Радник

---

С осуждением Французской революции и идей Просвещения выступал английский парламентарий и публицист ирландец Эд­мунд Бёрк (1729—1797).

В 1790 г. Бёрк опубликовал книгу "Размышления о революции во Франции", содержащую полемику с ораторами двух дворянских клубов в Лондоне, разделявших идеи Просвещения и одобрявших события во Франции. Книга была переведена на французский и на немецкий языки и вызвала много откликов, из которых наиболее известно сочинение Т. Пейна "Права человека" (см. гл. 14).

Бёрк порицал Национальное собрание Франции не только из-за некомпетентности его состава, но и еще более за стремление отме­нить во Франции сразу весь старый порядок и "одним махом со­здать новую конституцию для огромного королевства и каждой его части" на основе метафизических теорий и абстрактных идеалов, выдуманных "литературными политиками (или политическими ли­тераторами)", как Бёрк называл философов Просвещения.

Он утверждал, что совершенствование государственного строя всегда должно осуществляться с учетом вековых обычаев, нравов, традиций, исторически сложившихся законов страны. Задача силь­ных политических умов — "сохранять и одновременно реформиро­вать". Однако французские революционеры склонны в полчаса раз­рушить то, что создавалось веками. "Слишком сильно ненавидя пороки, они слишком мало любят людей". Поэтому лидеры револю­ции, делал вывод Бёрк, стремятся разбить все вдребезги, смотрят на Францию, как на завоеванную страну, в которой они, будучи завоевателями, проводят самую жестокую политику, презирая насе­ление и рассматривая народ лишь в качестве объекта своих опытов. "Парижские философы, — писал Бёрк, — в своих опытах рассматри­вают людей как мышей". "Честный реформатор не может рассмат­ривать свою страну как всего лишь чистый лист, на котором он может писать все, что ему заблагорассудится".

Особенные возражения Бёрка вызывали дискуссия о правах

человека и само понятие "права человека".

Бёрк утверждал, что права людей нельзя определить априорно и абстрактно, поскольку такие преимущества всегда зависят от конкретных условий разных стран и народов, от исторически сло­жившихся традиций, даже от компромиссов между добром и злом, которые должен искать и находить политический разум. К тому же реально существующие права людей включают как свободу, так и ее ограничения (для обеспечения прав других людей). "Но посколь­ку представления о свободе и ограничениях меняются в зависимо­сти от времени и обстоятельств, — писал Бёрк, — возможно беско­нечное количество модификаций, которые нельзя подчинить посто­янному закону, т. е. нет ничего более бессмысленного, чем обсужде­ние этого предмета".

Мысль Бёрка сводилась к тому, что и права человека, и госу­дарственный строй складываются исторически, в течение долгого времени, проверяются и подтверждаются опытом, практикой, по­лучают опору в традициях.

Книга Бёрка стала одним из первых произведений консерва­тивного историзма и традиционализма, противостоявшего рациона­лизму и легисломании революционных политиков-идеалистов. Бёрк утверждал, что право каждой страны складывается в результате длительного исторического процесса. Он ссылался на конституцию Англии, которая создавалась несколько веков; по его мнению, "Слав­ная революция" 1688 г. лишь закрепила государственный строй Англии, права и свободы англичан, существовавшие задолго до этой революции.

Защищая традиции и осуждая нововведения, Бёрк оправдывал и те сохранявшиеся в Англии средневековые пережитки, которые подвергались особенной критике со стороны английских радикалов и либералов. Таковы идеи пэрства, рангов, политического и право­вого неравенства. Основой английской цивилизации Бёрк называл "дух рыцарства и религию. Дворянство и духовенство сохраняли их даже в смутные времена, а государство, опираясь на них, крепло и развивалось".

"Благодаря нашему упрямому сопротивлению нововведениям и присущей национальному характеру холодности и медлительности мы до сих пор продолжаем традиции наших праотцов, — писал Бёрк. — ...Руссо не обратил нас в свою веру; мы не стали учениками Вольтера; Гельвеций не способствовал нашему развитию. Атеисты не стали нашими пастырями; безумцы — законодателями... Нас еще не выпотрошили и, подобно музейным чучелам, не набили со­ломой, тряпками и злобными и грязными бумагами о правах чело­века".

< Попередня   Наступна >