Радник

В Целом ряде пунктов учению Иеринга о праве и государст­ве были созвучны политико-теоретические взгляды именитого в свое время австрийского социолога и государство веда Людви­га Гумпловича (1838—1909). Его основные труды по вопросам государства: «Раса и государство. Исследование о законе фор­мирования государства» (1875), «Общее государственное право» (1897). Свое мировоззрение Гумплович называет реалистиче­ским. В его рамках и с позиций социологии он рассматривает проблемы, связанные с происхождением, сущностью, организа­цией и ролью государства.

Борьба за существование является, по Гумпловичу, главным фактором социальной жизни. Государство полностью находит­ся в сфере действия данного фактора. Эта борьба — вечный спутник человечества и главный стимулятор общественного развития. Практически она выливается в борьбу между различ­ными человеческими группами. Каждая из них стремится под­чинить себе другую группу и установить над ней господство. Очевиден высший закон истории: «Сильнейшие побеждают слабейших, сильные немедленно объединяются, чтобы в едине­нии превзойти третьего, тоже сильного, и так далее». Изобра­зив подобным образом высший закон истории, Гумплович ут­верждает: «Если мы четко осознаем этот простой закон, то ка­жущаяся неразрешимой загадка политической истории будет разгадана нами».

Истоки постоянной беспощадной борьбы человеческих групп между собой Гумплович объясняет неоднозначно. С од­ной стороны, он указывает в качестве ее причины расовые раз­личия между ними (правда, раса для него не биологический, а прежде всего социокультурный феномен). С другой стороны, он усматривает конечную причину социальных конфликтов в стремлении людей к удовлетворению своих материальных по­требностей. Этому стремлению Гумплович придает чуть ли не универсальное значение: «Всегда и всюду экономические моти­вы являются причиной всякого социального движения, обу­словливают все государственное и социальное развитие». Одна­ко первое объяснение со вторым остаются у него неувязанными.

В самую отдаленную эпоху, полагает Гумплович, конфлик­ты, войны между отдельными родами за овладение тем или иным имуществом завершались уничтожением побежденной группы. Позднее людей из таких групп стали оставлять в живых и превращать в рабов, эксплуатировать. Победители (ими ока­зывались расы с более высокими интеллектуальными способ­ностями и лучшей воинской дисциплиной), чтобы упрочить свое господствующее положение и держать в повиновении по­верженных, должны были предпринимать ряд организацион­ных и иных мер. Их результатом явилось возникновение госу­дарства.

Отныне к войнам между расами и государствами прибави­лась еще борьба внутри самого государства. То, что некогда бы­ло борьбой антропологически различных орд, на стадии циви­лизации траснформируется в борьбу социальных групп, клас­сов, сословий, политических партий. Сопоставление (если даже не отождествление) конфликтов первобытных орд со взаимоот­ношениями современных классов и политических партий ни­как нельзя признать научно корректным. Оно свидетельствует, по меньшей мере, о серьезном недостатке историзма в «реали­стической» трактовке Гумпловичем важнейших социально-по­литических явлений.

Посчитав, что Государство формируется в результате подчине­Ния одной человеческой группы (слабейших, побежденных) другой Группе (сильнейших, победителей) В качестве средства удержа­ния порядка господства - повиновения, Гумплович выступает категорически против того, чтобы характеризовать государство как орган умиротворения, примирения противоречивых инте­ресов. Ему суждено быть органом принуждения, насилия. Со­гласно Гумпловичу, существование общества без государствен­ного принуждения невозможно.

Поскольку всю деятельность любого государства обуслов­ливает в первую очередь потребность охранять и укреплять от­ношения господства - подчинения, пронизывающие общест­венное целое сверху донизу, будет верно, полагает Гумплович, квалифицировать государство так: «Естественно выросшая организация господства, призванная поддерживать определен­ный правовой порядок». Активность государства не ограничи­вается, по Гумпловичу, одним лишь гарантированием опреде­ленного правопорядка. Он чрезвычайно преувеличивает роль государственности. Типично в этом плане следующее его вы­сказывание: «То, чем человек обладает как своим высшим достоянием (кроме данной ему самой природой жизни): сво­бодой и собственностью, семьей и личными правами - всем этим он обязан государству. Однако не только отдельный ин­дивид получает высшие ценности из рук государства. Вся со­вокупность людей, образующих государство, благодаря ему ве­дет достойное человеческое существование». Приведенное вы­сказывание - образчик откровенной апологии государства, которое желают выдать за благодетеля, заботливого опекуна индивида и общества. Гумплович на австрийской почве про­должил традицию идейно-теоретического обоснования культа государственности.

Дух этого «государственничества» очень заметно отразился на интерпретации Гумпловичем общих вопросов права. Рас­сматриваемое с внешней стороны, утверждает он, право высту­пает «лишь воплощением предписаний государственной вла­сти». Изнутри оно наполнено нравственностью, которая служит ему неиссякаемым источником. В рождении права решающее слово также принадлежит государству. В Догосударственном со­стоянии не было никакого права. Только будучи кристаллизо­ванной в государственных законах, нравственность становится правом. Последнее целиком обязано государству как своим ро­ждением, так и последующим существованием.

«Для государства, - пишет Гумплович, - право и правопо­рядок, если на них смотреть с высоты истории, суть лишь сред­ства». Не более того. Их физически нет в качестве автономных, отдельных от государства образований. Поэтому Гумплович от­рицает наличие «неотчуждаемых прав человека». С его точки зрения, они - иллюзия, плод самообожествления индивида, превознесение ценности жизни человека. Бытие государства совершенно несовместимо с «неотчуждаемыми правами челове­ка». Люди должны выбирать: или государство с характерной для него властностью, или анархия. Гумплович, однако, явно сузил диапазон политического выбора. Люди XIX и XX столе­тий имели возможность выбирать не между государственностью и анархией, но между разными конкретными формами государства и типами властвования. Исторический опыт показывает, что здесь не всегда удачными оказывались делавшиеся ими предпочтения.