Радник

---

"Нестяжательство" — это идеологическое течение, оформив­шееся в рамках русской православной церкви во второй половине XV — начале XVI в. В качестве главных проводников данного те­чения выступили монахи Заволжья, поэтому в литературе оно час­то именуется учением или движением "заволжских старцев". На­звания "нестяжатели" они удостоились за то, что проповедовали бескорыстие (нестяжание) и, в частности, призывали монастыри отказаться от владения каким-либо имуществом, в том числе земель­ными угодьями, селами, и превратиться в школы чисто духовной жизни. Однако призывом к освобождению монастырской жизни от мирской суеты учение заволжских старцев далеко не исчерпыва­лось. Проповедь нестяжания, хотя и была одной из главных в дан­ном учении, не выражала его глубинного смысла. Идея бескорыст­ной жизни, т. е. жизни, освобожденной от стремления к материаль­ному богатству, вырастала у заволжских старцев из другой идеи, которая как раз и являлась корневой в их мировоззрении. Суть ее заключалась в понимании того, что главное в человеческой жизни совершается не во внешнем по отношению к человеку мире, а внутри самого человека. Настоящая, соответствующая природе человека жизнь — это жизнь его духа. Надлежащее устройство своей внут­ренней, духовной жизни требует от человека, помимо прочего, дос­тижения определенной степени свободы от внешнего мира, в том числе и от различных мирских благ. При этом нет необходимости стремиться к полному освобождению от внешнего мира — отшель­ничество в представлении заволжских старцев есть такая же край­ность, как жизнь в материальной роскоши. Важно, чтобы внешний мир не мешал внутреннему самоусовершенствованию человечес­кой натуры. Отсюда и проистекала проповедь нестяжания. Не бу­дучи главной в учении заволжских старцев, она тем не менее в наибольшей мере затрагивала интересы иерархов русской право­славной церкви, поскольку выливалась в призыв к последним от­казаться от владения огромным материальным богатством. В с

вязи с этим проповедь нестяжания оказалась самой заметной среди идей­ных лозунгов движения заволжских старцев. Вот почему это дви­жение получило название "нестяжательство".

Политическая сторона данного учения проявлялась не только в выступлении его представителей против монастырского землевла­дения. Определяя свое отношение к внешнему миру, нестяжатели неизбежно должны были выразить собственное отношение и к го­сударству, и к царской власти, и к закону. Они не могли уйти и от решения проблемы соотношения государственной власти и власти церковной — одной из важнейших политических проблем русского общества как в эпоху Киевской Руси, так и в эпоху Московии.

Многое в сущности нестяжательства раскрывается через лич­ности и судьбы его идеологов и сторонников. Поэтому, прежде чем излагать содержание данного учения, обратимся к их биографиям.

Главным идеологом нестяжательства был преподобный Нгш Сорский (1433—1508). О жизни его сохранилось мало сведений. Из­вестно только, что происходил он из боярского рода Майковых. В юности своей обитал в Москве, занимаясь переписыванием бого­служебных книг. Еще в молодые годы принял монашеский постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. Был в ученичестве у знаменито­го в те времена своими добродетелями старца Паисия Ярославова. После этого Нил Сорский много странствовал по Востоку, побывал в местах, связанных с Иисусом Христом. Затем долго жил среди монахов русского скита на Святой Горе Афонской. Вернувшись домой, Нил Сорский некоторое время жил в келье возле Кирилло-Белозерского монастыря. Но потом, не удовлетворенный образом своей жизни, ушел в лесные дебри за 15 верст от монастыря и там на берегу речки Сорки (отсюда и прозвище его — Сорский) постро­ил себе хижину и стал жить так, как хотел.

Неподалеку от хижины Нила Сорского построил себе домик ученик его Иннокентий, тоже происходивший из бояр (Охлеби-ниных). Потом стали приходить на поселение в это место и другие монахи. Так возник первый на Руси скит, или, по-другому, пус­тынь — сообщество монахов, живущих в отдельных кельях, устро­енных в лесных дебрях. Впоследствии Нил Сорский разработал для своего скита целый устав, в котором выразил многое из своего мировоззрения.

Эта Нилова пустынь, расположившаяся на Вологодчине, стала колыбелью движения нестяжателей. Жизнь в глухомани не меша­ла Нилу Сорскому распространять свое учение посредством пись­менных посланий и устных речей. С последними он выступал и на соборах русской православной церкви. Особенно большую извест­ность приобрела речь Нила Сорского на Соборе, состоявшемся в Москве в 1503 г. Именно на нем он призывал монастыри отказаться от земель и деревень и добывать средства для существования только "рукоделием".

Умер Нил Сорский 7 мая 1508 г., составив перед тем удивитель­ное по своему содержанию завещание — последнюю вспышку сво­ей души. "Повергните тело мое в пустыни, — обращался он к сво­им ученикам, — да изъядят е зверие и птица, понеже согрешило есть к Богу много и недостойно погребения. Мне потщания, елико по силе моей, чтобы бысть не сподоблен чести и славы века сего никоторыя, яко же в житии сем, тако и по смерти... Молю же всех, да помолятся о душе моей грешной, и прощения прошу от вас и от мене прощения. Бог да простит всех". Не только в жизни, но и в смерти своей Нил Сорский остался верен своему учению.

Продолжатели Нилова учения были не столь последовательны, как он.

Среди них необходимо выделить прежде всего Вассиана Косо­го (ок. 1470 — до 1545). Мирское имя его Василий Иванович Пат­рикеев. Он был князем, представителем знатного рода Гедимино-вичей, троюродным братом великого князя Василия III. До янва­ря 1499 г. состоял на государственной службе. Из летописей вид­но, что в 1494 г. тогдашний русский государь Иван III направлял Василия Патрикеева в качестве главного посла на переговоры к Литовскому князю Александру, а в 1496 г. назначил его главным воеводой над войском, ходившим против шведов в Финляндию. В 1499 г. молодой князь по не вполне ясным из источников причи­нам был обвинен вместе со своим отцом и младшим братом в госу­дарственной измене. Благодаря заступничеству духовенства смерт­ная казнь, назначенная боярам Патрикеевым, была заменена Ва­силию и его отцу пострижением в монахи, а брату домашним за­точением. В качестве места монашеского пострига и дальнейшего пребывания Василию Патрикееву был назначен Кирилло-Белозерский монастырь. Здесь он, став монахом Вассианом, познакомился с Нилом Сорским. Учение последнего увлекло новоиспеченного мо­наха, и он поселился в Ниловой пустыни. Осенью 1503 г. Вассиан прибыл в Москву на церковный Собор, по окончании которого ос­тался здесь, обосновавшись в Симоновом монастыре. Вскоре он ста­новится самым ярым критиком церковной политики Иосифа Во-лоцкого и его сторонников — иосифлян. Как представитель родо­витой знати Вассиан был вхож в великокняжеский дворец и впо­следствии даже пользовался покровительством Василия III. Одна­ко это не спасло его от печальной участи. На церковном Соборе 1531 г. Вассиан Косой был обвинен в богословских промахах и осуж­ден на заточение в Иосифов монастырь в Волоколамске, где впос­ледствии и кончил свою жизнь.

К числу видных сторонников идеологии нестяжательства сле­дует отнести и Максима Грека (ок. 1470—1556). Он также происхо­дил из знатной и богатой семьи, правда, семьи не русских, а гре­ческих аристократов. Первоначальное его имя — Михаил Триво-лис. До прибытия своего в Московию он сумел получить добротное светское образование, слушая лекции в лучших итальянских уни­верситетах (Флоренции, Падуи, Милана).

В 1502 г. Михаил Триволис становится монахом монастыря св. Марка. Однако в 1505 г. в его судьбе происходит коренной поворот: Михаил покидает Италию и поселяется в Ватопедском монастыре на Св. Горе Афонской. Здесь он обращается в православие и при­нимает имя Максим.

В 1515 г. великому князю Василию III понадобился переводчик для переложения греческой толковой Псалтыри на русский язык. В Ватопедский монастырь митрополитом Варлаамом была направле­на просьба прислать специалиста по таким переводам монаха Сав­ву. Последний, однако, не смог по причине своей глубокой старости и немощи выехать в Москву. И тогда выбор пал на Максима Грека.

За короткое время греческий монах сделался заметным явле­нием культурной жизни Москвы. Незаурядный ум и широкие по­знания в европейской философии и теологии привлекли к нему внимание образованных представителей русской аристократии. Келья Максима Грека стала местом, где регулярно собирались для обсуждения сложных философских и богословских проблем многие из тех людей, которые прославятся впоследствии в качестве вид­ных русских мыслителей.

В 1521 г. Максим Грек знакомится с Вассианом Косым, в ре­зультате чего обнаруживается, что греческий монах вполне разде­ляет основные принципы русской идеологии нестяжательства. Бо­лее того, Максим Грек становится активным проповедником этих принципов. Он, в частности, открыто заявляет, что неприлично мо­настырям владеть каким-либо недвижимым имуществом. Такие заявления не могли остаться без последствий. И в 1525 г. церков­ный Собор обвиняет Максима Грека в деяниях против православ­ной веры и русской церкви и осуждает его к монастырскому зато­чению. Более четверти века Максим Грек живет в заточении: сна­чала в Волоколамске, затем, после вторичного осуждения на Собо­ре 1531 г., в Твери. Наконец в 1551 г. царь Иван IV, вняв "умоле-нию" игумена Троице-Сергиевой лавры Артемия, освобождает уже дряхлого, больного Максима из заточения и разрешает ему прове­сти остаток дней в этой знаменитой обители. Здесь Максим Грек и умирает в январе 1556 г.

Помимо Вассиана Косого и Максима Грека в числе сторонников нестяжательетва находился Артемий Троицкий. Судьба его оказа­лась печальной. В 1553 г. он был обвинен церковным Собором в склонности к ереси и приговорен к заточению в Соловецком монас­тыре. Вскоре после этого подверглась осуждению на заточение це­лая группа заволжских старцев — нестяжателей. В результате к 60-м годам XVI в. нестяжательство как социальное движение фак­тически прекратило свое существование.

Биографии идеологов нестяжательства ясно свидетельствуют, что церковные и светские власти Московии видели в этом движе­нии опасную для себя духовную силу, сокрушить которую можно было только жестокими репрессиями. Причем данная опасность осо­бенно увеличивалась вследствие того, что нестяжатели не только не выходили за рамки православной христианской идеологии, но и, напротив, именно себя считали истинными ее выразителями. Об­винения в склонности к ереси, которыми обволакивалось преследо­вание нестяжателей официальными московскими властями, Нил Сорский и его последователи напрочь отвергали. Более того, стро­гое следование духу и букве православия все нестяжатели рас­сматривали в качестве своей главной жизненной обязанности.

Духовная мощь нестяжательства во многом основывалась на личном авторитете его идеологов. Все они — и Нил Сорский, и Вас-сиан Косой, и Максим Грек, и Артемий Троицкий — были людьми в высшей степени деятельными, высокообразованными, умственно одаренными. Они умели красиво излагать свои мысли как в устной беседе, так и на письме, т. е. были способны пршвлекать к себе все новых и новых сторонников. Идеологи нестяжательства были весь­ма плодовитыми для своего времени писателями. На это указывает та часть их письменного наследия, которая дошла до нас.

Нестяжатели представляли собой тот редкий пример, когда люди, проповедуя какие-либо идеи, сами стремятся жить в полном соответствии с ними. Особенно удалась жизнь согласно своим иде­ям Нилу Сорскому. Другим же идеологам нестяжательства очень помогли привести образ их жизни в более полное соответствие с проповедуемыми ими идеями официальные церковные и светские власти — помогли именно тем наказанием, которое им назначили, т. е. монастырским заточением, освобождающим человека от из­лишних материальных благ и обособляющим его от внешнего мира. Максим Грек почти все свои произведения, в том числе "Исповеда­ние православной веры", написал во время заточения в Тверском Отрочь монастыре.

Судьбы Нила Сорского и его сторонников — такое же реальное воплощение идеологии нестяжательства, как и их сочинения.

Потерпев поражение от последователей Иосифа Волоцкого — иосифлян — в земном мире, мире практической политики, нестя­жатели одержали внушительную победу над ними в мире идеаль­ном. Иосифляне вытеснили сторонников нестяжательства из сфе­ры церковной иерархии, заняв в ней почти все ступени. Нестяжа­тели же всецело возобладали над иосифлянами в пантеоне святых русской православной церкви. В этом пантеоне нашлось место само­му Иосифу Волоцкому, но не нашлось никому из непосредствен­ных его учеников. Нил Сорский же был канонизирован вместе со многими своими учениками. Канонизация Нила Сорского происхо­дила постепенно, в течение XVIII—XIX вв., с ростом числа его почитателей. Синод вынужден был санкционировать ее в 1903 г. А Максим Грек был официально причислен к лику святых лишь недавно — в 1988 г. Венец мученика, которым официальные цер­ковная и светская власти Московии одарили почти каждого из иде­ологов "нестяжательства", превратился в конце концов в венец свя­тости.

Но еще более значимым знаком победы нестяжательства в мире идеальном стало появление в русском обществе и широкое распро­странение в течение XIX в. мнения о том, что именно оно является Истинно русской и истинно православной идеологией.

Изучение письменного наследия нестяжателей показывает, что полного единомыслия среди них не было. Каждый из идеологов нестяжательства, будучи личностью незаурядной, самостоятельно мыслящей, привносил в это учение что-то свое, лишь ему прису­щее. Однако в их произведениях нельзя не увидеть целого ряда общих для всех этих людей идей, жизненных принципов, воззре­ний на те или иные общественные явления. Знакомство с этими идеями, принципами и воззрениями позволяет понять, почему цер­ковная и светская власти Московии относились к их выразителям как к своим злейшим врагам.

Как уже говорилось, для идеологов нестяжательства — и, в первую очередь, Нила Сорского, бескорыстие было лишь одним из необходимых условий праведной жизни, т. е. жизни "по закону Бо-жию и преданию отеческому, но по своей воле и человеческому помыслу". Подобная жизнь с их точки зрения может быть устроена человеком только внутри себя, в сфере своего духа. Внешний по отношению к человеку мир, будь то общество, государство, цер­ковь или монастырь, организован таким образом, что праведно жить в нем невозможно.

По мнению Нила Сорского, чтобы устроить себе праведную жизнь, необходимо стать как можно более независимым от внешнего мира. Для этого следует прежде всего научиться приобретать "днев­ную пищу и прочие нужные потребы" плодами "своего рукоделия и работы". Ценность указанного "рукоделия" состоит, помимо про­чего, еще и в том, что "сим бо лукавыя помыслы отгоняются". "Стя­жания же, яже по насилию от чужих трудов собираема, вносити отнюдь несть нам на пользу".

Призыв полагаться единственно на собственные силы идеологи нестяжательства относили не только к добыванию средств суще­ствования. Нил Сорский и его последователи придавали большое значение личным усилиям каждого человека и в совершенствова­нии собственного духа. Они считали, что духовное развитие чело­века — это главным образом дело его самого. Нил Сорский никогда не называл своих учеников учениками, но собеседниками или же братьями. "Братиям моим присным, яже суть моего нрава: тако бо имейую вас, а не ученики. Един бо нам есть Учитель...", — обра­щался он к ним в своем "Предании". В одном из своих посланий преподобный Нил бросился словами: мол, ныне же пишу, "поучая во спасение души", но тут же оговорился, что адресат должен сам Избрать "угодное из того, что слышал устно или видел очами". И хотя Нил Сорский, бывало, советовал "повиноваться такому че­ловеку, который будет свидетельствован, как муж духовный, в слове и деле и разумении", в целом он скептически смотрел на возмож­ность достичь совершенства на путях духовного развития с помо­щью наставничества постороннего человека. Ныне иноки "до зела оскудели", считал он, и трудно найти "наставника непрелестна".

Характерным для идеологов нестяжательства было критичес­кое отношение и к церковной литературе. "Писания бо многа, но не вся божествено суть", — заявлял Нил Сорский. Достаточно вольно относился к богословским книгам и Максим Грек, который неодно­кратно говорил, что в этих книгах много ошибок, и по-своему ис­правлял некоторые их тексты. Вассиан Косой на сей счет выражался со свойственной ему резкостью: "Здешние книги все лживы, а здеш­ние правила — кривила, а не правила; до Максима мы по тем книгам Бога хулили, а не славили, ныне же мы познали Бога Мак­симом и его учением".

Для таких заявлений имелись все основания: русские перепис­чики богословских книг действительно часто допускали ошибки, а, бывало, и сознательно пропускали или изменяли какие-то слова в их текстах в угоду политической конъюнктуре. Однако критичес­кое отношение нестяжателей к церковной литературе вытекало не столько из осознания данного факта, сколько из духа их учения, из коренных основ их мировоззрения. Идеологи нестяжательства ис­кали опору, Во-первых, В первоначальных текстах Священного пи­сания, среди которых явное преимущество отдавали Новому заве­ту, а, Во-вторых, В разуме человека, без участия коего ни одного дела, по их мнению, нельзя совершить.

Знакомство с мировоззренческими корнями движения нестя­жателей не оставляет сомнений в том, что они строили церковь, принципиально отличную от той, что официально существовала в Московии. Эта церковь должна была объединять людей, видящих в служении богу не средство достижения для себя материального богатства и высокого социального статуса, но путь праведной жиз­ни, т. е. жизни по заповедям, провозглашенным Христом, по нрав­ственным началам, соответствующим природе человека. Внутри этой церкви должен был господствовать культ человеческого разума и истинного Священного писания, а также дух личной свободы, отвер­гающий подчинение человека человеком, признающий его ответ­ственность только перед богом.

Утверждая принцип личной свободы в устройстве каждым че­ловеком своей духовной жизни, нестяжатели были далеки от по­нимания этой свободы в качестве личного произвола в вопросах веры. Свобода допускалась ими только в рамках православной христианской религии. Любая другая религия, а тем более ересь в среде православных христиан вызывали у нестяжателей резкое неприятие. Причем в осуждении ереси они были более последова­тельны и убедительны, чем даже иосифляне. Не случайно Иосиф Волоцкий пользовался в своих обличениях еретиков рассуждения­ми Нила Сорского. Нестяжатели расходились с иосифлянами лишь в вопросе об участи Раскаявшихся Еретиков. В то время, как иосиф­ляне настаивали на необходимости казнить и таких еретиков, не­стяжатели предлагали проявлять к ним милосердие. Но не по при­чине жалости к раскаявшимся еретикам, а потому, что милосердие соответствовало духу Святого Евангелия. Вассиан Косой писал по этому поводу в составленном им "Ответе кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого об осуждении еретиков", что старцы из Кириллова монастыря, а с ними все заволжские старцы полага­ют, что, согласно Божественному писанию, нераскаявшихся и не­покорных еретиков предписано держать в заключении, а покаяв­шихся и проклявших свое заблуждение еретиков Божья Церковь принимает в распростертые объятия: "Ради грешников облекся плотью Сын Божий, и пришел он погибших сыскать и спасти".

Милосердное отношение нестяжателей к раскаявшимся ерети­кам официальная церковная власть изобразила как потворство ере­си, создав тем самым основание для разгрома нестяжательства как движения. При этом была скрыта подлинная причина данного раз­грома, которая таилась в том, что из идеологических принципов нестяжательства вырастали контуры новой церковной организа­ции, альтернативной официальной, более привлекательной для простого народа, чем официальная церковь.

В условиях средневекового общества, где церковь выступала, помимо прочего, и в качестве института политической власти, лю­бые идеи, затрагивавшие устои церковной организации, неизбежно приобретали политический характер. Именно поэтому идеология нестяжательства была понята официальной властью Московии, как церковной, так и государственной, в качестве всецело политичес­кой идеологии. И с носителями ее поступила эта власть соответству­ющим образом — как с опасными политическими противниками.

Следует отметить, что отношение Московских государей к не­стяжательству было не столь однозначно враждебным, каким оно являлось со стороны церковных иерархов. Интересам государствен­ной власти вполне соответствовало стремление нестяжателей осво­бодить монастыри от роскоши, владения земельными угодьями и селами. Поддержку этому стремлению прямо выражал и государь Иван III, и преемник его Василий III. Тем не менее у государей Московии имелись серьезные основания опасаться идеологии и дви­жения нестяжательства.

Из мировоззренческих начал нестяжательства вытекало отно­шение к любому носителю государственной власти как к воплоще­нию самых гнусных человеческих пороков. Именно такой взгляд на властителей выражается в сочинении с примечательным на сей счет названием — "Инока Максима Грека слово, пространне изла-гающе, с жалостию, нестроения и безчиния царей и властей после-дняго жития".

Нет уже ныне "царей благоверномудренных", говорится далее в рассматриваемом сочинении Максима Грека, но все правители только о себе заботятся, а не о Всевышнем, не прославляют его праведными деяниями и благотворениями, но тщатся расширить пределы держав* своих, друг на друга враждебно ополчаются, оби­жают друг друга и скоры на кровопролитие по своему неправедно­му гневу и зверской ярости.

Признавая земных властителей порочными, нестяжатели от­казывались им подчиняться и объявляли, что их царь — это Царь Небесный, т. е Иисус Христос, и государство их — на небесах. "Небесному Царю воини быхом, волею горняа да мудроствуем, идеже царь наш. Гражданьство бо, рече, наше на небесах есть. Да не останемся в земных узах", — заявлял Вассиан Косой.

Нестяжатели были убеждены, что государи, обуреваемые по­роками, влекут свои государства к гибели. "Благочестивейший Го­сударь и Самодержец! — обращался Максим Грек к молодому царю Ивану IV, не успевшему еще стать "Грозным". — Я должен выска­зать пред царством твоим всю истину, именно, что бывшие в после­днее время у нас, греков, цари не за что иное были преданы общим всех Владыкою и Творцом уничтожению и погубили свою державу, как только за великую их гордость и превозношение, за иудейское сребролюбие и лихоимство, победившись которыми, они неправед­но грабили имения своих подчиненных, презирали своих бояр, жи­вущих в скудости и лишении необходимого, и обиду вдовиц, сирот и нищих оставляли без отмщения".

В данном своем послании Ивану IV Максим Грек попытался дать образ Идеального царя. По его словам, благочестиво царствую­щие на земле уподобляются Небесному Владыке, если обладают такими свойствами, как "кротость и долготерпение, попечение о подчиненных, щедрое расположение к своим боярам, преимуще­ственно же — правда и милость...". Максим Грек призывал царя устроить вверенное ему царство по Христовым заповедям и зако­нам и всегда творить "суд и правду посреди земли, как есть писа­но". "Ничего не предпочитай правде и суду Царя Небесного, Иису­са Христа..., — писал он, — ибо ничем другим не возможешь так благоугодить Ему и привлечь Его милосердие и благотворения на твою богохранимую державу, как твоею правдою к подчиненным и праведным судом...".

Обращение с подобным увещеванием к земному царю свиде­тельствует, что Максим Грек имел надежду на то, что такой царь может быть благочестивым и править в соответствии с Христовы­ми заповедями и законами. Однако надежду эту он связывал с таким устройством государственного управления, при котором царь правит вместе с митрополитом, слушая его советов. Эту мысль Максим Грек постоянно проводил в своих посланиях Московским государям. "Ты имеешь при себе... Варлаама, Преосвященного Мит­рополита всея России, духовного отца твоей державы и всегдашнего ходатая к Богу, — писал он великому князю Василию III. — При вашем обоюдно согласном управлении чисто сияет благочестие, со­единенное с правдою и благозаконием". "Состоящего при тебе Пре­освященного Митрополита и боголюбивых епископов сподобляй вся­кой чести и береги их, как ходатаев к Богу..., — обращался Мак­сим Грек к царю Ивану IV, — и что они будут советывать тебе на пользу твоей богохранимой державе, в том слушай их, ибо, слушая их, слушаешь Самого Спасителя и Царя твоего Иисуса Христа...".

Но это не значит, что нестяжатели мыслили земного царя сто­ящим вровень со святителями. Раз земной царь склонен к порокам, он не может быть равен служителям Бога. "...Святительство и Царя мажет и венчает и утверждает, а не Царство святителех", — отме­чал Максим Грек. И отсюда делал вывод: "Убо болыпи есть Свя­щенство Царства земскаго, кроме бо всякаго прекословия меньша от болынаго благословляется".

В то время, когда политическая эволюция русского общества шла по пути все большего сосредоточения в особе государя и выс­ших государственных, и высших церковных функций, нестяжате­ли предлагали принципиально иную организацию политической вла­сти, при которой два аспекта ее — духовный и материальный — не соединяются воедино, а образуют два обособленных один от дру­гого властных центра.

Эта конструкция политической власти не была осуществлена на практике и вряд ли могла быть осуществлена в общественных условиях Московии. Между тем, будь она проведена в реальную жизнь, политическая система русского общества обрела бы значи­тельно большую устойчивость.

Нестяжатели стремились к созданию в обги^естве независи­мой от государства, непорочной, а следовательно, предельно ав­торитетной среди населения духовной власти. Это их стремле­ние в полной мере соответствовало предначертаниям Святого Еван­гелия. Вот почему нестяжательство можно с полным правом на­звать Истинно православной политической доктриной.

Разгром движения нестяжателей официальными властями Мос­ковии совсем не означал, что эти люди не достигли успеха. На­против, данный разгром как раз и есть самое очевидное этому успеху свидетельство. Он показывает, что нестяжатели не отрек­лись от исповедуемых истин и остались верны своему учению. А именно это и было их главной целью, которой они достигли. "Несть убо добре еже всем человеком хотети угодно быти, — говорил Нил Сорский. — Еже хощеши убо избери: или о истине пещися и умерети ее ради, да жив будеши во веки, или яже суть на сласть человеком творити и любим быти ими. Богом же ненавидимым быти".

Живя в окружении всех и всяческих пороков, Нил Сорский поставил перед собой цель — остаться человеком! И он достиг этой цели.

Политическая доктрина "нестяжательства" — это в сущности своей учение о том, как остаться человеком тому, кто берет на себя высшую государственную власть.

< Попередня   Наступна >