Радник

Социально-исторические корни марксистского понимания го­сударства и права. Генезис учения Маркса и Энгельса о госу­дарстве и праве был подготовлен и стимулирован совокупно­стью экономических и общественно-политических событий за­падноевропейской истории первой половины XIX в. Свои итоговые суждения относительно состояния современного им западноевропейского общества создатели марксизма изложили в «Манифесте Коммунистической партии» (1848) - программе Союза коммунистов.

К каким выводам пришли они? Капитализм, победивший в этом обществе, достиг, по их мнению, пика, предела своего развития и более не может справиться с теми могущественны­ми средствами производства и обмена, которые вызрели в лоне буржуазных отношений. Последние стали явно мешать прира­щению производительных сил, превратились в тормоз социаль­ного прогресса. Буржуазия не только выковала оружие, несу­щее ей смерть (гигантские производительные силы, вышедшие из-под ее контроля), но также породила людей, которые напра­вят это оружие против нее, - современных рабочих, пролета­риев. Сама она более не способна оставаться господствующим классом. Капитализм как тип социальной организации оконча­тельно исчерпал себя. Классовая борьба пролетариев против буржуазии приближается к развязке. Пролетарская революция у порога: «Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма». Рабочий класс в грядущей революции должен уничтожить част­ную собственность и разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало ее. Ближайшая практическая цель пролетариев, консолидирующихся в самостоятельный класс,- ниспроверже­ние господства буржуазии, завоевание политической власти.

Такой суммарной оценки буржуазного строя, состояния за­падноевропейского общества середины и второй половины XIX в. Маркс и Энгельс в принципе держались на протяжении всего своего дальнейшего творчества. Разумеется, в эту оценку время от времени вносились определенные коррективы, допол­нения и т. п. Однако два момента оставались в ней неколеби­мыми. Во-первых, убеждение, что наконец-то создана превос­ходящая все остальные учения действительная наука об обще­стве и получено, наконец, истинное знание капитализма как такового в его главных чертах, капитализма в целом как общественно-экономической формации. Во-вторых, мысль о том, что капитализм, наличествовавший тогда в передовых буржуаз­ных странах, в основном готов для социалистической револю­ции и стоит почти накануне ее совершения.

Совокупность определенных событий в экономике, в об­щественно-политической жизни Западной Европы первой по­ловины XIX столетия, своеобразно преломившись в сознании Маркса и Энгельса, в конечном счете обусловила идеологиче­скую позицию творцов марксизма. Эта позиция диктовала спе­цифичность подхода Маркса и Энгельса к формированию того корпуса социального знания, который должен был составить собственно теоретический фундамент революционной проле­тарской идеологии. Выстраивая корпус подобного знания, они — чего требовала логика начатого дела — обращались к «мыслительному материалу», накопленному историей европей­ской духовной культуры. Их главное внимание в этом «мате­риале», естественно, привлекали (и пользовались предпочтени­ем) положения, прямо либо косвенно могущие работать на дан­ную идеологию, обогащать и легитимировать ее.

Маркс и Энгельс занимались не просто подбором и механи­ческим воспроизведением соответствующих, «льющих воду на их мельницу», суждений предшественников. Эти суждения ими так или иначе переосмысливались и лишь затем включались в создававшуюся историко-материалистическую картину соци­ального мира.

Маркс и Энгельс вовсе не скрывали факта преемственности определенных собственных представлений о будущем общест­ве, обществе посткапиталистическом, о способах перехода к нему со взглядами на сей счет своих социалистических предтеч. Они не упускали удобного момента для того, чтобы продемон­стрировать плюсы и минусы таких взглядов. Однако им самим не всегда удавалось в должной степени ощутить и осознать глу­бину и масштабы этой преемственности, которая отнюдь не в каждом конкретном случае сказывалась на марксизме позитив­но. Кое-какие реликты нелучших схем утопического социализ­ма присутствуют и в нем.

Немалую роль в возникновении марксизма сыграли идеи ряда представителей европейской философии. Среди них спра­ведливо выделить классиков немецкой философии, особенно Г. Гегеля. Ни И. Кант, ни И. Фихте, ни даже Л. Фейербах не оказали такого значительного и многопланового влияния на процесс формирования марксистской концепции государства и права, как автор «Философии права».

Марксизм испытал притяжение развитой еще до него (в част­ности, Гегелем) идеи свободы - антипода произвола. Маркс и Энгельс восприняли от И. Канта, И. Фихте, Г. Гегеля отчетли­во выраженную в их трудах конструкцию права в качестве спе­цифического реального отношения, складывающегося между субъектами общественного взаимодействия. Участники этого отношения контактируют друг с другом в ходе обмена социаль­ными ценностями (вещами, услугами, иными благами) как рав­ные, свободные (самостоятельно делающие свой выбор), авто­номные индивиды.

В собственно идеологическом плане классовым симпатиям и антипатиям марксизма более всего соответствовали воззре­ния, в которых с позиций угнетенных трудящихся масс крити­ковались и осуждались право и законодательство эксплуататор­ского общества. В социалистической литературе от Т. Мора до О. Бланки сложился взгляд на законы государства как на ору­дия защиты интересов имущих людей, богатых и привилегиро­ванных слоев.

Многое в марксистских представлениях о функциях, выпол­няемых законодательством в буржуазном обществе, идет от предшествующей марксизму социалистической мысли. Напри­мер, та точка зрения, что формальное (официальное) закрепле­ние определенных принципов как общеобязательных норм, ус­танавливаемых и защищаемых госаппаратом, рождает право.

Государство и право как надстроечные явления. Суть историко-материалистического подхода к государству и праву состоит в понимании этих образований в качестве надстроечных по от­ношению к экономической структуре общества. Уподобление государства и права надстройке - исследовательский прием, призванный доказать наличие того факта, что данные явления коренятся в «материальных жизненных отношениях», опирают­ся на «реальный базис» и в своем бытии зависят от него.

«Реальный базис», производственные отношения не только лежат в основании политической и юридической надстройки, но и образуют ее условие, определяют ее саму. «Способ произ­водства материальной жизни обусловливает социальный, поли­тический и духовный процессы жизни вообще». К государству и праву от экономической структуры идет и линия причинно-следственной зависимости. Конечную причину и решающую движущую силу всех важных исторических событий марксизм находит в экономическом развитии общества. По словам Эн­гельса, «конечных причин всех общественных изменений и по­литических переворотов надо искать... в изменениях способа производства и обмена...».

Наряду с отмеченными отношениями детерминации поли­тико-юридические институты связывают с экономической структурой и зависимость соответствия. «Возьмите определен­ную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите определенный общественный строй, определен­ную организацию семьи, сословий или классов - словом, оп­ределенное гражданское общество. Возьмите определенное гра­жданское общество, и вы получите определенный политиче­ский строй, который является лишь официальным выражением гражданского общества» (К. Маркс). Объясняя архитектонику и развитие всякой общественной формации в основном произ­водственными отношениями, Маркс и Энгельс постоянно про­слеживают соответствующие этим производственным отноше­ниям надстройки. Указанное соответствие носит форму своеоб­разного повторения в надстройке некоторой суммы признаков, композиции, ритмов движения, присущих базису и «трансли­руемых» им «наверх». Сходство, параллелизм, обнаруживаемые между базисом и надстройкой, не стирают, понятно, специфи­ки каждого из этих явлений, не ведут к утрате ими собственно­го социального качества.

Марксизмом утверждается, что «реальный базис» (экономи­ка) всегда остается первичным и определяющим моментом для по­литической и юридической надстройки. Это всеобщий закон. Конкретные его воплощения от эпохи к эпохе меняются. На­пример, детерминация буржуазной государственности капита­листической экономикой не является по своим формам, мето­дам, социально-психологическим рычагам и прочим факторам копией детерминации государств античного мира производст­венными отношениями того времени. Даже в границах одной общественно-экономической формации решающее воздействие производственных отношений на государственный строй осу­ществляется на ее начальных этапах по-другому, нежели тогда, когда она клонится к закату. Дело тут в историческом «перепа­де» состояний самой экономики, вследствие чего один и тот же экономический базис обнаруживает в своем проявлении, в сво­ем влиянии бесконечные вариации и градации.

Не Обладая монополией влияния на надстройку, «царство экономических отношений» к тому же оказывает на нее ре­шающее воздействие по общему правилу косвенно и лишь «в конечном счете». Его определяющая роль реализуется через массу причинно-следственных связей с другими сторонами об­щественной жизни (социальными закономерностями, взаимо­отношениями классов, историческим опытом и традициями культуры, внешнеполитическими условиями и т. д.).

Идея детерминации надстроечных учреждений экономиче­ским базисом неразрывно связана с идеей относительной само­стоятельности и постоянной активности надстройки (государ­ства и права в особенности). Обе эти идеи естественно допол­няют друг друга; их единство образует теоретическую модель соотношения политико-юридических систем и социально-эко­номической структуры классового общества.

Сущность такого состояния, как относительная самостоя­тельность, выявляет Марксова формула: «внутренняя зависи­мость и внешняя самостоятельность». «Внешняя самостоятель­ность» имеет несколько граней. Она обнаруживается в движе­нии надстроечных институтов согласно законам, лишь им одним свойственным, в обратном воздействии этих институтов на базис способом, только им одним присущим. Ее характери­зует прохождение каждой частью надстройки своих специфиче­ских фазисов развития.

Относительная самостоятельность учреждений надстройки вы­растает из общественного разделения труда и связанных с ним процессов постепенной дифференциации и обособления разнород­ных социальных функций. Вокруг указанных функций концен­трируются автономизирующиеся области общественной жизни (в частности, государство и право). Эти сферы отличаются по содержанию, типическим признакам, занимаемому в обществе месту, поскольку различна природа лежащих в их основе соци­альных функций.

Классовый характер государства и права. Марксистский взгляд на классовый характер государства и права произведен от историко-материалистического понимания природы соци­альных классов и их взаимодействия. Благодаря этому понима­нию делается очевиднее укорененность государства и права в «материальных жизненных отношениях», нагляднее проступа­ет объективная общественная потребность в них на некоторых этапах истории, яснее становятся закономерности происходя­щих в них изменений и т. д.

Классовая общественно-экономическая формация, согласно марксизму, непременно передает политической и юридической надстройке качество классовости, в котором заключено два ря­да свойств. Один ряд - абстрактные, общие моменты, характе­ризующие всякое государство и всякое право. К таким момен­там марксизм относит: обусловленность факта существования политической и юридической надстройки наличием социаль­ных классов, определяемость формы государства и права про­цессами взаимодействия классов, зависимость направлений и методов деятельности аппарата государства, способов реали­зации права от соотношения классовых сил и т. д. Второй - свойства, порождаемые конкретно-исторической спецификой определенной классовой формации. В числе этих свойств: тип связи законодательной, исполнительной и судебной властей (если таковые как-то разграничены), принципы построения, комплектования и функционирования аппарата государства, порядок нормотворчества, средства обеспечения соблюдения официальных предписаний и т. п.

Одновременно с выработкой понимания классовости поли­тической и юридической надстройки как сложного социально­го качества Маркс и Энгельс ввели различение организацион­но-институциональных аспектов надстройки и направленности ее практического действия. Вводя различение подобного плана, Маркс и Энгельс исходили из того, что множество институтов государства и права благодаря своим структурным и общефунк­циональным характеристикам может служить не одному толь­ко, а нескольким разным классам общества, может быть про­водником политики различных классов.

В условиях разделения общества на противоположные классы жизнедеятельность политической и юридической надстройки, взя­той во всех ее измерениях, пронизывает и определяет интерес гос­подствующего класса. Данный интерес присутствует как в вы­полнении этой надстройкой сугубо принудительных акций, прямо обусловленных наличием классовых антагонизмов, так и в выполнении ею «общих дел, вытекающих из природы всякого общества».

Марксизм рассматривает обе упомянутые роли государства и права в их неразрывном единстве, т. е. в таком их состоянии, в каком они находятся в практической, эмпирической жизни.

Лишь во взаимообусловленности одной роли другой можно точно распознать всю истину каждой из них. Заведование об­щими делами общества и выполнение функций механизма, ис­пользуемого господствующим классом для подавления своих классовых противников, - вовсе не параллельно совершаю­щиеся процессы: у них есть множество точек соприкосновения и пересечения.

«Специфические функции», возникающие из противопо­ложности между государственной машиной и народом, претво­ряются в жизнь и через управление общими делами, через об­щесоциальную деятельность эксплуататорского государства. Не бывает в классовом обществе классово безразличного функцио­нирования государственности, законодательства; не бывает классово нейтральных ролей государства. Этой мыслью про­никнуты все произведения Маркса и Энгельса, так или иначе обращенные к социально-политической и политико-юридиче­ской проблематике.

В марксизме классовая борьба выступает одной из важней­ших закономерностей бытия общества, расколотого на антаго­нистические классы. Ничто сколько-нибудь существенное в со­циальной жизни такого общества (тем более линия поведения господствующего класса, природа государства и права и т. п.) не может быть объяснено и понято вне контекста классовой борьбы.

В значительной мере из-за нее Аппарат государства оказыва­ется учреждением, легитимно осуществляющим целенаправленное насилие в обществе. Выделение и акцентирование в природе го­сударства его принуждающего начала закономерно для марксиз­ма. Изображение государства в качестве органа институциона­лизированного насилия «подсказывается» Марксу и Энгельсу их представлением об истории цивилизованного общества как процессе, в основном «сотканном» из антагонизмов, стимули­руемом борьбой противоположностей, наполненном стихией всяческих битв (внешних и внутренних) и проч.

В «Манифесте Коммунистической партии» подчеркнуто, что добившийся своего политического господства пролетариат осу­ществит (наряду с другими мерами) деспотическое вмешатель­ство в право собственности и в буржуазные производственные отношения, сосредоточит все орудия производства в руках го­сударства, централизует транспорт и кредит, введет одинаковую принудительность труда для всех и создаст промышленные армии (милитаризация труда рисовалась тогда авторами «Мани­феста» одним из способов его организации). Пролетариат «в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения». До тех пор пока все производ­ство не сосредоточится в руках «ассоциации индивидов», пуб­личная власть сохраняет свой политический характер. «Поли­тическая власть в собственном смысле слова - это организо­ванное насилие одного класса для подавления другого»,

«Насилие, - отмечает Маркс в «Капитале», - является по­вивальной бабкой всякого старого общества, когда оно бере­менно новым. Само насилие есть экономическая потенция». Политического аспекта насилия, продуцируемого государством, касается Энгельс. Он пишет: «...государство есть лишь преходя­щее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противни­ков... пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нужда­ется в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существо­вать». Это высказывание Энгельса Ленин считал «одним из са­мых замечательных, если не самым замечательным рассуждени­ем в сочинениях Маркса и Энгельса по вопросу о государстве». Из слов Энгельса вытекает, что государство, которое пролета­риат использует в целях насильственного подавления против­ников рабочего класса, не признает свободу для них. Но обес­печивает ли оно (в состоянии ли обеспечить) свободу самому пролетариату? Ведь давно и хорошо известно непреложное пра­вило: всякий раз, когда под вопрос ставится та или другая сво­бода (не говоря уже об изъятии из сферы свободы, насильст­венном подавлении определенной социальной группы), ставит­ся под вопрос и свобода вообще. И об этом писал не кто иной, как Маркс.

Помимо карательно-репрессивной функции государства Маркс и Энгельс отчасти выявили и иные социальные свойст­ва, иные (напрямую не связанные с насилием) способы жизне­деятельности. Однако в идеологии революционного социали­стического движения почти вся совокупность воззрений Марк­са и Энгельса на природу государства была сведена к формуле: «государство - организация для систематического насилия од­ного класса над другим (одной части населения над другой)».

Социалистическая революция и диктатура пролетариата. Сущ­ность марксистской политической теории может быть усвоена лишь в том случае, если будет понята Необходимость диктатуры одного класса для всякого классового общества, В том числе и того общества, в котором станет господствовать пролетариат.

Фундаментальный характер идеи пролетарской диктатуры в общей системе марксистских воззрений на государство и пра­во усматривается прежде всего из такой ее оценки самими соз­дателями этого направления коммунизма. Маркс посчитал нужным указать именно эту идею в качестве сердцевины тех главных открытий в области социального знания, которые бы­ли сделаны лично им: «Классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата». Тот факт, что Идея диктатуры пролета­риата действительно является одной из центральных в политиче­ском учении марксизма, Объективно подтверждается неизмен­ным ее присутствием в творчестве Маркса и Энгельса. Оба они обращались к ней, использовали ее на протяжении всей своей практической и теоретической деятельности.

Не всегда идея эта воплощается в словах «пролетарская дик­татура», «диктатура рабочего класса» и т. п. Поначалу (1844-1849) данные формулы не были еще найдены. Когда же они были взяты на вооружение, то случались обстоятельства, делав­шие употребление названных словосочетаний нецелесообраз­ным по соображениям тактики. Однако сама идея революцион­ной диктатуры пролетариата красной нитью проходит через все учение марксизма о государстве и праве, образуя его неотъем­лемый определяющий признак.

Маркс утверждает, что «покуда существуют другие классы, в особенности класс капиталистический, покуда пролетариат с ним борется (ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества), он должен применять меры насилия...».

С приходом пролетариата к власти радикально меняются ус­ловия, которые влияют на выбор тех или иных конкретных способов продолжения и углубления революционного процес­са, свершающегося в борьбе классов. По мнению Маркса (раз­делявшемуся также Энгельсом), пролетариат очень заинтересо­ван в создании обстановки, которая позволяет этой классовой борьбе «проходить через свои различные фазы наиболее рацио­нальным и гуманным путем». Есть ли противоречие между та­ким мнением, высказываниями о желательности, выгодности для рабочего класса мирной и легальной революции и тезисом относительно жесткой необходимости «применять меры наси­лия», покуда не устранена «старая организация общества»? Противоречия здесь нет. Насилие, учиняемое над индивидом, группой, общностью, выступает обычно в разных ипостасях и имеет место там, где так или иначе попирается равенство всех людей перед законом. Насилие может быть грубым, непосред­ственным, физическим: порабощение, грабежи, внесудебные расправы и т. п. Но может выражаться и в менее острых (не­редко официально санкционируемых) формах: ограничение свободы, ущемление в правах, экономический и идеологиче­ский прессинг, другие виды дискриминации. Эти формы не ме­нее действенны, чем прямой произвол.

Живым примером диктатуры рабочего класса была для Марк­са и Энгельса Парижская коммуна (1871). Они высоко ценили ее как рождающуюся систему «управления народа посредством самого народа». Есть в суждениях Маркса и Энгельса, одоб­ряющих действия парижских коммунаров по налаживанию но­вой организации власти, такое, что не укладывается в систему представлений о демократически-правовом устройстве государ­ства. С точки зрения Маркса, Коммуна явила собой образец не парламентарной, а работающей корпорации, одновременно «и законодательствующей и исполняющей законы». Следова­тельно, Коммуна упразднила принцип разделения властей. А это неизбежно ведет к монополизации власти, которая на­прочь исключает правовые формы осуществления «управления народа посредством самого народа». Идея соединения в одном органе как законодательной, так и исполнительной властей стала одним из краеугольных камней большевистской концеп­ции Советов.

Судьбы государства и права в коммунистической формации.

Помимо социально-классовых и собственно внутринаучных причин, побуждавших Маркса и Энгельса заниматься вопросом о будущем государства и права, имелся еще один момент - идеологический, требовавший пристального внимания к данно­му вопросу. Существенным компонентом идейно-политиче­ской жизни 40-90-х гг. XIX в. являлись всевозможные проекты устройства власти в свободном от эксплуататорских порядков мире, выдвинутые теоретиками утопического социализма, анархизма и т. п. По этим проектам общественное мнение су­дило о намерениях коммунистов; в немалой степени через них определялось отношение к коммунистическому движению. Та­кое положение вещей придавало Марксу и Энгельсу дополни­тельный импульс обрисовать вероятное состояние публичной власти в условиях предвозвещенной ими коммунистической формации.

Маркс и Энгельс считали, что публичная власть есть функ­ция управления обществом. Она реализует сознательно осу­ществляемое централизованное согласование индивидуальных поведений и придает всей этой бесконечной массе действий ориентацию, целесообразную для данной социальной системы. Специфические орудия и способы публичного властвования меняются от эпохи к эпохе, будучи детерминированы различ­ными комплексами господствующих производственных отно­шений, разными типами социокультуры и т. д. Непреходящей остается потребность любого общества в публичной власти. Свое понимание судеб власти при коммунизме Маркс и Эн­гельс развивают, отправляясь от этих позиций.

В «Манифесте Коммунистической партии» указывается: «Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все про­изводство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер». Труд­но выразительнее и однозначнее изложить мысль о «продолже­нии» публичной власти в том обществе, где будут преодолены «классовые различия и все производство сосредоточится в ру­ках ассоциации индивидов». Маркс и Энгельс не ограничива­ются здесь формулированием только этой мысли. Они предска­зывают неизбежность изменения характера публичной власти в будущем обществе (утраты ею черт политической власти). Опи­сываются также условия и время, при которых закономерно произойдет окончательное сбрасывание с публичной власти ее политических покровов.

Перемены, которые предстоят публичной власти, Маркс прямо ставит в зависимость от развития коммунистической формации в целом. В исторической эпохе, которую откроет акт ниспровержения классового господства буржуазии, Маркс раз­личает три периода: 1) переход от капитализма к первой ступени коммунистического общества - социализму; 2) первую (низ­шую) фазу коммунистического общества; 3) высшую фазу ком­мунизма. В политическом плане переход от капитализма к со­циализму специфичен тем, что государство данного периода должно быть орудием диктатуры пролетариата, его социальной власти и решать задачи, обусловливаемые продолжающейся классовой борьбой, сопротивлением свергнутых классов, иско­ренением частной собственности, строительством социалисти­ческого общества.

На первой ступени коммунистической формации (при со­циализме) картина иная: средства производства уже вышли из частной собственности и принадлежат всему обществу, нет больше эксплуататорских классов, и поэтому классово-полити­ческое насилие (т. е. подавление какого-либо класса) делается ненужным; но государство на этой ступени сохраняется («госу­дарственность коммунистического общества»). Что касается ха­рактеристики Марксом политического аспекта высшего этапа коммунизма, то именно она содержит предвидение полного от­мирания государства.

В своем конспекте книги М. А. Бакунина «Государствен­ность и анархия» Маркс высказывает предположение, что с полной победой рабочего класса (ликвидацией частнособствен­нических отношений и устранением из жизни общества соци­альных антагонизмов) классовое господство пролетариата за­кончится. Но вовсе не закончится после этого бытие государст­венности. Таковая сохранится и будет функционировать. Ее характер, правда, существенным образом изменится: она утра­тит свой прежний «политической смысл». Хотя бытие государ­ственности не прекращается после полной победы пролетариа­та, тем не менее и у него есть конечный рубеж. Так же, как го­сударство «появляется только на определенной ступени развития общества, оно опять исчезнет, как только общество достигнет до сих пор еще не достигнутой ступени», - отмечает Маркс в 1881 г., конспектируя книгу Г. Мэна «Лекции по древ­ней истории институтов».

Продолжая такой ход марксовых мыслей, Энгельс формули­рует принципиальную позицию Маркса и свою по вопросу о происхождении и отмирании государства: «Итак, государство существует не извечно. Были общества, которые обходились без него, которые понятия не имели о государстве и государст­венной власти. На определенной ступени экономического раз­вития, которая необходимо была связана с расколом общества на классы, государство стало в силу этого раскола необходимо­стью. Мы приближаемся теперь быстрыми шагами к такой сту­пени развития производства, на которой существование этих классов не только перестало быть необходимостью, но становится прямой помехой производству. Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли. С исчез­новением классов исчезнет неизбежно государство. Общество, которое по-новому организует производство на основе свобод­ной и равной ассоциации производителей, отправит всю госу­дарственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором». Сегодня эти выводы и прогнозы далеко не во всем и далеко не всем представляются реалистичными.

Коммунизм, полагали Маркс и Энгельс, явит собой высоко­организованный, гармоничный и планомерно развивающийся «союз свободных людей». Как никакой другой строй до него, он будет нуждаться в едином и научно обоснованном руково­дстве важнейшими аспектами общественной жизни. Орудием такого руководства, средством упорядочения и оптимизации данной социальной структуры выступит публичная власть, ко­торая получит должное предметно-материальное и организаци­онно-техническое воплощение в системе соответствующих уч­реждений, связей и процедур.

Труд по руководству высокоорганизованным и планомерно развивающимся «союзом свободных людей» подобен труду «под давлением той внешней цели, которая должна быть осуществ­лена и осуществление которой является естественной необхо­димостью или социальной обязанностью, - как угодно». Учас­тие в труде по управлению делами общества превращается в долг, в социальную обязанность каждого трудоспособного че­ловека, ибо горстки «избранных», касты «государственных жре­цов», некогда почти целиком узурпировавших заведование пуб­личной властью, теперь нет.

Рассеивается иллюзия, будто политика, администрирование, руководство делами общества - «это какие-то тайны, транс­цендентные функции», которые могут быть доверены исключи­тельно определенному узкому кругу лиц. Рабочие, указывает Маркс, кроме своего производительного труда должны будут сами выполнять для себя еще и труд непроизводительный (в данном конкретном случае управленческий), сделав непре­менное участие в управлении «побочной функцией многих». Красивое, но иллюзорное, невыполнимое предсказание. Поли­тика, администрирование, руководство обществом нуждаются и еще очень долго, если не всегда, будут нуждаться в деятельно­сти групп специалистов, профессионалов.

Маркс и Энгельс подвергли критике опубликованную в из­дании общества «Народная расправа» (рупор Бакунина) статью «Главные основы будущего общественного строя». В ней гово­рилось, что при новых порядках производственная, коллекти­вистская и личная жизнь людей станет объектом самого тща­тельного регулирования. При новых порядках «стремлением каждого будет производить для общества как можно более и потреблять как можно меньше; в этом сознании своей пользы для общества будет заключаться вся гордость, все честолюбие тогдашних деятелей». Маркс и Энгельс, критикуя эти пред­ставления, находят лаконичное определение, высвечивающее самую суть модели «главных основ будущего общественного строя», — «казарменный коммунизм». «Какой прекрасный об­разчик казарменного коммунизма! Все тут есть: общие столо­вые и общие спальни, оценщики и конторы, регламентирую­щие воспитание, производство, потребление, словом, всю об­щественную деятельность, и во главе всего, в качестве высшего руководителя, безымянный и никому не известный «наш ко­митет». Несомненно, это чистейший антиавторитаризм». Они осуждают сей коммунистический порядок, провозглашающий добродетелью жертвенность и аскетизм, подменяющий рацио­нальную организацию общественной жизни установлением контроля за каждым шагом членов общества, прячущий от глаз общественности, от трудящихся центральные учреждения вла­сти.

Однако остается неясным, как конкретно удастся, по Мар­ксу и Энгельсу, избежать пришествия «казарменного комму­низма», если пролетарии уничтожат мир частной собственно­сти, если в ходе коммунистической революции те, кому в ней нечего терять, кроме своих цепей, насильственно ниспроверг­нут весь существующий общественный строй. Ведь создатели «научного социализма» не предусмотрели конституирования в постбуржуазном обществе правового государства, отвергли принцип разделения властей; они ничего не говорили о необ­ходимости сохранения политического и идеологического плю­рализма, обещали в будущем преодоление «узкого горизонта буржуазного права» (а широкие горизонты какого-либо другого права не обозначили).

История — самый беспристрастный и мудрый Учитель — очень строго проэкзаменовала марксистское учение о государ­стве и праве на предмет его соответствия реальностям эпохи.

По итогам этого нелицеприятного экзамена сегодня происхо­дит глубокая переоценка ценности и актуальности данного уче­ния. Но как бы ни видоизменялись подходы к тем или иным взглядам Маркса и Энгельса на политику, государство, право, закон, как бы ни варьировались их оценки, одно остается несомненным: эти взгляды навсегда вошли в историю всемир­ной политико-юридической мысли, составляют ее солидный пласт. Они сыграли и играют значительную социальную роль. Без всестороннего постижения марксизма невозможно предста­вить истинной картины политической и духовной жизни мира XIX и XX вв.