Радник

События "Смуты" начала XVII в., а именно: воцарение на рус­ском престоле самозванца, захват Москвы поляками, вакханалии насилий иностранцев над русскими людьми, в том числе и над самыми знатными из них, надругательства над русскими православ­ными святынями глубоко оскорбляли и унижали национальное до­стоинство русского общества. В результате в нем произошел насто­ящий взрыв патриотических чувств. Эхо данного взрыва ясно отра­зилось в содержании русской литературы XVII в. Применительно же к политической и правовой идеологии России указанного сто­летия можно смело говорить Об усилении в ней национального на­чала.

Крушение русской государственности во время "Смуты" пре­вратило жизнь русских людей в сплошное бедствие. В результате в русском общественном сознании появилось понимание православ­ного Русского государства Как величайшей святыни, как жизнен­но необходимого условия существования русского общества. Избра­ние в феврале 1613 г. нового царя было воспринято русскими как восстановление Русского государства. В "Утвержденной грамоте об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романо­ва" это событие представлялось как спасение всех православных русских людей от гибели.

Большое участие иностранцев в бедствиях, выпавших на долю русских людей во время "Смуты" начала XVII в., породило в рус­ском обществе отношение к Европе как к враждебной силе. Рус­ское политическое сознание первой половины данного столетия было пронизано антизападными настроениями. Причем активнейшим проводником их выступал отец царя Михаила патриарх Москов­ский и Всея Руси Филарет (в миру — Федор Никитич Романов), который после возвращения из польского плена в 1619 г. и вплоть до своей смерти в 1633 г. фактически правил Россией.

После "Смуты" в русском политическом сознании сформиро­валось представление о Русском государстве как об осажденной крепости, как о единственном оплоте благоверия и благочестия в окружении стран, плененных Антихристом.

Усилению национального начала в русской политико-правовой идеологии способствовало и осознание русским обществом истин­ных причин "Смуты", т. е. действительной подоплеки произошед­шего в начале XVII в. крушения Русского государства.

Обида на иностранцев, сколь ни велика она была, не помешала русскому обществу увидеть, что главным врагом Русского государ­ства, сокрушившим его, были... Сами русские. Иностранцы же лишь Воспользовались "Смутой" для достижения своих корыстных целей.

Одно из самых ранних свидетельств такого понимания причин "Смуты" представляет собой "Новая повЪсть о преславномъ Ро-сийскомъ царстве и великом государстве Московском...", написан­ная в феврале — начале марта 1611 г. "Скажу вамъ истинну, а не ложь, — писал ее автор, оставшийся неизвестным, — что однолич-но сопостаты наши, которыя у нас, нынЪ с Нашими измЬнники-единовЬрники, И с новыми богоотступники, и кровопролители, и разорители вЧзры християнския, с первенцы сатанины, со июдины-ми предателя Христова братиею, с началники, и со иными их под­ручники, и угодники, и единомысленники, иже недостойны по сво­им злымъ ДБЛОМЪ прямым своимъ званиемъ именоватися (рещи достоит ихъ — душапагубныя волки), хотят насъ конечно погуби-ти, и под меч подклонити" (курсив мой. — В. Т.). В другом месте своей повести ее безымянный автор конкретизирует, кого он имеет в виду под "нашими изменниками-единоверцами". Это в первую очередь русские бояре-землевладельцы. Обвиняя в предательстве своего отечества землевладельцев и правителей, которые словно ослепли или онемели и ни один из них не смеет тому врагу ничего запретить, "Новая повесть о преславном Российском царстве..." от­мечала, что другие при этом молчат, не говорят, ни в чем врагу не перечат.

Как известно, Россию спасла от окончательного краха в нача­ле XVII в. Русская провинция. Для русских людей того времени такой выход из "Смуты" был вполне закономерным. В их пред­ставлении Спасение России не могло прийти из столицы. "Писа­ние о преставлении и погребении князя Михаила Васильевича Шуй­ского, рекомаго Скопина", созданное в середине XVI в., за несколь­ко месяцев до освобождения столицы провинциальным ратным опол­чением, показывает, что Москва считалась тогда Скопищем преда­телей. Весной 1610 г. войска, предводимые племянником тогдашнего царя Василия Шуйского князем М. В. Скопиным-Шуйским, разгро­мили польскую армию, осаждавшую Москву. Князь с почестями был принят в столице. Царь не имел детей, и талантливый полко­водец Скопин-Шуйский серьезно рассматривался многими в каче­стве наиболее вероятного наследника царского престола. Однако в апреле 1610 г., после посещения одного из московских пиров, князь заболел и спустя некоторое время умер. Было ему в то время всего 23 года. В русском обществе распространилось мнение о его отравле­нии на пиру. В вышеназванном произведении рассказывается, как мать Михаила Скопина-Шуйского умоляет своего сына не ездить в Москву. "И колько я тобъ, чадо, в Олександрову слободу приказы­вала: Не Ъзди во Грае? Москву, Что лихи в МосквЬ звЬри лютые, а пышат ядом змииным, измЬнничъим" (курсив мой. — В. Т.).

Представляя крушение Русского государства в начале XVII в. как следствие предательства русскими правителями и их прибли­женными своего отечества, русские мыслители трактовали порож­денные этим крушением бедствия в качестве наказания, насланно­го Богом на всех русских за их грехи. И. А. Хворостинин в своем произведении "Словеса дней, и царей, и святителей московских...", написанном в первое десятилетие после окончания "Смуты", усмат­ривал суть последней в том, что русские, как согрешившие перед Богом и будучи не в состоянии исправиться, пали от меча своих собственных пороков и были посечены неправдою, погублены раз­личными страстями.

Стремление русских мыслителей понять истинные причины ка­тастрофы, постигшей русскую государственность в начале XVII в., побуждало их обращаться к аналогичным событиям в истории дру­гих государств.

Тема гибели государств, вошедшая в проблематику русской ли­тературы еще в эпоху Киевской Руси, получила дальнейшее разви­тие в сочинениях русских писателей второй половины XV—XVI в. в связи с падением в 1453 г. Византии. В XVII в. данная тема становится одной из главных тем русской политической мысли. Происходившие в мировой истории события гибели государств рассматриваются теперь русскими мыслителями через призму опы­та отечественной истории. В чужом же историческом опыте иска­лись ими закономерности, проявившиеся во время "Смуты" нача­ла XVII в. в России.

Именно поэтому широкое распространение в правящих кругах русского общества в течение указанного столетия получил полити­ческий трактат "Описание винъ или причинъ, которыми к погибе­ли и к разоренью всякие царства приходят, и которыми делами в цЪлости и в покою содержатца и строятца".

Содержание трактата само по себе объясняет, почему он выз­вал в России такой большой интерес (и почему автор его остался неизвестным). Главные идеи рассматриваемого произведения сво­дятся к следующему: 1) каждое государство имеет свои исконные и естественные основы, и как бы ни было превосходно и прочно оно устроено, его все равно ждет гибель; 2) причиной гибели государств всегда являются "люди, которые властельми и начальниками госу-дарствъ бывают, егда за их злобою и за их хотЪниемъ и гордостью, и за их неправдою всякие царства переменяютца и погибают"; 3) гибнут государства по воле и суду Бога, а вершится суд Божий за грехи и преступления, совершаемые людьми, отпавшими от Бога, и от того гнев его страшный на себя навлекшими. "А приходит гневъ Божий на все люди злоб ради ихъ, к симъ же и за гръхи началниковъ."; 4) там, где злоба человеческая размножается и расширяется и где нет единомыслия начальников с подданными, все приходит к тому, что все царство переполняется злобой и гре­хами человеческими, за что его и наказывает Бог; 5) "надобет госу­дарем и начальником во всякомъ государстве добро и праведно жити, чтобы были обрасцом всякихъ добродетелей того для, что каковых обычаевъ будет царь, таковы же смотря на него, будут и подданные его"; 6) до тех пор будет существовать всякое государ­ство, пока в нем будет править добродетель и будут чтиться доб­рые святые и праведные обычаи и установления; 7) "изначала вся­кому государю и начальнику подобает того беречи, чтобы силою и неправдою ничто не дЪлалось в государстве. Егда бо коли через силу что-нибудь дЪлаетца, тогда такое дЪло не будет уже постоян­ное и крЪпкое того для, что ни одного мучителя не была постоянная и долговечная власть и сила..."; 8) для всех начальников любовь подданных, которыми они правят, есть красота и честь и бесстраш­ная жизнь, напротив, нелюбовь и ненависть подданных есть бесче­стье для всех государей и начальников, в большинстве своем при­водящее их к погибели. "А которые начальники хотятъ того и же­лают, чтобы подданнии больши боялись их, нежели любили их, тогда такие къ погибели, что слепые, идутъ того для, что ничево нЪтъ меж всЪми вещьми лутчево къ содержанию величества госу-дарского, только коли государи имъютъ любовь всЪх подданных"; 9) для сохранения государства в целости необходимо, чтобы не изменялись законы или судебники и государственные установле­ния, но больше в целости сохранялись потому, что перемена дав­них и старых обычаев влечет перемену в государстве. А если на­добно изменить какие-нибудь обычаи в государстве, то не подобает делать это наспех, но постепенно, чтобы от быстрых перемен серд­ца подданных не смутились и чтобы вслед затем не возник страх в государстве, потому что от всякого нововведения государству бы­вает убытков больше, чем выгод, — нововведение порождает сму­ту и мятеж в государстве.

Вышеописанные выводы из размышлений о причинах гибели государств в полной мере соответствовали характеру русского по­литико-правового сознания XVII в. Большинство русских мыслите­лей главную причину крушения Московского государства усмотре­ли именно в поведении правящей группировки. Мнение о тогдаш­них правителях России, высказанное в "Новой повести о преслав-ном Российском царстве..." словами "и тако тЪ наши благороднии зглупали и душами своими пали", было, по существу, всеобщим среди русских писателей.

Вполне гармонировало с характером русского общественного сознания XVII в. и выраженное в трактате о причинах гибели госу­дарств опасение быстрых и резких нововведений. В сознании обще­ства, пережившего такую катастрофу, которая выпала на долю России в начале указанного столетия, неизбежно должно было во­зобладать консервативное, охранительное настроение.

Проявлением данного настроения в официальной политической идеологии XVII в. стало настойчивое подчеркивание преемственности новой царской власти относительно власти Московских государей предшествующих веков. В "Утвержденной грамоте об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова" неодно­кратно говорилось, что он великий государь "от благороднаго коре-ни благоцветущая отросль, благочестиваго и праведнаго великого государя царя и великого князя Федора Ивановича, всеа Русии самодержца, племянник".

Соответственно этому царская власть объявлялась Династий-ной И Богоустановленной. Однако обстоятельства "Смуты" и факт избрания нового царя на Земском соборе не могли не внести серь­езных коррективов в политическую теорию царской власти, выра­ботанную в XVI в.

Как известно, для Ивана Грозного богоустановленность цар­ской власти означала полную независимость от "хотытая многомя-тежнаго человечества". Он резко противопоставлял себя, Богом избранного русского царя, избранному людьми польскому королю. Перед идеологами же царской власти, установившейся после "Сму­ты", встала проблема примирения принципа богоизбранности рус­ского царя с фактом избрания его людьми. Данную проблему и призвана была решить "Утвержденная грамота..." 1613 г.

Решение оказалось изящным по форме и убедительным по сво­ей логике. Авторы "Утвержденной грамоты..." провели мысль о том, что избрание Михайло Романова на царский престол Земским Собором не есть избрание человеческим хотением. "Тем же тебя убо, превеликий государь Михайло Федорович, — говорилось в грамоте, — не по человеческому единомышлению, ниже по челове­ческому угодию предъизбра; но по праведному суду Божию сие царское избрание на тебе, великом государе, возложен". По мне­нию авторов рассматриваемой грамоты, Бог, избрав царем Михаи­ла Романова, внушил свою волю людям Московского государства, т. е. Глас Божий стал гласом народа. Не случайно поэтому в "Утвержденной грамоте..." говорится не только о царях, Богом из­бранных, но и о "предъизбранных Богом" царях.

Данная политическая концепция, совмещающая принцип бого­избранности царя с фактом его избрания людьми, не была изобре­тена при написании "Утвержденной грамоты...". Духом этой концеп­ции была изначально пронизана сама организация избрания нового царя на Земском Соборе. Участники Земского Собора не избирали Михаила Романова на должность носителя верховной государствен­ной власти из нескольких кандидатов. Они не устраивали выборы царя в современном понимании данного явления. (Хотя попытки устроить такие выборы предпринимались некоторыми боярами.) Главный вопрос, который решали члены Земского Собора, заклю­чался в том, кто может быть царем в России, кто соответствует сложившемуся к тому времени в русском политическом сознании образу царя. Вот почему в "Утвержденной грамоте..." говорится, что с земского совета "лутчих, крепких и разумных людей" Мос­ковского государства выбирали государя царя, "кого Господь Бог даст, из Московских из Руских родов".

К началу 1613 г. в русском обществе сформировалось прочное убеждение, что царем в России может быть Только человек право­славной веры ("Аще не будет единогласен вЪры нашея, несть нам царь! Не сый вЪрен, да не будет намъ владыко и царь!", — говорил в 1610 г. в одной из своих публичных проповедей патриарх Гермо-ген). Только природный русский ("Царь православный должен быть из русских, есть на это место в нашей земле достойные сыны!", — заявлял Гермоген). Только Родственник последнего царя из дина­стии Рюриковичей, Т. е. Федора Ивановича. Только тот, на ком единогласно сосредоточатся желания всех людей Русского госу­дарства.

Кроме того, царь должен был соответствовать народному пред­ставлению о добром человеке. Это представление отразилось в "Ут­вержденной грамоте...". Согласно рассказу, содержащемуся в ее тексте, 21 февраля 1613 г. члены Земского Собора вместе с жите­лями Москвы, пришедшими со своими женами и детьми, молили Бога в Успенском соборе Московского Кремля, чтобы он отвратил от них свой праведный гнев и дал бы на Московское государство "государя царя праведна и свята, и благочестива, и благородна и христолюбива, чтоб, по милости Божий, вперед их царская степень утвердилася на веки, и чтоб было вечно, и твердо, и крепко и неподвижно в род и род на веки". Шестнадцатилетний Михаил Романов, свободный в силу молодости своей от пороков, казался воплощением всех перечисленных качеств. Избрание его на цар­ство не нарушило, таким образом, сформулированных Иваном Гроз­ным канонов официальной политической идеологии, а, напротив, подтвердило их. Будучи избранным Земским Собором, Михаил не становился выборным властителем, наподобие польского короля. Земской Собор фактически избрал на царство не одного человека, а сразу всю династию Романовых, т. е. не только Михаила, но и всех его еще не родившихся потомков.

В рамках такой политической концепции не могло найтись мес­та учению об общественном договоре между властителем и под­данными, по которому властитель принимает на себя в отношении своих подданных определенные обязанности. В соответствии с рус­ской политической идеологией царь несет на себе обязанности относительно своих подданных не по договору с ними, но в силу самого своего звания русского царя. Вот почему он не должен при­сягать своим подданным, как это делали европейские короли.

В этом плане совершенно логичным выглядит ответ, который дал в 1654 г. украинским полковникам посланный на Украину ца­рем Алексеем Михайловичем боярин В. В. Бутурлин. Полковники попросили боярина присягнуть за своего государя в том, что тот после принятия Украины в состав России выполнит все свои обе­щания, данные украинскому казачеству. "Непристойное дело за государя присягать, никогда этого не повелось", — ответил Бутур­лин. На это полковники заметили, что польские короли всегда сво­им подданным присягают. Тогда русский боярин сказал: "Польские подданным своим присягают, но этого в образец ставить не при­стойно, потому что это короли неверные и не самодержцы, на чем и присягают, на том никогда в правде своей не стоят".

Высокое звание русского царя предполагало строгое соблюде­ние его носителем целого комплекса разнообразных условий осуще­ствления власти, а также исполнение царем массы различных обя­занностей по отношению к своим подданным, одним словом, всего того, что составляло содержание его исторической миссии, которую коротко можно выразить словами: "служение России и Богу, Богу и России".