Радник

---

Еще в правление императора Юстиниана был провозглашен глав­ный принцип взаимоотношений между главой светской власти и главой церкви: император и патриарх в содружестве правят один — телом, а другой — душой человека. Теория согласия между царской и церковной властями нашла выражение в предисловии к 6-й новел­ле Юстиниана. Здесь она передавалась в таких словах: «Величайшие дары Божий, данные людям высшим человеколюбием, — это свя­щенство и царство; первое служит делам божеским, второе заботится о делах человеческих, оба происходят из одного источника и укра­шают человеческую жизнь, поэтому цари более всего пекутся о бла­гочестии духовенства, которое со своей стороны постоянно молится о них Богу. Когда священство непорочно, а царство пользуется лишь законной властью, между ними будет доброе согласие, приносящее человечеству громадную пользу». Впоследствии эта теория «согласия и единомыслия» получила наименование «симфонии светской и ду­ховной власти», которое широко использовалось в комментаторской литературе.

В действительности эта объяснительная концепция служила оп­равданием сложившейся политической практики и в трудные для церкви периоды выполняла роль средства легитимации ее притяза­ний на независимость и обособленность от царской власти, на воз­можность критиковать неугодных василевсов с моральных позиций. Императоры не сразу согласились с подобным обособлением, они не останавливались перед низложением и даже перед казнью стропти­вых церковных иерархов, правда с последующим одобрением (или прощением) церкви.

Во время споров об иконопочитании император Лев III (с 717 г.) посчитал себя способным устанавливать основы веры в качестве «верховного государя и священника». Он приказал сни­мать иконы, удалять их из церквей или закрашивать. Еще ради­кальнее повел себя его сын Константин V, который закрывал мона­стыри и превращал их в казармы, конюшни и арсеналы. Непо­слушных монахов водили по цирку на посмеяние народу, ослушника патриарха константинопо

льского Германа сместили и вместо него назначили другого.

И все же церковь не превратилась в простой придаток государст­венного аппарата. Высокий духовный авторитет церкви, а также не­зыблемость сложившейся системы явились благоприятными факто­рами для сохранения церковью влиятельного положения в государ­стве. Это положение давало ей возможность объявить «недугом» как мятеж против законного императора, так и проводимый им курс по­литики (Г. Г. Литаврин).

В упомянутой ранее Исагоге (Введении в историю науки) в титу­ле о патриархе говорилось, что «только патриарх имеет право толко­вать установленные древними каноны, определения отцов церкви и постановления священных соборов». Здесь же отмечалось, что древ­ние каноны Растворяются В последующих и таким образом сохраня­ют свою силу. Государство, подобно человеку, состоит из частей и членов, величайшими и необходимейшими из которых являются василевс и патриарх. Если миром и благополучием в их душе и теле подданные обязаны царской власти, то «единомыслием и согласием во всем — власти первосвященника».

Мысль о власти служителей церкви наряду со светской властью присутствует еще в проповедях константинопольского епископа Иоанна (344—407) — вселенского учителя и святителя, которого с VI в. стали называть Златоустом, а с VIII в. его имя стало обще­признанным авторитетом как одного из отцов церкви. Пасторство, по толкованию Златоуста, есть учительное служение особого рода. «Пасторство есть власть, но власть слова и убеждения, и в этом от­личие власти духовной от власти мирской... Царь принуждает, свя­щенник убеждает. Один действует повелением, другой — советом... Пастыри должны обращаться к свободе и воле человека (в этом об­ращении есть копирование образа Бога). Нам заповедано, — гово­рил Златоуст, — совершать спасение людей словом, кротостью и убеждением».

Концепция самодержавной власти, а также создание алфавита-кириллицы для славян византийскими миссионерами Кириллом и Мефодием оказали самое сильное влияние на последующую полити­ческую практику стран, оказавшихся в орбите византийского влия­ния. Сюда же следует присовокупить культурное воздействие визан­тийской учености и греческих манускриптов на средневековую Ев­ропу, в частности на гуманистов и разработчиков идей итальянского Ренессанса в XIV—XV вв., что стало возможным благодаря предва­ряющему эти перемены оживлению во времена династии Палеоло-гов греческого классицизма, в особенности греческого энциклопе­дизма, историзма, литературы, философии, математики и астроно­мии, греческой традиции педагогики и искусств.

За время своего процветания Византия, так же как халифат Омейядов и другие центры мусульманской культуры, внесла свой вклад в сохранение наследия греко-римской науки и литературы, в первую очередь Свода римского права. В этом деле наряду с людь­ми большой учености (патриарх Фотий, миссионеры братья Кирилл и Мефодий) приняли участие и царственные особы, например, Константин VII Багрянородный (X в.) руководил работой по состав­лению хрестоматий и пособий по изложению знаний древних гре­ков в виде важнейших выдержек из их работ, поскольку, по его сло­вам, «материал истории дорос до предметов необъятных и неодоли­мых».

В собственном сочинении Константина Багрянородного по во­просам управления государством он сообщает много ценных сведе­ний о соседних с Византией народах и странах. В XII в. Констан­тин IX Мономах содействовал открытию высшей школы в столице с двумя отделениями: изучение древней греко-римской и христианской литературы и изучение права. В наказе ректору Школы Было указано: «Законы не должны быть темны, как изречение оракула; подобно тому как стража оберегает государя, так наука должна окру­жать и охранять законы».

< Попередня   Наступна >