьбы, великой революционной эпопеи», Писал Герцен в пе­риод идейных поисков перспективных форм организации чело­веческого общежития. Он пришел к выводу, что таких форм можно выделить только две - Монархию и республику. При этом речь идет не о формах правления, а именно о формах ор­ганизации общежития, в которых действительно обеспечивается дело народа (республика), общее благо. Поэтому он прово­дил различение политической и социальной республики, счи­тая подлинной республикой только социальную. Монархия в отличие от республики требует священного и неприкосновен­ного авторитета, который несовместим со свободой людей и независимостью разума.

На общий ход дискуссий о социальных возможностях общи­ны большое влияние оказали публицистические выступления Николая Гавриловича Чернышевского (1828-1889), особенно две его статьи - «Критика философских предубеждений про­тив общинного владения» (1858) и «Экономическая деятель­ность и законодательство» (1859).

В первой из них сделан вывод о том, что существование первобытной общины в условиях высокой ступени цивилиза­ции, какая достигнута в текущем столетии, не помеха для ее вхождения в эту цивилизацию, потому что в общинном владе­нии присутствует «высшая форма отношений человека к зем­ле». Более того, общинное владение обеспечивает, писал Чер­нышевский в другой статье годом раньше, каждому земледель­цу обладание землей и «гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное благосостояние». Такое владение в состоянии наилучшим образом обеспечить успехи в сельском хозяйстве, поскольку общинная собственность «соединяет соб­ственника, хозяина и работника в одном лице». Все это позво­ляет сделать вывод о возможности ускоренного социального развития при помощи общины.

В статье «Экономическая деятельность и законодательство» автор дает контрастирующее сопоставление внутриобщинной правовой ситуации и правительственного регламентирования с помощью законов. В общинном поземельном владении отсут­ствует «вмешательство всякой центральной и посторонней ад­министрации». Здесь внутреннее регулирование, которое мож­но назвать разумным законодательством, дает бесспорность и независимость правам частного лица. Оно же благоприятствует развитию прямоты характера и качеств, нужных для граждани­на. Оно поддерживается и охраняется силами самого общества.

Таким образом, внутриобщинное регулирование самодоста­точно, в нем гораздо больше разумности, нежели в правитель­ственной регламентации, поскольку оно вырабатывалось поко­лениями на основе правового обычая или соглашения.

Право собственности на Западе почти исключительно пре­доставлено отдельному лицу и ограждено прочными и неукос­нительно соблюдаемыми гарантиями. «Юридическая независи­мость и неприкосновенность отдельного лица повсюду освяще­на и законами, и обычаями». И тем не менее опора на законы и законность, как и всякое одностороннее стремление, имеет свои невыгоды. Это в равной мере относится к законному и обычно-правовому обеспечению «исключительных прав лично­сти», права собственности в первую очередь. Эти невыгоды ста­ли обнаруживать себя, как только идеал «приблизился к осу­ществлению с забвением или сокрушением других, не менее важных условий человеческого счастия, которые казались несо­вместимыми с его безграничным применением к делу». Имеет­ся в виду итоговый результат «безграничного соперничества» собственников в земледелии и промышленности; оно в конеч­ном счете «отдало слабых на жертву сильным, труд на жертву ка­питалу».

Выход из такого положения один - в обеспечении союза и братства между людьми. Люди должны соединиться в общества, имеющие общий интерес, сообща пользоваться силами приро­ды и средствами наук. В земледелии братство это должно выра­зиться в переходе земли в общинное пользование, а в промыш­ленности - в переходе фабричных и заводских предприятий в общинное достояние компании всех работающих на этой фаб­рике или на этом заводе.

После первых шагов по осуществлению крестьянской ре­формы Чернышевский приходит к выводу о неспособности са­модержавно-бюрократической организации к реформированию и начинает ориентироваться на крестьянскую революцию. В прокламациях к крестьянам, в обращении к русским консти­туционалистам у него представлен широкий комплекс предло­жений и рекомендаций относительно необходимых перемен в устройстве общества и государства: свободная от бюрократиче­ского гнета и опеки крестьянская община, местное представи­тельное управление и самоуправление, самостоятельный и пра­ведный суд, ограничение царского самовластия, управление на основе законов.

В отличие от Герцена Чернышевский - убежденный демо­крат. Он вступает по этому вопросу в спор с Б. Н. Чичериным, который утверждал, что «демократия похожа на абсолютизм в том отношении, что очень любит бюрократию и централизацию». Чернышевский возражал против этого и полагал, что де­мократия по своему характеру противоположна бюрократии. Например, администрация в условиях демократии должна на­ходиться в подчинении у жителей того округа, делами которого она занимается, и это связано с тем, что каждое село и город, каждая область независимы в своих делах; подобно тому и каж­дый гражданин должен быть независимым в делах, касающихся его одного.

В плане социально-философском Чернышевский пережил эволюцию своих идей и взглядов, вначале от просветительства в духе антропологизма и материализма к народничеству с его по­исками ускоренного варианта общественных перемен (войны, революции, прозорливость законодателя). Затем, под влиянием европейских революционных и контрреволюционных событий, ему, «мужицкому демократу» (Ленин), пришлось признать, что всякое участие сельских или городских простолюдинов в конеч­ном счете используется к выгоде своекорыстного меньшинства. Будучи неудовлетворенным крестьянской реформой в России, он стал скептически относиться к революционным потенциям русского крестьянства, хотя и допускал грядущее восстание на­рода, к которому его подтолкнет половинчатый и грабительский характер реформы. Чернышевский даже предостерегает совре­менников от вероятных негативных последствий выступлений народа в силу того, что он «невежествен, исполнен грубых пред­рассудков и слепой ненависти... Он не пощадит и нашей науки, на­шей поэзии, наших искусств; Он станет уничтожать всю нашу ци­вилизацию».

Всматриваясь в опыт западноевропейских революций и на­родных освободительных выступлений, он обращал внимание на весьма характерные и отнюдь не воодушевляющие их черты и особенности: освободительные движения там часто возглав­ляли люди, у которых больше энтузиазма, чем проницательно­сти, а в некоторых случаях это были заурядные «прогрессивные глупцы». Более того, не только «модерантисты» (умеренные), но даже радикалы вступали в противоестественные союзы с ре­акционерами. В итоге революционеры нередко отказывались включать в свои программы требования, которые были нужны массе (например, в делах поземельного пользования). К тому же люди, лишенные политического знания, оказывались по своей неопытности и наивности игрушками в руках интрига­нов; плуты заводили взявшихся за «историческую работу» людей в болото; доверчивость к обманщикам чаще всего губила доброе дело. Наконец, самое важное - возникающие в ходе та­ких движений сверхцентрализованные военно-бюрократиче­ские режимы становились «действительно самым лучшим» ме­ханизмом для «достижения безграничного произвола лицу, дер­жащему его в руках».

Герцена и Чернышевского чаще всего относят к разряду ре­волюционных демократов и одновременно таких социалистов-утопистов, которые являются ближайшими предшественниками социалистических (пролетарских по марксистской терминоло­гии) демократов. Однако, если воспользоваться словарем самих аттестуемых, их можно было бы назвать создателями «теории об улучшении народного быта» (выражение Чернышевского, ис­пользованное в характеристике учения Сен-Симона), в которой речь шла об улучшении в интересах народа существующей сис­темы отношений и учреждений. Оба мыслителя проявили при этом незаурядную универсальность и представили в обоснова­ние своих радикальных политических и социальных программ развернутую аргументацию не только философского и социоло­гического, но также культурологического, политэкономическо-го и правоведческого характера.

< Попередня   Наступна >