Радник

Судебные функции принадлежали и народному собранию, и аре­опагу, и еще нескольким судебным коллегиям, созданным для от­дельных категорий дел. Неумышленные убийства разбирал суд эфетов; разбой, кражу, другие имущественные преступления — коллегия одиннадцати; гражданские имущественные споры — третейский суд диэтетов и коллегия сорока. Во времена правления Перикла созданы были суды в демах. Народное собрание ведало разбирательством особо тяжких преступлений. Архонт-базилевс занимался рассмотре­нием умышленных убийств.

Исторически первым судом был суд базилевса — племенного во­ждя, имевшего власть над жизнью и имуществом соплеменников. Позднее судебные функции перешли к ареопагу, который обладал еще административной властью. В качестве суда он расследовал де­ло, выносил приговор и следил за его исполнением. Стороны высту­пали в процессе после принесения присяги.

Судебное разбирательство в афинской гелиэе имело две разно­видности — по делам государственной важности и по делам част­ным.

Делами государственными (общеполисными) считались такие, которые были связаны с нарушением интересов всей общины или отдельного ее члена, которым был причинен вред вследствие совер­шения противозаконных действий. Частные дела возникали вследст­вие нарушения личных интересов. Первые дела со времени Солона мог начинать любой полноправный житель полиса, даже если сам он от противозаконных действий не пострадал. Если он при этом про­игрывал тяжбу, то подвергался крупному штрафу. Законы поощряли самостоятельное ведение дел в суде, поэтому официальных защит­ников-помощников не существовало. Если государственный процесс истец проигрывал трижды, то он считался сутягой, лишенным обще­ственного доверия уже на все последующие времена.

Форма разбирательства была обвинительная, поэтому обязан­ность доказывания лежала на участниках. Помимо клятвы, показа­ний под пыткой или текста законов, самым важным свидетельством считалось письменное, потому что его трудно подвергнуть измене­нию.

Все заботы по ведению процесса ложились на самого граждани­на. Адвокатов не было, но были помощники в написании речей {ло­гографы) И так называемые Помогающие ораторы: Обвинитель и обви­няемый произносили несколько вступительных фраз, а все осталь­ное с дозволения судей произносил оратор. Время на выступление таким ораторам определялось по водяным часам — клепсидре. Но по особо важным делам судебное слушание проводилось без ограниче­ния времени — «без воды».

Свидетели присягали у жертвенника и давали свои показания устно. Свидетелей-рабов могли допрашивать с применением пыток (подвешивание, вливание в ноздри уксуса, прижигание тела раска­ленным предметом и др.).

Судьи голосовали по внутреннему убеждению. В тексте присяги гелиастов были такие обещания: «судить по законам и постановле­ниям народа и его выборных органов, а в случаях, не предусмотренных законом, по нелицеприятному убеждению решать обо всем, что содержится в жалобе, и выслушивать с одинаковым вниманием речи обвинителя и обвиняемого». Кроме того, судьи обещали не прини­мать даров лично или через посредство кого бы то ни было.

Голосование было тайным, с помощью белых (цельных) и черных (просверленных) камешков. Состав судов был обычно нечетным, но если случалось, что за и против обвинения голосовали поровну (при одном судье, уклонившемся от голосования), то обвиняемого не су­дили, а отпускали.

Недостатком обвинительного процесса (вместо более уравнове­шенного состязательного) было поощрение кляузников. Для разных кляузников и доносчиков, которые в случае победы получали нечто из имущества осужденного, существовало сильное искушение начи­нать такие процессы. Доносчики (сикофанты) Со временем стали на­стоящим бедствием для демократии, особенно в трудные для нее са­мой времена, когда не хватало средств для оплаты работы судей или участников народного собрания. Не избежали подкупа многие су­дейские должности, включая даже такой многочисленный по составу суд, каким была гелиэя. Однако роль суда была весьма существен­ной для результативности функционирования демократических по­рядков и традиций.

Тот факт, что любой гражданин мог выступить против постанов­ления народного собрания (или против одного только предложения или рекомендации народному собранию), если оно противоречит су­ществующим законам и может навредить государству, свидетельст­вует о своеобразной практике общественного и судебного надзора за законностью. Как только гражданин объявлял о своем намерении выдвинуть обвинение в противозаконности («графэ параномон»), обсуждение обжалованного предложения или исполнения решения откладывалось, приостанавливалось, и дело поступало на слушание в гелиэю. Если решение было окончательным и жалобу признавали основательной, ответчик подвергался денежному штрафу, а в неко­торых случаях даже смертной казни. Если же неосновательный обви­нитель не собирал необходимой поддержки от пятой части судей в 100 человек, то он тоже подвергался штрафу в размере 1 тыс. драхм.

Другим механизмом судебного надзора за законностью была дея­тельность специальной комиссии гелиастов — Комиссии номофетов (законодателей). В связи с тем что любой законопроект направлялся народным собранием именно в эту комиссию, последняя слушала дело о принятии законопроекта как судебный процесс. Со стороны государства выставлялось пять защитников старых законов, а сам ав­тор законопроекта пытался его защитить перед собранием судей. В прениях по этим делам мог выступить любой заинтересованный гражданин. Только с одобрения коллегии номофетов законопроект становился законом и вступал в силу. Суд номофетов и суд по обви­нению в противозаконности имели сильное влияние на судьбу решений народного собрания и тем самым обеспечивали здоровый кон­сервативный настрой по отношению к законодательным новациям. Одновременно с этим обеспечивалось уважительное отношение к су­ществующим законам, без которых демократия превращалась в за­урядную охлократию (толпократию) — власть без руководящих На­чал И дисциплинирующих законов, которые бы ставили преграду властному или поведенческому произволу.

Право в Древней Греции, как и в других регионах древнего мира, тесно увязывалось со справедливостью, но эта справедливость соот­носилась с демократическим требованием равенства в пользовании политическими правами. Правовые нормы и процедуры разрешения спора о правах отыскивались в двух источниках — в обычае (темпе) И законах (номос) И в Псефисмах (псефисмы — это постановления на­родных собраний, относящиеся к отдельным лицам, конкретным случаям и т. д.). В принципе все свободные граждане считались рав­ными в защите своих прав при помощи иска, но для Метека (чуже­земца) или освобожденного раба (вольноотпущенника) защитником выступал Простат (покровитель).

Во всех кодексах точно определялся размер и характер наказа­ний, с тем чтобы судья не мог назначить кару по собственному про­изволу. Еще заметны были уступки пережиткам традиции мщения кровью (кровная месть).

В первом письменном законодательстве Афин в правление Дра-конта (621 г. до н. э.) не различались преступления тяжкие и легкие (это различение ввел Солон). За любую кражу наказывали смертью, хотя в числе наказаний были штрафы, изгнание, продажа в рабство, бичевание, лишение гражданских прав (атимия). В Тюрьму сажали за неуплату долгов или же для предупредительного задержания — чтобы задержанный не сбежал во время расследования.

В эпоху Гомера убийство рассматривалось как осквернение чело­веком самого себя, и требовалось очищение от пролития крови во имя Зевса-очистителя (очищался не только человек, но также место и область, где произошло осквернение). Об этом при Драконте забо­тились все чиновники государства. Они запрещали с этой целью но­сить оружие по городу и иметь его при себе в народных собраниях. Уже в законодательстве Драконта есть понимание оправданности убийства в целях самозащиты, и наказание в данном случае преду­сматривало изгнание либо штраф. Если преступника не обнаружива­ли, об этом извещали Комиссию пританов — особую коллегию вы­борных лиц, которые предавали убийцу проклятью и вывозили ору­дия убийства за пределы проживания общины.

Телесным наказаниям подвергали в основном рабов. Конфиска­ция имущества назначалась дополнительно к смертной казни. В Афинах практиковалось осуждение за измену и обман народа с ха­рактеристикой «враг Афин». Такого человека любой мог при встрече убить, имущество его конфисковывалось, а десятая часть посвящалась богам. Трупы изменников вывозили за пределы полиса и вы­брасывали без захоронения.

П р а в о собственности и обязательства. Собственности как абсо­лютного права у греков не существовало. Главным считался факт владения, фактического обладания имуществом с правом распоря­жения. Собственность могла быть также Совместной (государствен­ные имения, рудники, храмовые хозяйства, общественные земли фил и демов) или Частной. Последняя подразделялась на видимую и невидимую; первая включала землю, рабов, дом и т. д., а вторая — те вещи, которые способны быть припрятанными и ускользать от нало­гообложения (деньги, драгоценности).

Архонты во время ежегодного вступления в должность объявляли о том, что за гражданами сохраняется принадлежащая им собствен­ность. Землю делили, потому и само название полученных участков происходит от слова «жребий» (клеры). Для отдельных категорий собственников существовали особые заботы, например: устроить пышные литургии (празднества) за свой счет, снарядить военный корабль, тоже за свой счет и в зависимости от размера богатств.

Обязательства делились на вольные (из договоров) и невольные (из причинения вреда). Заключение договоров происходило без'осо-бых формальностей, и только наиболее важные заключались в пись­менной форме. Исполнение договоров обеспечивалось задатком: по­ручительством третьих лиц, залогом (до реформ Солона еще и самоза­кладом). При неисполнении договора виновный обязывался вернуть двойную сумму задатка, а покупатель терял свой задаток. Кредитор мог продавать заложенные вещи. Доходы и убытки исчислялись по договору либо пропорционально взносу лиц, вступивших в договор­ные товарищества (торговые, религиозные и иные). Практиковались различные виды найма — имущественный (с рабами), недвижимости (дом), личный наем. Заем и проценты под него регулировались спе­циально (до 20% от суммы). За сознательно причиненный вред пола­галось возмещение в двукратном размере от причиненного ущерба. Существовала ответственность за других (детей, рабов).

Брак и семья. Безбрачие осуждалось морально, многоженство за­прещалось. Брак сопровождался договором жениха с главой семьи невесты, платой за невесту, но приданым невеста снабжалась не все­гда. Власть отца до Солона была очень большой: он мог продавать детей в рабство.

Преступления Имели довольно развернутую классификацию. С наибольшей суровостью карались измена, обман народа, оскорб­ление богов, кража храмового имущества. Серьезными прегреше­ниями считались также клевета, плохое обращение детей с престаре­лыми родителями, похищение девушки. Вора-рецидивиста обращали в рабство.

Лишение политических прав означало бесчестье (атимию) и со­провождалось отстранением от участия в народных собраниях и занятия общественных должностей. Доносчики (сикофанты) поощря­лись при подтверждении политических обвинений частью конфи­скуемого имущества, но при ложном обвинении могли быть преданы суду сами.

Усилиями древнегреческих философов всесторонней разработке подверглась Концепция политики и политического. Политика для гре­ков означала участие в жизни полиса, которое регулировалось мо­ральными и правовыми требованиями. Главным требованием к ста­тусу гражданина являлось требование быть полноправным жителем полиса; в Афинах это был свободный афинянин, имеющий отца и мать из числа полноправных афинских граждан. Впоследствии кон­цепция политики модифицировалась и стала означать царское искус­ство управления (Платон), учение о формах правления (Аристотель).

В связи с трактовкой политики как формы правления Аристотель высказал ряд положений, которые сохранили свое значение далеко за пределами его исторической эпохи. Государство, отмечал мысли­тель, есть форма общежития граждан, пользующихся известным по­литическим устройством. «Политическое устройство есть тот поря­док, который лежит в основании распределения государственных властей и определяет собою как верховную власть в государстве, так и нормы всякого в нем общежития». Цель такого человеческого об­щежития состоит не просто в том, чтобы жить, а гораздо более в том, «чтобы жить счастливо». Таким образом, цель государства есть «счастие жизни». С учетом этого аспекта жизни в государстве «госу­дарство есть общество людей равных, соединяющихся между собою с целью возможно наилучшей жизни».

Самым долговечным критерием различения форм правления, по Аристотелю, стало количество правящих (один, немногие, многие) и нацеленность правления на общую пользу (общее благо). «Те госу­дарства, которые имеют в виду общую пользу, являются, согласно со строгой справедливостью, правильными; имеющие же в виду только благо правящих — все ошибочны и представляют собой отклоняю­щиеся от правильных; они основаны на началах господства, а госу­дарство есть общение свободных людей».

Правильными формами государства являются Монархия (царская власть), Аристократия (власть немногих и достойных, но больше од­ного) и Полития (правление большинства ради общей пользы, смесь лучших черт демократии с законами олигархии). Неправильные формы такие, которые общую пользу в виду не имеют; таковы тира­ния (выгода одного правителя), олигархия (выгоды состоятельных людей) и демократия (выгоды неимущих). Аристотель вместе с уче­никами изучил устройство 1 5 8 полисов прошлого и настоящего. Ре­зультатом сравнительного изучения такого множества древних горо­дов-государств и стала вышеприведенная классификация форм правления. Однако возможны и другие классификации. Аристотель различал пять видов демократии (с двумя основными подвидами — демократия с законом и демократия с властью толпы, охлократии), пять видов монархии, три вида тирании и четыре вида олигархии.

Вот пример его рассуждений. Там, где государственное устройст­во считается и с богатством, и с добродетелью, и с народом, как, на­пример, в Карфагене, это и есть строй аристократический. Там, где принимаются в расчет только два элемента, т. е. добродетель граж­дан и народа, как в Спарте, получается смешение двух видов — де­мократического и основанного на добродетели. Ясно, заключает фи­лософ, что полития (в Спарте) и аристократия (в Карфагене) «неда­леки одна от другой». С учетом этой позиции можно заключить, что Аристотель не был сторонником демократии и склонялся в пользу политии, а в период общения с Александром Македонским эволю­ционировал в сторону почитания монархической формы.