Радник

---

Византия усваивала римское правовое наследие, а также многие политические учреждения и идеи в тот период, когда там действова­ло так называемое Постклассическое римское право. Последнее стало изменяться несколько иначе, чем реципированное римское право в странах Западной Европы. В слабороманизированных районах об­ширной империи, простиравшейся от Северной Африки до Закав­казья и от Балкан до Сирии и Месопотамии, большая часть населе­ния говорила не на латинском, а на греческом языке, а кроме того, на арабском, армянском и других языках. Поскольку в этих районах действовали давние традиции местного обычного права, то реальное функционирование последних не могло оказывать заметного воздей­ствия на усвоение римского правового наследия в рамках так назы­ваемого Византийского права.

Византийское право, считает историк Е. Э. Липшиц, составило одну из сильных сторон византийской культуры, и по силе воздейст­вия на культуры других народов средневекового мира оно может сравниваться с византийской архитектурой и искусством. В самом деле, некоторые правовые конструкции, воспринятые византийцами из наследия римлян, достойны такого же восхищения, как, напри­мер, конструкции крестово-купольных храмов или иконописные жития святых угодников и молитвенников. Разумеется, такое срав­нение может производиться не по многим, а главным образом по од­ному элементу или параметру. В частности, по той функции позна­ния, объяснения мира и раскрытия сущности миропорядка, которую несут в себе и в своих внешних проявлениях исходные начала (принципы) правовой культуры в сопоставлении с исходными нача­лами архитектурного мастерства, храмовой службы, религиозного искусства.

Античность вплоть до III—IV вв. не знала кодификаций законов, опыт римлян в этой области был подхвачен в Византии.

Первым и самым значительным собранием законов стал Свод Юстиниана, основополагающее значение которого сохранялось на всем протяжении истории византийского государства. Целью коди­фикации

Юстиниана было составление свода действующих законов. На практике это привело к созданию кодифицированного собрания конституций (императорских установлений) предшествующего пе­риода (в двух редакциях, соответственно 529 и 534 гг.), затем сбор­ника «права юристов» (Дигесты) и учебной книги Институции, по­ложениям и разъяснениям которой специальным указом была при­дана сила законодательного установления. Четвертую часть свода составили Новеллы (565) — императорские установления самого Юстиниана.

Сильной стороной Дигест, или Пандект (букв, «говорящее обо всем»), стал мастерский анализ всевозможных реальных и придуман­ных казусов. Именно эти образцы юридического анализа стали предметом почтительного изучения и комментирования западноев­ропейскими университетскими законоведами в период позднего средневековья и в Новое время и даже сейчас признаются хорошей школой профессиональной юридической подготовки. Единственным направлением анализа, не получившим достаточно полного развития в Дигестах, стало обсуждение тем проблемного характера (questtions disputationes), которые римлянами были заимствованы из наследия греков, а в юридической литературе Византии распространения не получили.

Высокие моральные сентенции обычно вмонтировались в офици­альное законодательство, хотя на практике они нередко служили лишь украшением, А Не правилом, подлежащим безусловному вы­полнению. В них, в частности, признавалось, что «по естественному праву все люди равны, что рабство установлено только правом наро­дов и, наконец, что подчинение чужому господству противоречит природе» (Е. Э. Липшиц).

Эклога (726). В Послеюстиниановский период наибольший подъ­ем законодательной активности приходится на правление Македон­ской династии, но первой дополняющей кодификацией стал сбор­ник под названием «Эклога» (букв, «избранные законы»), подготов­ленный и изданный в 726 г., в правление императоров-иконоборцев. По отзыву Василия I Македонянина, вступившего на престол вскоре после восстановления иконопочитания, Эклога была не столько «из­бранием», сколько «извращением» законов, но эта оценка не лишена тенденциозных преувеличений.

Корпус (свод) законов под названием «Эклога» был задуман как сокращенная выборка из законодательства времен Юстиниана, од­нако с внесением в него «исправления в духе большего человеколю­бия». Реформаторская нацеленность сборника ориентирована на об­ласть процессуального права: был провозглашен принцип равенства перед судом вне зависимости от имущественной обеспеченности, было введено жалованье всему судебному персоналу из казны и установлена безвозмездность суда для лиц, привлеченных к участию в судебных тяжбах.

Наиболее оригинальным стал титул (раздел) Эклоги о наказани­ях. Он занимал пятую часть всего объема и треть всего количества глав, вошедших в 18 титулов. Здесь были введены такие составы преступлений, как нарушение святости алтаря и права церковного убежища, клятвопреступление и вероотступничество, разграбление и осквернение могил, а также прелюбодеяние и другие преступления против нравственности и семейного уклада жизни.

Включен также уточненный перечень телесных и членовреди­тельских наказаний: битье палками и плетью, отрезание носа, выры­вание языка, отсечение руки, ослепление, бритье головы, выжигание волос. И хотя здесь было не много новаций по сравнению со 134-й новеллой Юстиниана, которая предусматривала, например, отсече­ние всех четырех конечностей, вышеупомянутое исправление в духе большего человеколюбия состояло, видимо, в том, что все перечис­ляемые разновидности увечья воспринимались современниками как способы замены более сурового наказания в виде смертной казни. Другим направлением смягчения судебных кар стало введение менее жестоких способов и процедур казни — с отказом от распятия, со­жжения и т. п. В этом следует видеть благотворное влияние христи­анской трактовки соотношения божественных и человеческих уста­новлений и восприятие соразмерности преступлений и наказаний в делах человеческих.

Смертная казнь сохранялась за кровосмесительную связь с близ­кими родственниками или мужеложство, за умышленный поджог, за отравление с летальным исходом, колдовство, убийство, разбой, а также за некоторые ереси. В целом система наказаний Эклоги была нацелена на обеспечение справедливого возмездия и искупления вины, а также на предупреждение преступлений в будущем (наказа­ние как средство устрашения). Дети до семи лет не считались субъ­ектами преступлений. Состояние аффекта освобождало от наказа­ния.

Штраф предусматривался за укрытие раба, связь с рабыней, рас­тление малолетних и изнасилование.

Кроме того, сборник включал нормы семейного и брачного пра­ва, наследственного права, опеки и дарений наряду с регулировани­ем договоров купли-продажи, найма или займа. Особые статьи регу­лировали статус рабов, крестьян-ополченцев (стратиотов), Институт Эмфитевсиса (земельных держаний). Впервые тщательно регулирова­лись вопросы военного права, в том числе местного управления на базе военных округов (фемов) во главе со Стратигами (генералами), сочетавшими военную власть с гражданской.

Процесс был инквизиционный: допрос проводился отдельно для обвиняемых и свидетелей, применялись пытки. Представительство сторон исключалось. Свидетели отбирались по тщательно продуманной системе: не допускались несовершеннолетние, жены, наемные работники, слуги, бедные, сыновья за отцов. Все стадии оформля­лись письменно, в том числе исковые заявления, свидетельские по­казания, приговор.

Помимо Эклоги в VIII—IX Вв. действовали следующие законы. Земледельческий закон (принят примерно в то же время, что и Экло­га) регулировал поземельные отношения в крестьянской общине: споры о границах земельных участков, последствия самовольной распашки чужой земли, споры о жеребьевке, подати и экстраорди­нарные налоги. Кража или порча имущества влекла имущественную ответственность, но предусматривалась также мера устрашения — у вора или поджигателя чужого сарая отсекали руку, за поджог чужого гумна из чувства мести предавали смертной казни.

Морской закон Представлял собой запись морских правовых обы­чаев. В Европе он стал известен как Родосский закон, Которым мно­гие европейские страны пользовались с VII вплоть до XV в. Действо­вали также Военный закон, Который регулировал наказания для со­стоявших на военной службе лиц, и Моисеев закон (подлинное название — «Выборка из данного Богом израильтянам через Моисея закона»).

Моисеев закон включал собрание выдержек из Пятикнижия, от­носящихся к морально-религиозным предписаниям и нормам соци­ального поведения, в том числе и знаменитые 10 заповедей, сооб­щенных Моисею на горе Синай. Все эти отрывки были перегруп­пированы и перефразированы и составили 50 глав, каждая из которых снабжалась рубрикацией, информирующей о ее содержа­нии. Компиляторы рассматривали эти заповеди и нормы как имею­щие юридический характер и сам Закон Моисея как юридический памятник.

Василики. Прохирон. Исагога. После отмены Эклоги и в ходе соз­дания Василик (Базилик) — свода законов Македонской династии, составленного из 60 книг (начат при Василии I Македонянине в 886 г., окончен в 889 г.), была продолжена работа по приспособле­нию формулировок и терминов законодательства времен Юстиниана к меняющимся социальным условиям. Однако при всей обширности материала, помещенного в Василиках, в нем обнаружились значи­тельные пропуски, а также сокращения или искажения первоначаль­ного текста. Такое обращение с наследием Юстиниановой кодифи­кации дало основание некоторым историкам (Рудольф Зом и др.) считать всю последующую историю византийского права не творче­ской, а чисто подражательной и комментаторской. Этот вывод не вполне справедлив, поскольку законодательство империи изменя­лось и обновлялось не только в ходе перетолкований законов времен Юстиниана, но также с помощью текущих законодательных уста­новлений императорской власти — Новелл, хрисовул (императорских грамот) и др. Так, новеллами Льва VI Мудрого (886—912) государственным чиновникам было разрешено приобретать земли В Подве­домственных им округах. Вновь был снят запрет на взимание про­центов, отменен конкубинат (длительное внебрачное сожительство с незамужней женщиной, допускавшееся древнеримским правом). Осуждены все браки, не получившие одобрения церкви.

Текст Василик в его первоначальном виде до нас не дошел. Более удачно сложилась судьба Прохирона (879) — своеобразного введения в изучение законов. Прохирон оказал значительное воздействие на позднейшее законодательство и правоведение. Исключительная про­стота и сжатость изложения Прохирона сделала возможным заучива­ние его положений наизусть для воспроизведения на экзаменах. Компилятивный характер этого краткого свода, вобравшего и изло­жившего на греческом языке выдержки из Институций, Дигест, Ко­декса и Новелл Юстиниана, из Эклоги (эта часть Прохирона полу­чила суммарное название «старые законы») и из новых законополо­жений Василия I Македонянина (867—886), которые были названы «новыми законами», позволил его составителям проявить избира­тельность по отношению ко многим существовавшим источникам права и внести в них коррективы, связанные с учетом новых законо­положений, а также изменившихся требований жизни и установив­шихся обыкновений. Так, Прохирон отменил установленные Экло­гой выплаты жалованья судейским работникам, отменил также заве­щания (это новшество уже прямо противоречило 115-й новелле Юстиниана 542 г.), установил новое регулирование размера пред-брачного дара (дополнительного к приданому) и санкционировал превращение опеки и попечительства в такую разновидность обязан­ностей, которая возлагается властью на определенное лицо, находя­щееся под контролем этой власти.

В изданной В X в. К н и г е эпарха (градоначальника столицы) со­держались сведения о том, что служащие нотариата, входящие в корпорацию табулляриев и нотариев, обязаны были сдавать экза­мен, в процессе которого они должны были показать твердое зна­ние 40 титулов Прохирона и 60 книг Василик. Кроме того, канди­дат в корпорацию должен был пройти непременно курс энциклопе­дического образования, и все это ради того, чтобы «не делать ошибок при составлении документов» и «не допускать при состав­лении речей непринятых выражений». Кандидат должен пребывать в достаточно зрелом возрасте, быть развитым и умственно, И Физи­чески.

Не менее примечательно сложилась судьба краткого руководства, известного в рукописной традиции под названием Эпанагоги законов (Переработанное повторение законов), датируемого 884—886 гг. Как было обнаружено исследователями совсем недавно, под этим назва­нием фигурировал сборник, подготовленный в 885—886 гг. комисси­ей под руководством константинопольского патриарха Фотия И Названный Исагога (Введение в историю науки). Сборник состоял из 40 титулов и имел следующий порядок изложения: учение об импе­раторе, патриархе и высших чинах административной иерархии; о судах, свидетелях и документах; о помолвке и браке; о приданом и дарениях между мужем и женой; о классификации юридических сде­лок; о завещании; о строениях и соседском праве; о преступлениях и наказаниях (см.: Медведев И. П. Развитие правовой науки. 1985. С. 231).

В предисловии к сборнику указывалось, что закон от самого Бо­га, который и есть его истинный василевс, т. е. стоящий выше всех земных василевсов, ибо последние весьма почитаемы и воспеваемы из-за их верности православию и справедливости. Однако в титуле 1 содержательная сторона законов обсуждается в терминах и в тради­ции античной политической философии, т. е. языком Дигест и древ­них греков (Демосфена и др.). «Закон — это общезначимое распоря­жение, плод размышления мудрых мужей, общее соглашение граж­дан государства». В этом сжатом определении тесно переплетены те два начала, которые впоследствии будут названы позитивистским (эмпирически-прикладным) и философским (естественноправовым) подходом к изучению природы и назначения права в обществе и го­сударстве.

Обилие законов и относительно гибкая регламентация эволюции феодализирующего византийского общества дают основание считать правовую культуру империи глубоко укоренившейся. Русский визан­тинист Ф. И. Успенский утверждал: «Как бы ни изобиловала исто­рия Византии вопиющими нарушениями права, как бы часто ни встречались мы с проступками против собственности, с хищничест­вом и взяточничеством, с нарушениями служебного долга, изменой и т. п., никак не можем упускать из внимания, что правовое созна­ние было глубоко внедрено в умы общества. Об этом не только сви­детельствуют законодательные памятники, но это также подтвержда­ется общим мнением, сохраненным в литературных памятниках». Действительно, все законодательные памятники от Свода Юстиниа­на до Прохирона, а также византийская публицистика содержат ар­гументы и суждения о важном инструментальном назначении зако­нов в делах управления и достижении общей пользы, в обеспечении правосудия и в качестве образца, который могут использовать другие народы.

< Попередня   Наступна >