Радник

В Истории концепций государства и права немного найдется таких, которые вызывали бы столь яростные споры их привер­женцев и противников, доброжелателей и радикальных крити­ков, как политические идеи знаменитого итальянского мысли­теля Никколо Макиавелли (1469-1527). Большой знаток антич­ной литературы, дипломат и политик (в частности, 14 лет занимал пост секретаря Флорентийской республики), он вошел в историю политико-юридической мысли как автор ряда заме­чательных трудов: «Государь» (1513), «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» (1519), «История Флоренции» (первое из­дание - 1532) и др.

Исследователи согласны в том, что творческое наследие Ма­киавелли по своему духовному содержанию весьма Противоре­чиво. Объяснение этому ищут в характере самой личности пи­сателя, во влиянии на него драматически сложной эпохи, со­временником и вдумчивым аналитиком которой он был. Отмечают его пламенную любовь к отечеству, тяжко страдав­шему от внутренних междоусобиц, неистовства мелких тира­нов, вмешательства церкви в светские дела, вторжений инозем­ных держав. Также не без оснований подчеркивают его сим­патии республиканскому строю, отдельным демократическим институтам.

По иронии судьбы вышло так, что отмеченные сейчас (и иные подобные им) особенности Макиавелли как практическо­го деятеля и политического писателя запечатлелись главным образом в «Рассуждениях...», «Истории Флоренции» и в неко­торых других его произведениях. Однако наибольший след в развитии мировой политической мысли оставили, конечно, не они, а макиавеллиевский «Государь». Но в нем-то как раз рес­публикански-демократические мотивы, гражданско-гуманисти-ческие ноты звучат максимально приглушенно (если звучат во­обще). Тут нет ничего удивительного. Макиавелли писал его вовсе не для прославления демократических и республиканских ценностей, не для апологии права и гуманизма.

«Государь» при первом ознакомлении с ним предстает трак­татом (скромным по объему) о роли, месте и значении правите­ля, главы государства в Италии и Европе XVI в. Более внима­тельное его изучение показывает: в человеческих качествах и поведении государя Макиавелли на свой лад раскрывает черты, закономерности политической деятельности персонифициро­ванного в нем (т. е. в правителе) самого государства. В этой ус­тановке на выявление природы государства, а не в составлении портрета нужного стране правителя и даче ему советов, приспо­собленных к злобе дня, заключается глубокий концептуальный смысл книги. Дальше разговор будет идти в основном о ней.

Мировоззренческая позиция Макиавелли при рассмотрении им вопросов политики, государства основывается на религиоз­ном индифферентизме. Автор практически исключает религи­озную точку зрения из арсенала своих объяснительных средств, а главный авторитет для него - опыт истории. Трактовка поли­тики отделяется, таким образом, от теологии, религиозная ар­гументация устраняется из государство ведения. Макиавелли постулирует новый, по существу не известный ни античным писателям, ни мыслителям Средневековья закон: политические события, изменения в государстве, смена его форм происходят не по воле Божьей, не по прихоти или фантазии людей, но со­вершаются объективно, под воздействием «действительного хо­да вещей, а не воображаемого».

Постулат самостоятельной трактовки политики, Принятый Макиавелли, побудил его отъединить государствоведение не только от теологии. Это же он делает по отношению к этике. С его точки зрения, неуместно, нереалистично осмысливать и решать политические проблемы, находясь в кругу моральных критериев и суждений, ибо власть, политика, технология поли­тического господства (им в первую очередь посвящен «Госу­дарь») - изначально явления внеморального плана.

Автор «Государя» мало озабочен решением этических во­просов. Главное для него выяснить: «какими способами госуда­ри могут управлять государствами и удерживать власть над ни­ми». Прежде всего, полагает Макиавелли, созданием прочного фундамента власти. Власть государя «должна покоиться на крепкой основе, иначе она рухнет. Основой же власти во всех государствах... служат хорошие законы и хорошее войско. Но хороших законов не бывает там, где нет хорошего войска, и, наоборот, где есть хорошее войско, там хороши и законы». Ло­гично, что у Макиавелли опора законов (так же, как опора го­сударственной власти) - армия, вооруженная сила. О праве, справедливости и т. п. речи нет.

Есть ряд политических приемов, с помощью которых госу­дарь в состоянии достичь высшей своей цели. Государь, «если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отсту­пать от добра». Чтобы удержаться у власти, благоразумный го­сударь не станет пренебрегать теми пороками, которые на деле обеспечивают ему благополучие и безопасность. Не грех госу­дарю «ради сохранения государства» пойти против своего же слова. Поскольку о действиях всех людей заключают по резуль­татам, «пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу». Надо заимствовать из истории все наилучшее и наибо­лее достойное для сохранения государства. Государственная власть должна быть твердой и решительной; содействовать это­му призвано - помимо всех прочих мер - ее прославление и возвеличивание. Для Макиавелли самосохранение и упрочение политической власти практически любой ценой есть домини­рующий интерес государственности.

Государство (введение самого термина Stato, Т. е. «государст­во», в политическую науку Нового времени связывают с Макиа­велли) выступает монополистом публично-властных прерога­тив. Оно трактуется в «Государе» преимущественно в значении аппарата, управляющего подданными, народом, обществом. Та­кой государственный аппарат включает в себя государя и его министров, чиновников, советников, прочих должностных лиц; другими словами - то, что современным языком можно было бы назвать центральной администрацией. Этому аппарату, а вернее, конечно, государю, распоряжающемуся им, принадлежит публичная власть - право командовать государством, стра­ной по своему усмотрению. Государь не должен допускать того, чтобы политическая власть в стране находилась еще в чьих-то руках; он обязан концентрировать ее всю только у себя.

Симпатии свои Макиавелли отдает тем единолично управ­ляемым государствам, «где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности, помогают ему управлять государством».Управляя с помощью слуг, государь «обладает большей властью, так как подданные по всей стране знают лишь одного властелина; если же повинуются его слугам, то лишь как чиновникам и должно­стным лицам, не питая к ним никакой привязанности». Госу­дарь просто поручает своим чиновникам и должностным лицам практическое выполнение его (и только его) воли.

Макиавелли отрицательно относится к тому, чтобы госу­дарь, принимая решения, был ограничен чьей-либо волей, ис­пытывал давление постороннего интереса. Суть власти, само­державия государя в том и заключается, что все в государстве определяется лишь его собственным усмотрением. Отсюда воз­ражения итальянского мыслителя против наличия властных полномочий не только у чиновников и должностных лиц, полу­чивших свои посты из рук государя, но также у баронов и ма­гистратов.

Совершенно чуждо Макиавелли (будем помнить, что речь идет о «Государе») и представление о народе как о носителе, ис­точнике верховной власти. Ни слова нет о правах народа на управление государством, даже на минимальное его подключе­ние к самостоятельному отправлению государственных дел. В политической сфере народу надлежит быть пассивной массой, превращаемой всевозможными манипуляциями со стороны го­сударей в удобный и послушный объект государственной власти.

В «Государе» мало говорится о деятельности правителя, об­ращенной непосредственно к потребностям и интересам самих управляемых (народа, знати, войска и проч.). По отношению к управляемым Макиавелли советует государю выступать глав­ным образом в облике опекуна народа. При этом правителю следует пребывать в убеждении, что знать - честолюбива, а на­род - необузданная масса. Ему следует хорошо помнить, что в мире нет ничего, кроме черни, которая прельщается внешними эффектами и успехом. Умелый государь занимается наведением в стране (городе) порядка, исключающего совершение преступлений должностными и частными лицами. Он ограждает под­данных от грабежа чиновников, предоставляет обиженным воз­можность взывать к его (государя) суду. Плох тот правитель, который не столько опекает своих подданных, сколько обирает их, который не ищет путей их умиротворения. Обеспечивая спокойствие в стране, государь тем самым повышает авторитет верховной (т. е. своей) власти.

Набор благодеяний, идущих от государства к подданным, узок: военные и полицейско-охранительные меры (обеспечение внешней безопасности, устранение внутреннего беспорядка), покровительство ремеслам, земледелию и торговле - вот почти и все. В этом наборе нет, например, места такому благодеянию, как предоставление подданным гарантированных прав и сво­бод, особенно политических. «Государь» на сей счет занимает, в общем, позицию умолчания. Она не случайна.

Там, где жизнь людей направляется приказом, где ими ко­мандуют, с правами и свободами подвластных одни только хло­поты. Кроме того, сам Макиавелли склонен считать, что под­данные не очень уж заинтересованы в обладании такими права­ми и свободами. Людей волнует не их отсутствие, а прежде всего возможность сохранять в неприкосновенности свою Соб­ственность. Они в состоянии, думает Макиавелли, смириться с утратой свободы, престижа, власти (влияния), но никогда и ни­кому не простят потерю имущества.

Опекая подданных, воздерживаясь (при отсутствии экстра­ординарных обстоятельств) от «притеснения» народа, государю одновременно нужно совершать все свои действия, адресуемые подданным и рассчитанные на их восприятие именно как бла­годеяния. Обычно люди не надеются получить от государства что-либо полезное, хорошее для себя. Поэтому, когда они ви­дят «добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привя­зываются к благодетелям». В отличие от обид, которые, по Ма­киавелли, надо наносить разом, благодеяние разумно оказывать малыми порциями, чтобы оно длилось дольше и чтобы поддан­ные ощутили его как можно полней, лучше.

Макиавелли прекрасно сознает, что непременным условием осуществления политической власти в видах, угодных госуда­рю, является согласие с ней подданных. Он буквально заклина­ет правителя ни в коем случае не навлекать на себя их антипа­тии: «презрение и ненависть подданных - это то самое, чего государь должен более всего опасаться». Завоевывать расположение народа - вот его задача. Ему надлежит «принять меры к тому, чтобы граждане всегда и при любых обстоятельствах име­ли потребность в нем. Если люди отчуждаются от него, то в та­ком случае оказывается обреченным и народ - он ввергается в пучину анархии, беспорядка.

Каким образом добиться от подданных того, чтобы они дей­ствовали соответственно воле государя и чтобы его власть в стране (городе) осуществлялась нормально? По Макиавелли, такая власть осуществляется нормально, если подданные пол­ностью повинуются государю. Есть два способа достижения по­виновения. Первый - любовь к государю. Второй - страх пе­ред ним. Что эффективней и надежней? С точки зрения Ма­киавелли, лучше всего, разумеется, «когда боятся и любят одновременно, однако любовь плохо уживается со страхом, по­этому если уж приходится выбирать, то надежнее выбирать «страх» и поддерживать его «угрозой наказания, которой невоз­можно пренебречь».

Делая выбор в пользу страха как такого состояния, которое вернее всего гарантирует государству (государю) покорность его подданных, Макиавелли руководствуется одной из основных аксиом своей политической философии - аксиомой об искон­ной, от их асоциальной, антиобщественной природы идущей порочности людей - существ эгоистичных и злобных. О людях в целом, убежден автор «Государя», «можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива». Столетие спустя макиавел/шевскую идею Асоциальной сущности человека Вос­примет и разовьет Т. Гоббс.

В «Государе» от угрозы наказания, поддерживающей в лю­дях страх перед государством, до самого наказания, расправы расстояние почти незаметное. Правитель, чтобы заставить сво­их подданных безропотно повиноваться ему, не должен пренеб­регать самыми суровыми, нещадными карами. Жестокость до­пустима не только в военное, но и в мирное время. Например, людей, причисляемых к врагам государственной власти, опас­ных для нее, государь волен просто уничтожать. Опасаться от­ветственности ему нечего. Государи находятся вне юрисдикции суда: с государей «в суде не спросишь». Их решения, касаю­щиеся частных дел подданных, должны быть бесповоротными. Вообще подданным нужно постоянно давать чувствовать абсо­лютную непререкаемость государственной власти.

Эту непререкаемость может сообщить государственной вла­сти только верховная воля, единая и ни от кого не зависящая, господствующая над всем безгранично и безусловно. Лишь та­кая воля способна обеспечивать само существование государст­ва, его могущество и порядок в стране. В словаре Макиавелли нет понятия «государственный суверенитет». Однако его пред­ставления о свойствах, которыми должна обладать государст­венная власть, показывают, что фактически он совсем близко подошел к формулированию данного понятия - одного из важнейших для науки о государстве, для характеристики при­роды государства.

Гуманистический дух эпохи Возрождения, каким его насле­довал европейский XVI в., «Государя» едва коснулся. В этом труде доминирует, как нам уже известно, отнюдь не превозне­сение высокого достоинства человеческой личности, создаю­щей и творящей самое себя. Нет в нем апологии свободной во­ли, направленной к добру и общему благу; нет рассуждений о призвании индивида к гражданско-нравственной деятельности на поприще политики. В фокусе этого макиавеллиевского со­чинения - идеальный правитель и Технология Его Властвования. Прообразом же подобного правителя выступает Цезарь Борд-жиа (Чезаре Борджа) - поистине сатанинский злодей, в кото­ром автор хотел видеть великого государственного мужа, объе­динителя Италии.

Отмеченный разлад Макиавелли с гуманизмом проистекает не из своеобразных личных симпатий и антипатий флорентий­ца. Глубинные истоки этого диссонанса лежат в трагическом несовпадении (а зачастую в открытом конфликте) двух качест­венно отличных друг от друга измерений, двух разных способов социального бытия: этического и политического. У каждого из них свои собственные критерии: «добро» - «зло» у первого, «польза» - «вред» («выигрыш» - «проигрыш») у второго. За­слуга Макиавелли в том, что он до предела заострил и бес­страшно выразил это объективно существующее соотношение политики и морали.