Радник

---

Андрей Курбский (1528—1583) принадлежал к знатному кня­жескому роду Рюриковичей. По отцовской линии он происходил от князя Смоленского и Ярославского Федора Ростиславича (около 1240—1299), который в свою очередь являлся потомком в десятом колене великого князя Киевского Владимира Святого. По материн­ской же линии князь Курбский был в родстве с супругой Ивана Грозного Анастасией Романовной. Его прадед Василий Борисович Тучков-Морозов и прадед Анастасии Иван Борисович были родными братьями. "А тая твоя царица мнЪ, убогому, ближняя сродница", — отмечал князь Курбский в одном из своих посланий Ивану Грозному.

Вплоть до 1564 г. Андрей Курбский являлся ближайшим спод­вижником русского царя, влиятельным царским воеводой. Более того, он был одним из любимцев Ивана IV. По свидетельству са­мого князя, в конце 1559 г. царь, посылая его на войну в Ливонию, сказал ему: "Я принужден или сам идти против ливонцев, или тебя, любимого моего, послать: иди и послужи мне верно". Однако к концу 1563 г. отношение Ивана Грозного к Андрею Курбскому изменилось. Князь пребывал в это время в Дерпте, но верные ему люди, находившиеся при царском дворе, сообщили, что царь бра­нит его "гневными словами". Опасаясь, что за этой бранью пос­ледует нечто более страшное для него, Курбский бежал весной 1564 г. в Литву и поступил на службу к королю Польскому и вели­кому князю Литовскому Сигизмунду II Августу. Уже осенью ука­занного года он принимает участие в войне против России.

Желая оправдать свою измену, Курбский пишет послание Ива­ну Грозному, в котором обвиняет царя в несправедливых гонениях на себя и других русских воевод, покоривших "прегордые цар­ства", в заточении и истреблении без вины целых боярских семей. "Но вкупе вся реку конешне: всего лишен бых и от земли божия тобою туне отогнан бых", — заявляет царю боярин-изменник, пред­ставляя свое бегство из России как изгнание. Иван IV ответил на это послание Курбского. Так завяз

алась переписка, в которой и царь, и его бывший воевода, самозабвенно бичуя друг друга разно­го рода оскорблениями, со страстью обвиняя один другого в тяж­ких преступлениях и тем самым оправдывая себя друг перед дру­гом, в общественном мнении и в... собственных глазах, высказыва­лись о сущности царской власти, о способах и пределах ее осуще­ствления, о взаимоотношениях царя со своими подданными и т. д.

Эта переписка, состоящая из двух посланий русского царя бо­ярину-изменнику и трех посланий последнего бывшему своему го­сударю, является для нас главным источником сведений о поли­тических и правовых взглядах как Ивана Грозного, так и Андрея Курбского. Не только мировоззрение, но и стиль мышления, и уро­вень образованности (весьма высокий для того времени), и степень литературного таланта каждого из них выразились в этой переписке так отчетливо, как ни в каком другом произведении.

Литературное наследие Андрея Курбского весьма обширно. По­мимо трех сохранившихся посланий Ивану Грозному оно включает в себя десятки посланий различным государственным и церковным деятелям, созданное к концу 70-х годов XVI в. сочинение под назва­нием "История о великом князе Московском", многочисленные пе­реводы произведений таких авторитетных христианских писате­лей, как, например, Иоанн Златоуст, Иоанн Дамаскин и др., а так­же несколько компиляций, среди которых можно выделить "Исто­рию Флорентийского собора". Некоторые из дошедших до нас ли­тературных трудов Курбского были написаны им до бегства из России, однако большая их часть создана на чужбине — преиму­щественно в 70—80-х годах, после того, как боярин-изменник пе­рестал участвовать в военных походах против России.

По уровню своей образованности Андрей Курбский не уступал Ивану Грозному, и остается загадкой, когда успел прочитать столько книг воевода, почти все свое время проводивший в военных похо­дах, причем с самых юных лет.

Будучи в эмиграции, Курбский писал о России, как о чужой для себя стране, однако и Литва не стала для него страной родной. Король Сигизмунд II пожаловал Курбскому в награду за его преда­тельство России в качестве лена богатый и многолюдный город Ковель с местечками и селами на Волыни, а также поместья в Литве. Эта королевская щедрость к русскому боярину вызвала за­висть у его соседей — польских панов. Между ними и Курбским разгорелись раздоры и тяжбы. Посол Ивана Грозного при королев­ском дворе доносил царю в 1571 г.: "А ныне Курбской завалчился с ляхи в межах, и ляхи его все не любят, а зовут его все израдцою и лотром (т. е. предателем и вором) и чают на него от короля опалы не вдолге, что полская рада вся его не любят".

В этих условиях единственной отрадой несчастного Курбского стали книги. "И утешающи ми ся в книжных делех и разумы высо­чайших древних мужей прохождах", — признавался Курбский в одном из своих посланий. Чтобы читать в подлинниках древнерим­ских писателей, он за короткое время выучил латынь. Отправляя около 1579 г. Ивану Грозному третье свое послание, Курбский при­ложил к нему текст второго послания, который не смог отправить ранее; а также сделанный им перевод двух глав из сочинения Марка Туллия Цицерона "Paradoxa ad M. Brutum"1. В этих главах, ука­зывает Курбский царю, премудрый Цицерон дал ответ "к недру­гом своим, яже укаряще его изогнанцом и изменником, тому подоб­но, яко твое величество нас, убогихъ, не могуще воздержати люто­сти твоего гонения, стреляюще нас издалеча стрелами огненными сикованции (т. е. угроз) твоея туне и всуе".

Уже в первом своем послании Андрею Курбскому Иван Гроз­ный обращается к нему как к "крестопреступнику честнаго и жи-вотворящаго Креста Господня, и губителю християнскому, и ко врагомъ християнскимъ слагателю (т. е. к христианским врагам примкнувшему), отступшему божественнаго иконнаго поклонения и поправшесу вся священная повеления, и святые храмы разоривше­му, осквернившему и поправшему священныя сосуды и обра­зы, яко Исавръ, Гноетезный, Арменинъ, и симъ всимъ соедините­лю...". "Но ради привременныя славы, и самолюбия, и сладости мира сего, — укоряет далее царь боярина-изменника, — свое бла­гочестие душевное со крестиянскою вЪрою и з закономъ попралъ еси...". Таким образом, Иван Грозный стремился представить из­мену Курбского как отступничество от христианской веры и по­прание канонов Священного писания. Царь уподоблял бывшего сво­его воеводу византийскому императору-иконоборцу Льву Исавру и другим еретикам, замечая при этом, что Курбский их всех в себе соединил. Данная оценка Курбского не может быть признана соот­ветствующей реалиям.

Конкретные факты жизнедеятельности Андрея Курбского в Литве, а также содержание его сочинений свидетельствуют о том, что он не только никогда не предавал христианской православной веры, но и был ее активным защитником.

По мнению Курбского, всякая ересь губительна для государ­ства. Эту мысль он высказывал в послании старцу Вассиану Муромцеву, написанном в начале 60-х годов XVI в., т. е. до его бегства в Литву.

В литературных трудах, созданных уже в Литве, Курбский про­должал развивать данную мысль. Он писал здесь уже о том, что могущество и благополучие государств прямо зависят от распрост­раненности в них знания Священного писания и от процветания философских наук.

Имение Андрея Курбского в Миляновичах (близ Ковеля) пре­вратилось в настоящий центр православной духовной культуры в Литве. Курбский перевез сюда значительную часть своей довольно большой по тем временам библиотеки. Он собрал вокруг себя своих единомышленников, знатоков древних языков и организовал с ними перевод на церковно-славянский язык важнейших богословских произведений. Одновременно через свои послания Курбский развер­нул критику католицизма и протестанства. Он выступил и против унии католической и православной церквей. Критике этой унии и был посвящен его компилятивный труд "Истор>ия Флорентийского собора".

По мнению Курбского, ослабление христианской веры и рас­пространение ереси опасно прежде всего тем, что порождает у лю­дей безжалостность и равнодушие к своему народу и отечеству. Эти странные свойства он в избытке замечал у польских и литов­ских аристократов, с которыми довелось ему общаться после бег­ства из России.

Именно как отступление от православия, попрание Христовых заповедей трактовал Андрей Курбский злодеяния Ивана Грозного. "Християнский, речешь, царь? — гневно обращается он в адрес своего бывшего царя в произведении "Сказание о великом князе Московском". — И еще православный, — отвещаю ти: христия-новъ губилъ и от православныхъ человЪков рожденыхъ и сосу-щихъ младенцовъ не пощадилъ!... Реку ти паки: поправши запове­ди Христа своего и отвергшися законоположения евангелского, егда не явствено объщался диаволу и ангеломъ его, собравши воинъство полковъ дияволскихъ и учинивший над ними стратилаты окояных своихъ лоскателъй, и ведый волю царя небесного, произвел дЬломъ всю волю сатанинскую, показующе лютость неслыханную, никогда же бывшую в Русии, над церковью живаго Бога?"

Обвиняя друг друга в предательстве православной христиан­ской веры, Иван Грозный и Андрей Курбский демонстрировали тем самым, как это ни странно, одинаковый стиль политического мышления: оба видели в государственной деятельности прежде всего соблюдение Христовых заповедей.

Подобно Ивану Грозному, Андрей Курбский трактовал верхов­ную государственную власть как дар Бога. Россия для него не простое государство, но — "Святорусская империя". "...Вся земля наша Руская от края до края, яко пшеница чиста, верою Божию обретается", — писал он в послании Вассиану Муромцеву. Русский царь, в понимании Курбского, это прежде всего праведный судия. По его словам, цари и князья на Руси "во православной вере от древних родов и поднесь от Превьшняго помазуются на правление суда".

Представляя государственную власть как дар божий, Курбский вместе с тем отмечал, что носители ее не исполняют в действитель­ности предназначенного им Богом. Вместо того, чтобы вершить пра­ведный суд, они творят произвол, "неслыханные смерти и муки на доброхотных своих умыслиша". Эти слова Андрея Курбского о но­сителях государственной власти вообще, без указания их конкрет­ных имен, содержатся в его послании старцу Вассиану Муромцеву, написанном в начале 60-х годов XVI в. Князь повторит их позднее, в первом своем послании Ивану IV, датируемом 1564 г. "Почто, царю, — обратится беглый князь к его величеству,— силных во Израили побил еси, и воевод, от Бога данных ти на враги твоя, различными смертьми расторглъ еси, и победоносную святую кровь ихъ во церквах Божиих пролиялъ еси, и мученическими кровьми праги церковные обагрил еси, и На доброхотных твоих И душу за тя полагающих Неслыханные От века Муки, и смерти, И гоненья Умыслил Еси..." (курсив мой. — В. Т.).

Таким образом, выступление Андрея Курбского против цар­ского произвола не было только ответной реакцией князя на став­шие ему известными конкретные угрозы царя Ивана Грозного в отношении лично его. Это была устойчивая мировоззренческая по­зиция, которую Курбский выражал еще до своего бегства в Литву.

В посланиях бывшему своему царю, написанных на чужбине, Курбский развивает тему царского произвола. Пребывая на безо­пасном для себя удалении от мстительного царя, он может выра­жаться предельно резко и определенно. Его послания обличают теперь беззаконие не властителя вообще, а конкретного носителя верховной государственной власти — русского царя Ивана IV. Но выводы, которые делает князь-обличитель, относятся ко всем во­обще властителям. В третьем послании Ивану Грозному Андрей Курбский проводит мысль о том, что беззаконие, творимое власти­телем, губительно не только для его подвластных, но и для самого властителя и его семьи.

В этом же послании Ивану Грозному беглый князь прямо за­являет, что царь утратил то, что ему подобает по царскому сану, а именно: праведный суд и защиту подданных. Причем Курбский называет причину этой утраты. Тебе, обращается он к царю, толь­ко и остается, что браниться, как пьяной рабыне, "а что воистинну сану царскому належит или достоит, сирЪчь суд праведный и оборона, се уже подобно изчезла за молитвою и совЪтом прелукавые четы осифлянския Васьяна Топоркова, яже ти советовал и шептал во ухо не держати мудрЪйшие рады при собВ, и других таковых советников твоих вселукавых мнихов и мирских".

В представлении Андрея Курбского царская власть должна осу­ществляться при содействии советников. Причем он понимал под ними не отдельных людей, время от времени дающих царю советы, но постоянно действующий совещательный орган при царе. Обра­зец такого органа князь видел в Избранной раде — коллегии совет­ников, действовавшей при Иване IV в 50-х годах XVI в. Создание ее Курбский считал одним из самых полезных дел тогдашних сорат­ников молодого царя Алексея Адашева и попа Сильвестра. По сло­вам Курбского, они собрали к царю "советников, мужей разум-ныхъ и совершенныхъ, во старости мастите сущих, благочестием и страхом божиимъ украшенныхъ, других же, аще и во среднемъ вЪку, тако же предобрыхъ и храбрых, и тЪх онЬхъ в военныхъ и в земских вещах по всему искусных". И внушили его величеству приязнь и дружбу по отношению к ним, дабы без их совета "ниче-соже устроити или мыслити". "И нарицалися тогда оные совЪтницы у него избранная рада, — продолжает Курбский. — Воистинну, по дйломъ и наречение имЪли, понеже всъ избранное и нарочитое советы своими производили, сиирЪчь суд праведный, нелицеприя­тен яко богатому такъ и убогому, еже бываетъ во царствиЪ наи-ЛЪпшЪе...".

Царь же, удостоенный царства, но обделенный Богом дарова­ниями, "должен, — отмечает Курбский, — искати добраго и полез-наго совета не токмо у совЪтниковъ, но и у всеродныхъ человЪкъ, понеже дар духа даетца не по богатеству внешнему и по силв царства, но по правости душевной, ибо не зрит Богъ на могутство и гордость, но на правость сердечную и даетъ дары, сирЪчь елико хто вместит добрымъ произволениемъ".

Мысль о необходимости для царя иметь при себе советников' Курбский обосновывал в первую очередь ссылками на Священное писание, приводя, в частности, такие изречения царя Соломона, как: "царь хорошими советниками крепок, как город крепкими баш­нями" и "любящий совет хранит свою душу, а не любящий его совсем исчезнет". Вместе с тем князь прибегает и к заимствованно­му у Дионисия Ареопагита логическому доказательству данного своего утверждения. Все бессловесные одушевленные существа, повторял Курбский мысль этого авторитетного христианского пи­сателя, направляются и принуждаются своим естеством, а словес­ные — не только плотские люди, но и бестелесные силы, т. е. свя­тые ангелы, — управляются советом и разумом.

В своих мыслях о Соотношении светской власти и церкви Андрей Курбский был близок к идеологии нестяжателей. Реальное состояние русской православной церкви, которое он наблюдал, бу­дучи в России, вызывало у него вполне обоснованную тревогу. Опи­сывая его в своем послании Вассиану Муромцеву, Курбский отме­чал, что он не осуждает в данном случае, а "беду свою" оплакива­ет. По его словам, современные ему церковные деятели "не вдовиц и сирот заступают, ни напаствованных и бедных избавляют, ни пленников от пленения искупают, но села себе устряют, и великие храмины поставляют, и богатьствы многими кипят, и корыстми, яко благочестием, ся украшают".

Андрей Курбский считал, что церковь должна являться пре­пятствием разгулу беззакония и кровавого произвола властителей. К этому высокому предназначению поднимает церковь дух христи­анских мучеников, принявших смерть в борьбе против преступных и неправедных властителей. "Где убо кто возпрети царю или влас-телем о законопреступных и запрети благовременно и безвремен­но? -— восклицал Курбский за несколько лет до начала опрични­ны. — Где Илия, о Науфеове крови возревновавыи, и ста царю в лице со обличением? Где ли лики пророк, обличающи неправедных царей? Где Амбросии Медиаламскии, смиривыи великаго царя Фео­досия? Где златословесныи Иоанн, со зелным запрещением обли­чив царицу златолюбивую? Где ныне патриархов лики и боговид-ных святителей и множество преподобных ревнующе по Бозе а нестыдно обличающих неправедных царей и властителей в различ­ных их законопреступных делех, исполняюще и блюдуще слово Спасителя?"

В этих вопросах Курбского уже слышался и ответ: никто на этой грешной земле не заступится за униженных и оскорбленных, кроме самого Господа Бога. И только "Страшный суд" принесет им избавленье от преступных властителей.

"А писанейце сие, слезами измоченное, во гроб с собою повелю вложити, грядущи с тобою на суд Бога моего Исуса. Аминь". Так написал пустившийся от отчаяния в бегство Из России и От России князь в послании своему бывшему царю.

А царь ответил: "А еже свое писание хощеши с собою во гробъ положити, се убо последнее християнство свое отложилъ еси. И еже убо Господу повелЪвшу еже не противитися злу, ты же убо и обычное, еже и невЪжда имуть, конечное прощение отверглъ еси; и по сему же нЪсть подобно и пытаю над тобою быти".

< Попередня   Наступна >