Радник

---

Либеральное движение на немецкой земле началось в пер­вые десятилетия XIX в. В преддверии революции 1848-1849 гг. в Германии оно достигло значительной высоты. Как с точки зрения масштабов и организованности, так и с точки зрения идейно-теоретической зрелости. Ранний немецкий либера­лизм - тот, который зародился и утверждался в дореволюци­онный период, - был по преимуществу «конституционным движением». В его рамках разрабатывались и предлагались раз­личные модели желательных для германских государств поли­тико-юридических порядков. Такие модели, призванные мо­дернизировать, осовременить эти государства, содержали разные комбинации уже заявивших о себе тогда в Западной Европе либеральных принципов и норм. Подобно английским и французским либералам, их немецкие единомышленники искали социальную опору в буржуазных средних слоях. Но в немалой степени рассчитывали они и на здравый смысл мо­нархов, которые были бы способны внять велениям времени и стать не выразителями партикулярных интересов, а радетелями общего блага.

Немецкий либерализм первой половины XIX в. представля­ют Фридрих Дальман, Роберт фон Моль, Карл Роттек, Карл Велькер, Юлиус Фрёбель и другие. Их взгляды и деятельность ощутимо влияли на политический и духовный климат Германии той поры. Общеевропейскую известность приобрели же в пер­вую очередь пронизанные либеральными идеями труды Виль­гельма фон Гумбольдта и Лоренца фон Штейна. В дальнейшем речь пойдет о политико-правовых воззрениях этих двух ученых.

Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835) наряду с И. Кантом, творчество которого оказало на него сильное воздействие, сто­ит у истоков Немецкого либерализма. Главное политическое со­чинение Гумбольдта «Опыт установления границ деятельности государства», написанное еще в 1792 г., было опубликовано лишь в 1851 г. Общая позиция, с которой Гумбольдт подходит к государству, - позиция гуманистического индивидуализма. Не столько собственно государство занимает его, сколько чело­век в соотношении с гос

ударством. Основная задача, решаемая в «Опыте», состоит в том, чтобы «найти наиболее благоприят­ное для человека положение в государстве». Таковым, по мне­нию ученого, может быть включенность всесторонне развитой индивидуальности, самобытнейшего «я» человека в разнообраз­ные и притом тесные связи между людьми.

Гумбольдт придерживается начатой социальной наукой XVIII в. линии на дифференциацию общества («гражданского общества») и государства. Гранями этой дифференциации у не­го выступают различия между: 1) системой национальных учре­ждений (организаций, союзов, всяких других объединений, формируемых снизу, самими индивидами) и государственными институтами и службами; 2) «естественным и общим правом» и правом позитивным, создаваемым непосредственно государ­ством; 3) «человеком» и «гражданином».

Проводя границу, разделяющую общество и государство, Гумбольдт не считает их равноценными величинами. С его точки зрения, Общество принципиально значимее государства, А че­ловек есть нечто гораздо большее, чем гражданин — член поли­тического («государственного») союза. По той же причине «ес­тественное и общее право» должно быть единственной основой для права позитивного, руководящим началом при разработке и принятии государственных законов.

Цель существования государства как такового — служение обществу: «истинным объемом деятельности государства будет все то, что оно в состоянии сделать для блага общества». Но за абстракцией «общество» Гумбольдт стремится видеть каждого отдельного составляющего общество индивида. Отсюда тезис: «государственный строй не есть самоцель, он лишь средство для развития человека».

Государство, которое правильно реализует предначертанную ему роль, в своей деятельности не должно преследовать ничего иного, кроме обеспечения внутренней и внешней безопасности граждан. Гумбольдт — твердый приверженец типичной для ев­ропейского раннебуржуазного либерализма концепции «мини­мального государства». Он совершенно непримирим к идее и факту государственного попечения о положительном благе граждан, т. е. об их хозяйственном преуспевании и обществен­ной карьере, об их нравственности, физическом здоровье, об­разе жизни, личном счастье и т. д.

Диапазон активности функций государства должен быть, по Гумбольдту, резко сужен. И вот по какой причине. Соединение людей в один социальный союз порождает бесконечное разно­образие человеческих сил и деятельностей. В такой обстановке развиваются богатые натуры, полнокровные характеры; в ней формируется человек, обладающий внутренним достоинством и свободой, которая этому достоинству приличествует. Государ­ство же воплощает в себе верховную власть, исконно и по оп­ределению не терпящую уникальное, неоднородное, всякие противоречия и конфликты. Потому оно плохо переносит свойственную социальному союзу, обществу громадную пест­роту великого множества индивидуальностей, интересов, воль, мнений, поступков.

Посредством государства верховная власть хочет подогнать под один ранжир, унифицировать сознание и поведение людей, всевозможные жизнепроявления нации, общества. Согласно Гумбольдту, государственное вмешательство фактически наце­лено и «работает» на понижение того уровня многообразия, которым отличается бытие общества. «Дух правительств... как бы ни был мудр и благотворен этот дух, приводит к однообразию и навязывает нации чуждый ей образ действий».

Особенно серьезной опасностью для индивида и нации го­сударство становится тогда, когда начинает брать на себя па­терналистскую миссию, по-отечески опекать людей. Гумбольдт уверен, что воспитываемый таким образом в гражданах расчет на заботу о них государя (правительства, чиновников) расслаб­ляет волю и энергию индивидов, отучает их самостоятельно ре­шать возникающие в жизни проблемы, собственными усилия­ми преодолевать трудности.

Постоянное ожидание помощи со стороны государства, от­мечает Гумбольдт, в итоге оборачивается бездеятельностью че­ловека, приводящей к нищете. Страдает также нравственность индивида: кем часто и интенсивно руководят, тот легко дохо­дит до того, что как бы жертвует остатком своей самостоятель­ности и впадает в апатию. Осязаемый урон терпит дух граждан­ственности. «Если каждый надеется на заботливую помощь го­сударства по отношению к самому себе, то он, конечно, еще охотнее предоставляет ему заботу о судьбе своих сограждан. Это обстоятельство подрывает сочувствие к ближним и делает людей менее готовыми к оказанию взаимной помощи. По крайней мере, общественная помощь всего эффективнее будет там, где у человека сильнее сознание, что все зависит от него».

По представлению Гумбольдта, чем значительнее и шире диапазон действия государственной власти, тем меньшей сво­бодой располагают индивиды, их объединения. Суть усилий го­сударства и его слуг он усматривает в создании препятствий возвышению нации, вызреванию ее к свободе, хотя именно это есть самое важное в судьбах человечества. Гумбольдт констати­рует, что властолюбивые слуги государства и в теории, и на практике попирают принцип: «ничто так не способствует дос­тижению зрелости для свободы, как сама свобода». Даже для обеспечения безопасности людей (первой гарантии их свободы) не могут быть необходимы меры, которые нарушают свободу, а с нею, естественно, и саму безопасность, ибо последняя при свертывании свободы делается очевидным нонсенсом.

В пылу отвержения теории и практики абсолютистского го­сударства, патерналистской публичной власти, тотальной рег­ламентации жизни членов общества Гумбольдт подчас допуска­ет явные перехлесты. Так, например, он полагает, будто государственные законы, независимо от их конкретного содержания, безнравственны и социально порочны, ибо на­правляют поведение людей и к тому же снабжены принуди­тельной санкцией. «Государство, в котором граждане были бы... вынуждаемы или побуждаемы следовать хотя бы самым луч­шим законам, могло бы быть спокойным, миролюбивым и бо­гатым государством; но оно представлялось бы мне толпою от­кормленных рабов, а не союзом свободных людей, действую­щих в границах права». Но свободными люди бывают как раз благодаря правовым законам. Политическая мудрость не в том, чтобы отринуть законы вообще, а в том, чтобы добиться их со­ответствия праву, наполнить их правовым смыслом.

Результат гумбольдтовских наблюдений над государством таков: поскольку государственное устройство всегда связано с ограничением свободы, на него нельзя смотреть иначе, как на «зло, пусть и необходимое». Вывод предельно острый, но от­нюдь не единичный для общественно-политической мысли XVIII - XIX столетий. Еще в канун принятия Декларации неза­висимости Соединенных Штатов Америки Томас Пейн писал в памфлете «Здравый смысл» (январь 1776 г.): «Общество в лю­бом своем состоянии есть благо, правительство же и самое луч­шее есть лишь необходимое зло, а в худшем случае - зло не­терпимое». Подобного рода полемика против государства от­крывает шлюзы стихии социального хаоса и беспорядка.

К чести Гумбольдта, его позиция, как она дана в «Опыте», все же учитывает Полезность и нужность (при известных обстоя­тельствах) Некоторых Социально-охранительных Функций, выпол­Няемых политико-юридическими институтами, Граждане призы­ваются к уважению законных прав самого государства и т. д. Понимание и признание определенной необходимости государ­ства выгодно отличает либерализм Гумбольдта от многих анар­хистских учений, от политического нигилизма разного толка. В этом плане идеи немецкого мыслителя не утратили своей ак­туальности.

Лоренцу фон Штейну (1815-1890) принадлежит ряд фунда­ментальных исследований об обществе, государстве, праве, управлении. Для нас интересны прежде всего такие труды Штейна, как трехтомная «История социального движения во Франции с 1789 г. до наших дней» (1850), «Учение об управле­нии» (1865-1868), «Настоящее и будущее науки о государстве и праве Германии» (1876).

Либерализм Штейна ярко выразился в том, что во главу угла своей социально-политической доктрины он поставил вопрос об индивиде, его правах, его собственности. Главный побуди­тельный мотив, движущий индивидом, усматривается Штей­ном в стремлении к самореализации, суть которой — добыва­ние, переработка, изготовление и приумножение благ. Всякое благо, произведенное личностью, принадлежит ей, отождеств­ляется с нею и потому становится столь же неприкосновенным, как она сама. Эта Неприкосновенность блага и есть право. Соеди­ненное через право с личностью в одно неприкосновенное це­лое благо является собственностью.

Самореализовываться, заниматься производственной дея­тельностью в одиночку, будучи изолированным от других лю­дей, человек не может. Он сплошь зависит от них и вследствие этого вынужден жить с себе подобными, должен взаимодейст­вовать, сотрудничать с ними. Так возникает у Штейна пробле­ма человеческой общности, общества. Он рисует общество определенным порядком социального общения, в пределах ко­торого вечно решается свойственное бытию человека фунда­ментальное противоречие: с одной стороны, неодолимое стрем­ление к полному господству над внешним миром (над матери­альными и духовными благами), с другой — очень скромные возможности отдельного конкретного индивида как ограничен­ного в своих потенциях существа.

Исходным пунктом устройства всякого общества служит, по Штейну, разделение имущества. Владельцы последнего, собст­венники и люди труда, всегда связаны особым образом друг с другом. Законом общественной жизни является «по сути своей постоянный и неизменный порядок зависимости тех, кто не владеет, от тех, кто владеет». Существование этих двух классов нельзя устранить, преодолеть. Невозможно общество без гос­подствующего класса и класса, над которым он господствует.

Взгляды Штейна на общество и государство и их соотноше­ние находятся под заметным влиянием соответствующих идей Гегеля.

В концепции Штейна общество предстает как некое само­стоятельное и по-своему персонифицированное социальное об­разование. От простого аморфного множества индивидов его отличает наличие такого интегрирующего фактора, как посто­янная всесторонняя зависимость людей друг от друга. Особен­ность общества составляет также то, что каждый в нем руководствуется лишь собственной волей. В силу указанных обстоя­тельств в обществе, по мнению Штейна, отсутствует почва для свободы. Отсюда его категорическое заключение: принцип, на котором зиждется общество, - несвобода.

Высшей формой общества является Государство, которое вме­сте с тем имеет иную организацию и совсем другие цели, не­жели общество. В нем устанавливается органическое единство самых разных индивидуальных воль и действий людей, обра­зующих общество. Государство, считает Штейн, есть персони­фицированный организм всеобщей воли и потому должно слу­жить только всеобщему. Благодаря такой организации и тако­му своему предназначению именно государство обеспечивает свободу. Свобода - тот принцип, на котором зиждется госу­дарство.

Общество и государство (поскольку они базируются на диа­метрально противоположных принципах) противостоят друг другу и постоянно друг на друга воздействуют. Причем обще­ство стремится сконструировать государство по своему образу и подобию, а государство - создать собственный и угодный ему общественный строй. Такой, в котором взяты под кон­троль спонтанные, необузданные элементы общества и между общественными классами поддерживается равновесие. Возвы­шаясь над обществом, государство должно оставаться его пове­лителем и наставником.

Свою главную роль оно сможет выполнить, по убеждению Штейна, тогда, когда исполнительная власть в государстве бу­дет верно и надежно служить власти законодательной. В этой субординации - гарантия превращения просто государства в государство правовое и залог сохранения им данного качества. Штейн - сторонник правового государства, в котором «право управления опирается на конституцию и имеются правовые разграничения между законом и распоряжениями». Оптималь­ную форму правового государства Штейн видит в конституци­онной монархии.

В такой конституционной монархии, в которой исполни­тельная власть верой и правдой служит власти законодатель­ной, центральной фигурой подобает быть монарху, поскольку он сможет не допустить преобладания в обществе партикуляр­ных интересов. Лишь монарх, согласно Штейну, в состоянии обеспечить доминирование в обществе общих для всех людей интересов. Вместе со своими чиновниками монарх должен «самостоятельно выступать против воли и естественных тенденций господствующих классов за возвышение низшего, прежде соци­ально и политически подчиненного класса». Конституционной монархии надлежит также стать государством, проводящим со­циальные реформы. От этих реформ Штейн ожидает постоян­ного прогресса в деле подъема образования и статуса низших слоев населения, достижения более высокого уровня произво­дительности их труда, более высокого уровня потребления, бо­лее высоких жизненных возможностей.

Идеи Штейна относительно проведения государством соци­альных реформ в пользу трудящихся с целью улучшения их ма­териального и культурного положения вызвали негативную ре­акцию со стороны приверженцев революционного пути удовле­творения интересов пролетарских масс.

< Попередня   Наступна >