249

---

1.1. Причины введения в Российской империи суда присяжных и его значение как центрального звена судебной реформы 1864 года

 

После отмены в Российской империи в 1861 году крепостного права и формального признания равенства всех перед законом и судом в стране особенно остро ощущался кризис законности, который заключался в повсеместном неуважении к закону и повседневном его нарушении, в том числе высокопоставленными сановниками, местной администрацией, прокурорами и судьями, что еще больше усугубляло кризис законности, ибо, как отмечал учитель А.С.Пушкина - А.П.Куницын, "закон, нарушаемый блюстителями оного, не имеет святости в глазах народа"*(20).

Переход от феодализма к капитализму, появление на рынке труда миллионов лично свободных крестьян не совмещались со старой судебной системой, не обеспечивавшей равенства перед судом и законом, соблюдения и защиты прав и свобод простых людей и пораженной коррупцией, формализмом, жестокостью, волокитой и другими не совместимыми с подлинным правосудием пороками, от которых страдали прежде всего права и законные интересы низших слоев населения.

Наглядное представление о царивших в дореформенных судах нравах и порядках, при которых "мздоимство, волокита, ябедничество, кормление были

не злоупотреблением, а системой"*(21), т.е. обычным явлением, лучше всего дают русские юридические пословицы и поговорки того времени*(22):

В суд ногой - в карман рукой.

Перед богом ставь свечку, а перед судьей - мешок!

С кого судья взял, тот и прав стал.

Когда судью подаришь, то всех победишь.

Дари судью, так не посадят в тюрьму.

Дарами и праведного судью к неправде приведешь.

Мздою, что уздою, обратишь судью в твою волю.

Перед судом все равны: все без окупа виноваты.

Судьи за деньги страх Божий забыли - стараются, чтобы виноватые правы были.

Утиного зоба не накормишь, судейского кармана не наполнишь.

Скорее дело вершишь, коли судью подаришь.

С сильным не борись, с богатым не тяжись.

В суде убогий с богатым, хоть и прав, бывает виноватым.

При такой порочной судебной системе дела, как правило, разрешались несправедливо и незаконно, не в пользу тех, кто был прав, а в пользу тех, кто "больше дал", т.е. представителей привилегированных сословий, а права и законные интересы потерпевших и подсудимых из числа крестьян и других низших слоев игнорировались или грубо попирались.

"Барину, человеку со средствами, со связями, - словом, привилегированному преступнику нечего было бояться суда, - пишет Г.Джаншиев. - Всею тяжестью своего жестокого ослепления и бессердечного скудоумия он обрушивался на низшие классы и на людей без средств, без общественного положения. Недаром народ сравнивал суд с паутиною, через которую шмель проскакивает, а муха вязнет. Засудить крестьянина за мнимое убийство жены, якута за мнимое сопротивление властям ничего не значило; но осудить закоренелого преступника, если в нем принимало участие влиятельное лицо, не в состоянии был старый суд с его рабскими инстинктами"*(23).

Еще один органически присущий дореформенной судебной системе порок, от которого страдали права и законные интересы российского народа, заключался в волоките при расследовании и рассмотрении уголовных дел. В отчете министра юстиции за 1863 г. указывалось, что к 1 января 1864 г. из числа неоконченных дел находились в производстве более 20 лет 561 дело, более 15 лет - 1466, более 10 лет - 6758 дел*(24).

Следует отметить, что от волокиты, коррупции, повсеместного неуважения к закону и повседневного его нарушения высокопоставленными сановниками, местной администрацией и судьями страдали законные интересы не только низших классов, но и добропорядочных представителей правительственных кругов и зарождающейся буржуазии. Один из них, В.П.Безобразов, об этом писал:

"Правосудие - эта первая потребность жизни гражданской - почти не существует, ибо суд получается большею частью ценою денег или влияний. Нетрудно доказать, ежели бы это не было всем известно, что нет дела, сопряженного сколько-нибудь с значительным интересом, которое имело бы правильное законное производство... Как уголовное, так и гражданское судопроизводство неудовлетворительны, что отрицательно влияет на экономику страны. В результате отсутствия правосудия и гражданской безопасности... останавливается дух предприимчивости в народной промышленности и правильное обращение капитала"*(25).

Основной причиной царившего в России накануне Судебной реформы беззакония, административного и судебного произвола, казенно-бюрократического стиля деятельности судей являлась устаревшая судебная система, приспособленная для защиты крепостного права, поддержания крепостных порядков. Для обеспечения этой функции решающее значение имели следующие основные факторы, определявшие антидемократический, казенно-бюрократический характер судебной системы:

1) совмещение судебной власти с исполнительной и законодательной, следствием чего явилось то, что в судах хозяйничала всесильная бюрократия, диктовавшая судьям угодные ей, дворянам и высокопоставленным сановникам приговоры. Подобные случаи нередко происходили и в либеральное время, предшествовавшее Судебной реформе. По свидетельству Г.Джаншиева, именно в это время "благодушнейший из администраторов, санкт-петербургский генерал-губернатор князь А.А.Суворов не постеснялся арестовать в 1860 г. члена суда... проигравшего дело высокопоставленного лица"*(26);

2) сословный характер судебной системы, состоявшей из многочисленных инстанций, что способствовало безнаказанности преступников из привилегированных сословий, которые благодаря своим связям и деньгам уходили от ответственности даже в тех случаях, когда суд первой инстанции обоснованно признавал их виновными, так как всегда можно было добиться угодного им решения в последующих судебных инстанциях, где заседали представители "своего" сословия. И.С.Аксаков в своих воспоминаниях приводит многочисленные факты произвола "сановных стариков" - сенаторов. Так, когда он, будучи секретарем в Сенате, отказался "скрепить истинно неправомерное постановление, благоприятствовавшее людям, занимающим очень видное положение в высшем обществе... рябой нахал с громким именем, нагло рекомендовавшийся обер-секретарю при подаче оправдательного объяснения словами "по милости царской - я сын боярский", добился от Сената явно пристрастного приговора"*(27);

3) инквизиционное судопроизводство, основанное на теории формальных доказательств. Приговор можно было вынести на основании признания подсудимого, которое считалось "лучшим свидетельством всего света". Прочие доказательства по значимости приравнивались лишь к доле этого "совершенного" доказательства. Так, признание вне суда, подтвержденное свидетелями, рассматривалось как "половинное" доказательство. По свидетельству Н.Н.Розина, "стремление добиться сознания подсудимого, несмотря на категорическое воспрещение закона, находило свое осуществление в самых уродливых и бесчеловечных формах. Юридически отмененная уже в 1801 г. пытка фактически практиковалась весьма нередко. В Москве существовали "клоповники" и совершенно темные ямы, называемые "аскольдовыми могилами", куда сажали несознавшихся обвиняемых и откуда они часто выходили слепыми. Кормление соленою селедкою "не в виде пытки" являлось любимым приемом следственных органов того времени"*(28);

Отрицательные последствия применения теории формальных доказательств заключались не только в том, что на суд возлагалась обязанность "склонять" подсудимого к признанию, но и в том, что эта теория, как отмечал А.Ф.Кони, "связывая убеждение судьи и внося в его работу элемент бездушного формализма, создавала уголовный суд, бессильный в ряде случаев покарать действительно виновного, но достаточно могущественный, чтобы разбить личную жизнь человека слиянием акта бесконтрольного возбуждения преследования воедино с преданием суду и оставлением невиновного в подозрении, что заставляло его болезненно переживать стыд, который ни разъяснить, ни сбросить с себя нельзя"*(29);

Для нейтрализации действия указанных выше факторов, обусловливавших продажность, несправедливость, бессердечную жестокость, формализм, волокиту и другие пороки старого суда, были подготовлены и утверждены царем к осени 1862 г. основные положения Судебной реформы. Сущность их заключалась "в полном отделении судебной власти от исполнительной и законодательной; в установлении единого бессословного суда; в ограничении количества инстанций; во введении в отправление правосудия народного элемента; в учреждении института выборных мировых судей; в замене розыскного порядка процесса порядком состязательным с поручением обвинения органам прокурорского надзора, а защиты - сословию присяжных поверенных; в отмене формальной системы доказательств; в установлении гласности и устности процесса"*(30).

Центральным звеном судебной реформы явилось введение 20 ноября 1864 г. суда присяжных, который был призван обеспечить для всех народов и слоев России "суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных, создать судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе то уважение к закону, без которого невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего"*(31).

Одной из главных причин введения суда присяжных в качестве центрального звена судебной реформы 1864 г. явилось то, что сложная процессуальная форма суда присяжных содержит процессуальные механизмы, затрудняющие возможность коррупции и произвола в судопроизводстве. Этому способствует прежде всего деление суда на две коллегии, действующие самостоятельно в пределах своей компетенции, - коллегию присяжных заседателей (двенадцать присяжных) и коллегию профессиональных судей (в современном российском суде присяжных она состоит из одного профессионального судьи - председательствующего). В компетенцию коллегии присяжных заседателей входит решение вопроса о фактической стороне дела и виновности (доказано ли, что имело место деяние, в котором обвиняется подсудимый; доказано ли, что это деяние совершил подсудимый; виновен ли подсудимый в совершении этого деяния), а также вопроса о том, заслуживает ли он снисхождения. Коллегия профессиональных судей решает все вопросы юридического характера: об исключении из судебного разбирательства недопустимых доказательств, о квалификации преступления, наказании виновного и т.п. Председательствующий судья руководит судебной процедурой, организует судопроизводство на основе состязательности и равноправия сторон.

Вся наиболее сложная и тонкая работа по доказыванию виновности или невиновности подсудимого проводится обвинителем и защитником.

Благодаря такому разделению функций в суде присяжных более строго соблюдаются процессуальные нормы, защитник, обвинитель, председательствующий и присяжные заседатели проявляют большую сознательность, активность и интерес к судебному разбирательству. На это специально обращал внимание известный русский процессуалист С.И.Викторский: "...если одни и те же судьи (коронные, шеффены, напр.) и разрешают дела, и наблюдают за исполнением законов по соблюдению разных формальностей производства, да если при этом у них всегда под руками данные предварительного следствия, то такие судьи бывают нередко склонны пренебрегать соблюдением форм производства, так как у них складывается впечатление, что они уже достаточно хорошо знают дело, а требования сторон только затягивают окончание его; вот почему большая терпимость к речам сторон, продолжительным допросам свидетелей, экспертов замечается именно на суде присяжных"*(32).

Особенно хорошо это ощущают адвокаты. По свидетельству Г.Джаншиева, "всякому мало-мальски знакомому с бытовыми условиями судебной деятельности известно, какая громадная разница между судоговорением при участии или без участия присяжных заседателей. Насколько в первом случае стороны оживляются, видя перед собой горячо интересующихся делом судей, настолько на коронном суде и стороны, и суд затягиваются тиною рутины и скучного ремесла..."*(33).

В суде шеффенов (обычном суде), в котором народные представители (2 заседателя или больше) объединены в одной коллегии с судьей-профессионалом для совместного решения всех вопросов (в том числе вопросов наказания и других), унылое, тоскливое, безучастное, равнодушное отношение народных представителей к происходящему предопределено тем, что их житейский опыт и другие сильные стороны их человеческого потенциала оказываются невостребованными или подавляются авторитетным влиянием опытных и сведущих в праве юристов. Под влиянием таких авторитетов народный заседатель чувствует, что он ничего не решает, что его участие в судебном процессе мнимое, что он всего лишь декоративный элемент, символизирующий торжественность судебной обстановки.

Конечно, авторитетное влияние юристов на народных представителей проявляется и в суде присяжных, но здесь, как точно подметил Г.Джаншиев, оно "проявляется публично и действует на них просвещающим, а не подавляющим образом; оно совершенствует, а не сводит к нулю участие народного элемента"*(34) (выделено мной. - В.М.).

Хотя решение главных вопросов - о фактической стороне дела, виновности, от которых зависят судьба подсудимого и интересы потерпевшего, - относится к компетенции коллегии присяжных заседателей, тем не менее председательствующий судья располагает достаточными правомочиями для обеспечения того, чтобы присяжные не уклонялись от требований закона и не увлекались общественными симпатиями и антипатиями; он также обладает легальными приемами воздействия на присяжных, способствующими вынесению ими юридически правильного и справедливого вердикта. Это, в частности:

1) реализация председательствующим своих полномочий по контролю за правильным отбором и образованием коллегии присяжных заседателей в суде;

2) решение председательствующим вопроса о роспуске коллегии присяжных, если от обвинителя, потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика, подсудимого и его защитника до приведения присяжных к присяге поступило заявление о тенденциозном составе коллегии присяжных заседателей;

3) принятие председательствующим присяги у каждого присяжного;

4) разъяснение присяжным их прав и обязанностей;

5) окончательное формулирование председательствующим вопросов, подлежащих разрешению присяжными;

6) напутственное слово председательствующего, которое представляет собой наставление судьи-профессионала по юридическим вопросам.

Просвещающее влияние добросовестного судьи, прокурора, адвоката помогает присяжным заседателям лучше осознать сложность и ответственность возложенной на них гражданской обязанности, формирует у них чувство ответственности перед вынесением вердикта, обостряет их внимание, мышление, другие психические процессы, активизирует их нравственное и правовое сознание, вызывает живой интерес к рассматриваемому делу, судьбе потерпевшего и подсудимого, что способствует правильному и справедливому решению вопросов о виновности.

Самое большое достоинство такой формы судопроизводства заключается в том, что в суде присяжных даже лишенные всякой самостоятельности бывшие народные заседатели, которых в народе называют "кивалами", "пешками в руках судьи", "бессловными судьями", оказавшись в коллегии присяжных заседателей, словно по мановению волшебной палочки внутренне преображаются и внезапно обретают утраченные в народном суде (суде шеффенов) независимость и судейское достоинство.

Эта метаморфоза объясняется тем, что при разделении суда на две не зависимые друг от друга коллегии самостоятельность, независимость присяжных не подавляются не только авторитетом судьи-профессионала, но и внешним влиянием. Заинтересованные чиновники и частные лица не могут оказать какого-либо давления на вынесение вердикта по вопросам о виновности, потому что, во-первых, заранее не бывает известен конкретный состав присяжных по интересующему их делу; во-вторых, во время самого процесса присяжные ограждаются председательствующим и законом от посторонних влияний; в-третьих, уголовно-процессуальный закон гарантирует тайну совещания присяжных при вынесении вердикта, им запрещается оглашать высказанные во время совещания суждения. В этих условиях не нужно большого гражданского мужества, чтобы при вынесении вердикта руководствоваться только указаниями своей совести.

Одновременно такая форма судопроизводства удобна и для честного судьи-профессионала, поскольку она помогает ему без особых с его стороны подвигов, самоотверженности исполнять свои обязанности беспристрастно, несмотря на лица и не внимая ничьим требованиям и намекам. Хорошо известно, какому сильному давлению со стороны высокопоставленных чиновников подвергся А.Ф.Кони накануне рассмотрения дела Веры Засулич. Суд присяжных дает возможность и людям, склонным к посторонним влияниям, проявлять стойкость и энергично отражать незаконные притязания, беспристрастно выполнять свои обязанности.

О важном значении суда присяжных для решения указанных задач Судебной реформы 1864 г. свидетельствует то, что Российская империя не отказывалась от него, расходов на его содержание даже во время мировой войны, опустошившей ее казну. Примечательно, что в этот период в России в отличие от многих других стран деятельность суда присяжных не только не ограничивалась, но и получила более широкое распространение в результате введения постановлениями Временного правительства от 6 и 28 мая 1917 г. военного суда присяжных*(35).

Не считались с издержками и лишениями, неизбежными при исполнении обязанностей присяжного заседателя, и те, ради обеспечения прав и свобод которых был введен суд присяжных, - освобожденные от ига крепостного права крестьяне. Согласно статистике, большинство присяжных заседателей в России составляли крестьяне, которые в период выполнения своей гражданской обязанности вынуждены были оставлять хозяйство, отправляться в уездный или губернский город. При этом им не предоставлялось ни жилья, ни денежного пособия. Для своего пропитания и найма помещения в городе они вынуждены были закладывать носильное платье, наниматься на поденную работу, даже просить подаяние на улицах. Несмотря на эти тяготы и лишения, крестьяне к исполнению своих обязанностей относились добросовестно*(36).

Постепенно важное значение суда присяжных для обеспечения прав и свобод российского народа стали признавать и его бывшие противники. Один из них - профессор Михайловский, отмечая положительное его действие в не отвыкшей еще от самодержавно-крепостнических порядков и нравов Российской империи, в которой судьи по своему менталитету, казенно-бюрократическому стилю деятельности ничем не отличались от обыкновенных чиновников, писал:

"В вопросе о суде присяжных надо строго различать юридическую точку зрения, с одной стороны, и политически-историческую - с другой. Пока страна не обладает классом профессиональных судей, принадлежащих к высшей духовной аристократии... пока судьи ничем не отличаются от чиновников, пока государственный строй не знает политической свободы, пока существует рознь между правительством и обществом... до тех пор требования упразднения судов присяжных во имя теоретического идеала лучшей формы суда должны рассматриваться как проявление научной близорукости. Вполне естественно, что такие требования находят резкий и страстный отпор со стороны тех, кто ясно понимает важную политическую роль суда присяжных, кто не без основания видит в них палладиум гражданской свободы"*(37).

С учетом сказанного можно сделать следующие выводы о причинах введения в 1864 г. в Российской империи суда присяжных и его значении как центрального звена судебной реформы:

1. Потребность этого нововведения была обусловлена отменой в 1861 г. крепостного права, переходом от феодализма к капитализму, появлением на рынке труда миллионов лично свободных крестьян, что не совмещалось со старой судебной системой, которая не обеспечивала их равенство перед законом и судом, судебную защиту их прав и свобод.

2. Введение в России суда присяжных явилось центральным звеном Судебной реформы 1864 г., потому что благодаря разделению функций между присяжными заседателями и профессиональными судьями, а также другим рассмотренным выше особенностям сложной процессуальной формы суда присяжных функционирование этой формы судопроизводства способствовало решению следующих задач судебной реформы по обеспечению равенства всех слоев населения перед законом и судом, судебной защиты их прав и свобод:

формированию в России самостоятельной судебной власти, независимой от законодательной и исполнительной властей;

демократизации и гуманизации судебной системы, искоренению в ней коррупции, жестокости, формализма, волокиты, неравенства перед законом и судом, судебных ошибок в виде незаконного и необоснованного привлечения к уголовной ответственности невиновных людей;

воспитанию в состязательном уголовном процессе с участием присяжных заседателей "духовной аристократии" среди следователей, прокуроров, адвокатов и судей, искоренению среди них казенно-бюрократического отношения к правам человека, чиновничьего и полицейского менталитета, формированию у них нового правового мышления, высокой нравственной и профессиональной культуры.

 

1.2. Причины возрождения в Российской Федерации суда присяжных, значение конституционного права обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей

 

В условиях переживаемого страной политического, экономического, нравственного кризиса, вызванного переходом из одной общественно-экономической системы в другую, в постсоветской России приходилось решать задачи судебной реформы, во многом схожие с теми, которые стояли перед Российской империей после отмены крепостного права, накануне Судебной реформы 1864 г.

Возрождение в Российской Федерации суда присяжных было обусловлено прежде всего тем, что при переходе от социалистической, принудительно управляемой экономики к рынку, от тоталитаризма - к построению демократического правового государства возникла объективная необходимость в такой форме судопроизводства, которая бы более надежно защищала права и свободы человека и гражданина в уголовном процессе.

О том, что наши суды общей юрисдикции не обеспечивают надежной защиты прав и свобод человека и гражданина от незаконного и необоснованного обвинения и что в процессе предварительного расследования и судебного разбирательства права и свободы потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого и подсудимого часто нарушаются, при советской власти впервые откровенно заговорили в период гласности, порожденной перестройкой, когда в средствах массовой информации были высвечены многочисленные факты произвола органов дознания, следователей, прокуроров и судей, игнорирования ими прав и свобод потерпевших, подсудимых и других участников процесса, нарушения должностными лицами правоохранительных органов закона, попыток его обойти.

Особенно сильный общественный резонанс вызвали многочисленные факты фабрикации уголовных дел в отношении невиновных людей, фальсификации доказательств, юридических приписок, когда менее тяжкое преступление квалифицируется по статьям Уголовного кодекса, предусматривающим ответственность за более тяжкое преступление, и т.п.*(38).

Наибольшее возмущение вызвало печально знаменитое "витебское дело", по которому правоохранительные органы Белоруссии в течение 14 лет не могли изобличить маньяка, убившего 33 женщин. По этому делу были приговорены к смертной казни и длительным срокам лишения свободы ни в чем не повинные люди. Тем временем настоящий преступник - Михасевич, оставаясь на свободе, продолжал совершать убийства*(39).

Подобным трагическим следственно-прокурорским и судебным ошибкам способствовали не только нравственная и профессиональная несостоятельность отдельных следователей, прокуроров и судей, но и то, что судебная система не была независима от влияния партийных и советских органов, их идеологических установок, в соответствии с которыми суд рассматривался как один из множества компонентов, образующих "единую систему борьбы с преступностью и перевоспитания осужденных".

Включенность в эту систему не обеспечивала независимости суда от органов предварительного расследования, прокуратуры, способствовала формированию конформизма судей, их некритического отношения к выводам следователей и прокуроров по некачественно расследованным делам. Такие дела редко возвращались на дополнительное расследование и почти не прекращались. В результате суды, как правило, выносили обвинительные приговоры, воспроизводящие выводы следователей и прокуроров. За внешне привлекательным ничтожным процентом оправдательных приговоров (0,1% в 1984 г.) скрывалось немалое количество невинно осужденных*(40).

Этому способствовала и несовершенная процессуальная форма судов общей юрисдикции, которая не обеспечивала защиту прав и свобод человека и гражданина от незаконного и необоснованного обвинения, обвинительного уклона следователей, прокуроров и судей. Этот обвинительный уклон проявлялся в нарушении процессуального порядка расследования, конституционных и процессуальных прав потерпевших, свидетелей, подозреваемого, обвиняемого, подсудимого и других участников процесса при собирании доказательств; в игнорировании требований презумпции невиновности, принципов обеспечения подозреваемому, обвиняемому, подсудимому права на защиту, состязательности и равноправия сторон, всесторонности, полноты и объективности, самостоятельности судов, независимости судей и народных заседателей, принципа законности, обеспечения прав и свобод человека и гражданина, публичности. В соответствии с последним принципом высокое призвание органов предварительного расследования, прокуроров заключается не только в том, чтобы осуществлять уголовное преследование и обвинять, но и в том, чтобы ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден, а высокое призвание суда заключается не только в осуждении виновного, но и в оправдании неповинного человека, возмещении ему причиненного незаконным и необоснованным уголовным преследованием ущерба.

Все это вызывало безотлагательную необходимость в радикальной судебной реформе, способствующей построению в России демократического правового государства, в котором права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, т.е. не только провозглашаются государством, но и признаются, соблюдаются, защищаются, определяют смысл деятельности исполнительной, законодательной и судебной власти, всех должностных лиц и народных представителей, участвующих в предварительном расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел.

По замыслу разработчиков судебной реформы достижению этой цели должно было способствовать возрождение в стране суда присяжных в качестве средства "преобразовать инквизиционный процесс в состязательный, а чиновников, обслуживающих расправную советскую юстицию, превратить в профессионалов-правоведов в подлинном смысле этого слова; суд присяжных, хотя бы и рассматривающий небольшой процент дел, должен облагородить российскую юстицию в целом, задать ту высокую планку, к которой будут стремиться судьи и другие практикующие юристы"*(41).

При выборе формы судопроизводства с участием присяжных заседателей авторы Концепции судебной реформы в Российской Федерации исходили из того, что для решения этой задачи, искоренения среди следователей, прокуроров и судей казенно-бюрократического отношения к правам и свободам человека и гражданина, принципу презумпции невиновности и другим демократическим принципам справедливого правосудия, для развития у них гуманно-демократического менталитета и высокого профессионализма, предупреждения непоправимых судебных ошибок такого масштаба, как по "витебскому делу", искоренения коррупции среди судей больше всего подходит классическая модель суда присяжных.

В Концепции судебной реформы в Российской Федерации на основании обобщения мировой практики и 53-летнего опыта функционирования суда присяжных в Российской империи отмечается, что суд присяжных по сравнению с обычной формой судопроизводства обладает большей коллегиальностью и независимостью от узковедомственных соображений, стимулирует состязательность уголовного процесса и имеет другие преимущества, уменьшающие риск судебных ошибок и злоупотреблений при осуществлении правосудия.

С учетом этих преимуществ предлагалось ввести суд присяжных в Российской Федерации по делам о преступлениях, грозящих виновному лишением свободы на срок свыше одного года или более суровым наказанием. При этом по делам о преступлениях, наказуемых смертной казнью, а также по некоторым другим, таким, как превышение власти, тяжкие преступления против личности, слушание дела перед присяжными заседателями предполагалось сделать обязательным*(42).

Верховный Совет РСФСР, обсудив представленную Президентом РСФСР Концепцию судебной реформы, в постановлении от 24 октября 1991 г. принял решение рассматривать в качестве одного из важнейших направлений судебной реформы "признание права каждого лица на разбирательство его дела судом присяжных в случаях, установленных законом"*(43).

Положения указанного постановления Верховного Совета РСФСР и Концепции судебной реформы в Российской Федерации, касающиеся суда присяжных, нашли отражение в Декларации прав и свобод человека и гражданина и четырех статьях Конституции РФ.

Так, в соответствии с ч. 4 ст. 123 Конституции судопроизводство с участием присяжных осуществляется в случаях, предусмотренных федеральным законом. За обвиняемым в этих случаях признается право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей (ч. 2 ст. 47), причем исключительная мера наказания - смертная казнь может быть назначена только при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей (ч. 2 ст. 20). Это право провозглашено и в Декларации прав и свобод человека и гражданина: "Смертная казнь впредь до ее отмены может применяться в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления только по приговору суда с участием присяжных" (ст. 7).

Праву обвиняемого на рассмотрение его дела судом присяжных в предусмотренных законом случаях Конституция РФ придает настолько важное значение, что запрещает ограничивать это право человека и гражданина даже в условиях чрезвычайного положения (ч. 3 ст. 56).

Одна из причин, затрудняющих понимание содержания и значения конституционного права обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей, заключается в том, что в различных правовых актах эта форма судопроизводства называется по-разному. Так, в постановлении Верховного Совета РСФСР "О концепции судебной реформы в РСФСР" от 24 октября 1991 г., в одобренной им Концепции судебной реформы в Российской Федерации и в названии раздела Х УПК РСФСР "Производство в суде присяжных" данная форма судопроизводства называется "судом присяжных". В ст. 420 УПК РСФСР речь идет о "рассмотрении дел с участием коллегии присяжных заседателей". Однако в Конституции РФ, Декларации прав и свобод человека и гражданина и УПК РФ последнее словосочетание и термин "суд присяжных" не упоминаются, а речь идет о "судопроизводстве с участием присяжных заседателей" (ч. 4 ст. 123 Конституции РФ) и о праве обвиняемого на рассмотрение его дела "судом с участием присяжных заседателей" (ч. 2 ст. 20 и ч. 2 ст. 47 Конституции РФ, ст. 7 Декларации прав и свобод человека и гражданина, название раздела ХII и гл. 42 УПК РФ).

В связи с этим возник дискуссионный вопрос о том, идет ли в указанных правовых актах речь об одной и той же или разных формах судопроизводства? Представляется, что используемые в различных правовых актах и в проекте УПК РФ словосочетания "суд присяжных", "рассмотрение дел с участием коллегии присяжных заседателей в судах", "судопроизводство осуществляется с участием присяжных заседателей", "суд с участием присяжных заседателей" имеют одно и то же содержание и означают особую форму судопроизводства, которая называется судом присяжных. Такая форма судопроизводства получила название "суд присяжных", потому что в компетенцию коллегии присяжных заседателей входит решение трех основных вопросов о фактической стороне и виновности, от которых зависит судьба подсудимого и его дела: 1) доказано ли, что деяние имело место; 2) доказано ли, что это деяние совершил подсудимый; 3) виновен ли подсудимый в совершении этого деяния. В случае признания подсудимого виновным на разрешение коллегии присяжных заседателей ставится также вопрос о том, заслуживает ли он снисхождения. Ответы коллегии присяжных заседателей на эти вопросы учитываются председательствующим судьей при назначении наказания.

Таким образом, конституционное право обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей может быть реализовано только в суде присяжных, т.е. именно эта форма судопроизводства определяет содержание названного конституционного права обвиняемого.

Значение конституционного права обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей в случаях, предусмотренных законом, заключается в том, что в обществе наряду с обычными судами, ориентированными на "поточно-конвейерное" судопроизводство по простым, стандартным, "оформительским" делам, должны существовать и особые суды - суды присяжных, расчитанные на рассмотрение наиболее сложных уголовных дел о преступлениях, наказуемых длительными сроками лишения свободы, пожизненным лишением свободы или смертной казнью, и разрешение по ним вопросов о фактической стороне и виновности в нестандартных ситуациях, когда позиции сторон по этим вопросам существенно расходятся.

Об этом значении суда присяжных, которое проявляется по конкретным уголовным делам, четко сказано в Концепции судебной реформы в Российской Федерации: "Известно, что за рубежом не более 3-7% дел проходит через суды присяжных, но они существуют как гарантированная для всех возможность. И в этом есть глубокий смысл. Суд присяжных, как и всякое человеческое установление, имеет собственную область применения, вне которой он в лучшем случае бесполезен. Это не инструмент рутинной юстиции, оперирующей удовлетворяющим всех шаблоном. Там, где стабильность важнее правды и законность уместнее справедливости, достаточно судей-профессионалов. Но если применение закона окажется большей жестокостью, чем содеянное преступление, если подсудимый верит в собственную невиновность, если общество не может, самоустранившись, доверить решение государству - тут поле деятельности присяжных.

Словом, суд присяжных выступает в качестве средства разрешения нестандартных ситуаций, где из-за тяжести возможных последствий опаснее погрешить против справедливости, нежели против веления абстрактной правовой нормы"*(44).

При разрешении подобных нестандартных ситуаций суд присяжных как антипод рутинной юстиции выступает в качестве Суда Общественной Совести для общества и Высшего Суда Последней Надежды для обвиняемого.

Яркую характеристику этого значения суда присяжных дал А.Ф.Кони в речи по делу Мясниковых: "Дело это тянется 14 лет и возбудило целую массу толков. Общественное мнение клонилось по отношению к нему то в одну, то в другую сторону, и судом общественного мнения дело было несколько раз и самым противоположным образом разрешаемо. Подсудимых признавали то закоренелыми преступниками, то жертвами судебного ослепления. Но суд общественного мнения не есть суд правильный, не есть суд, свободный от влечений, общественное мнение бывает часто слепо, оно увлекается, бывает пристрастно, или жестоко не по вине, или милостливо не по заслугам. Поэтому приговоры общественного мнения по этому делу не могут и не должны иметь значения для вас. Есть другой, высший суд - суд общественной совести. Это ваш суд, господа присяжные заседатели. Мы переносим теперь дело Мясниковых из суда общественного мнения на суд общественной совести, которая не позволит вам не признать виновность подсудимых, если они действительно виновны, и не допустит уклониться от оправдания их, если вы найдете их невиновными. Произнеся ваш приговор, вы или снимите с них то ярмо подозрений и слухов, которое над ними тяготеет издавна, или скрепите его вашим спокойным и решительным словом"*(45).

В последнее время, в связи с тем что суды присяжных чаще, чем обычные суды, выносят оправдательные приговоры, в средствах массовой информации высказывалась озабоченность тем, что суды присяжных, жалея убийц и других опасных преступников, не жалеют потерпевших. С этим можно согласиться, если иметь в виду два типа нестандартных нравственно-конфликтных ситуаций, при которых присяжные нравственно-психологически предрасположены жалеть подсудимого, а чувство жалости к потерпевшему у них как бы отступает на второй план:

1) когда присяжные заседатели сомневаются в причастности подсудимого к совершению преступления;

2) когда насильственное преступление подсудимого совершено в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, спровоцированного виктимным поведением потерпевшего, его наглыми, дерзкими, безнравственными и противоправными действиями, особенно когда подсудимый относится к случайному типу преступников и для исправления его, как говорится, "достаточно провести по тюремному коридору", а потерпевший относится к типу людей, по которым, как говорится, "уже давно тюрьма плачет".

Чтобы при возникновении второго типа нестандартных ситуаций присяжные заседатели решали вопросы о фактической стороне и виновности в соответствии с требованиями присяги, несправедливо не оправдывали виновного подсудимого только из чувства жалости к нему, предусмотрена постановка перед коллегией присяжных заседателей на случай признания подсудимого виновным вопроса о том, заслуживает ли он снисхождения (ч. 4 ст. 339 УПК РФ). Этот механизм создает благоприятные социально-психологические условия для того, чтобы чувство жалости к заслуживающему снисхождения подсудимому присяжные заседатели выражали в предусмотренной законом справедливой форме.

Что же касается первого типа нестандартных нравственно-конфликтных ситуаций, при которых у присяжных чувство жалости к потерпевшему отходит на второй план и возникает нравственно-психологическая готовность вынести подсудимому оправдательный вердикт, то чаще всего они возникают по делам об убийствах и других особо тяжких преступлениях, рассматриваемых и разрешаемых в неопределенной обстановке, т.е. при дефиците или противоречивости доказательств, когда подсудимый отрицает свою причастность или виновность в рассматриваемом деянии и все исследуемые доказательства не позволяют сделать однозначного вывода ни о несомненной виновности, ни о несомненной невиновности обвиняемого и когда следствием исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств.

В подобных ситуациях в соответствии с презумпцией невиновности и вытекающими из нее правилами оценки доказательств возможно принятие только одного правильного и справедливого решения по вопросам о виновности - оправдание подсудимого, признание его невиновным, даже если судье кажется, что обвиняемый скорее виновен, чем невиновен. Но в обычном суде принять законное решение судье мешает обвинительный уклон, психологическую подоплеку которого раскрывает высказывание председателя городского суда г. Геленджика Г.В.Чурсиной: "Что греха таить: когда приходит "дело", судья стоит в определенных рамках, действует по принципу: нет дыма без огня. Если судья не осудит, его самого осудят. Та же милиция твердит: "Мы ловим преступников, а в суде их выпускают!"... В "традиционном суде" судья обычно не закрывает рта: от первого до последнего слова вся тяжесть доказательств - на нем. Судья не имеет возможности быть "весами" - все видеть, анализировать со стороны, абстрагироваться - и невольно бросает лишнюю каплю на чашу обвинения. Государство должно доказать свое обвинение. Не смогло это сделать - выпусти человека... Человек должен иметь шанс. В суде присяжных все быстро становится на свои места"*(46).

В обычном суде председательствующему судье трудно быть "весами", т.е. последовательно руководствоваться принципами состязательности и равноправия сторон, законности, презумпции невиновности, обеспечения прав и свобод человека и гражданина и другими демократическими принципами уголовного судопроизводства, еще и потому, что исторически сложившаяся у нас обычная форма судопроизводства до недавнего времени была ориентирована прежде всего на то, чтобы исключить оправдание виновного, что характерно для репрессивного типа судопроизводства.

Вот почему, если "тупиковые", нестандартные ситуации первого типа (когда подсудимый отрицает свою виновность, а исследованные в суде доказательства не позволяют сделать однозначного вывода ни о несомненной виновности, ни о несомненной невиновности из-за дефицита или противоречивости доказательств) возникают в обычном суде, то подсудимого, скорее всего, ожидает обвинительный приговор, вероятность которого прямо пропорциональна общественной опасности рассматриваемого деяния и силе, с которой на него отреагировало Его Величество Общественное Мнение.

И наоборот, если подобные ситуации возникают в суде присяжных, то у подсудимого и его защитника больше шансов рассчитывать на оправдательный вердикт. Это объясняется тем, что благодаря разделению функций между председательствующим судьей и коллегией присяжных заседателей и другим особенностям этой формы судопроизводства в суде присяжных возникают более благоприятные, чем в обычном суде, социально-психологические и процессуальные условия для того, чтобы судья и присяжные заседатели ориентировались на ценности не репрессивного, а охранительного типа судопроизводства и при выполнении своих функциональных обязанностей могли быть "весами", т.е. последовательно руководствовались принципами законности, презумпции невиновности, обеспечения прав и свобод личности и другими демократическими принципами уголовного судопроизводства.

Так, 84,8% опрошенных судей подтвердили, что суды присяжных более надежно, чем обычные суды, обеспечивают соблюдение презумпции невиновности и вытекающих из нее процессуальных правил, сформулированных в ст. 49 Конституции РФ (каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке вступившим в законную силу приговором суда; обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность; неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого).

83,6% судей считают, что суды присяжных обеспечивают более строгое соблюдение требований ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, запрещающей использование при осуществлении правосудия доказательств, полученных с нарушением федерального закона, и требований ст. 69 УПК РСФСР о том, что доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться при доказывании обстоятельств, перечисленных в ст. 68 УПК РСФСР.

В суде присяжных права и свободы человека и гражданина более надежно защищены от незаконного и необоснованного обвинения еще и потому, что согласно ч. 1 ст. 348 УПК РФ для председательствующего судьи обязателен только оправдательный вердикт, который влечет постановление им оправдательного приговора. Обвинительный вердикт коллегии присяжных заседателей не обязателен для председательствующего в двух случаях:

1) если председательствующий признает, что обвинительный вердикт вынесен в отношении невиновного и имеются достаточные основания для постановления оправдательного приговора ввиду того, что не установлено событие преступления либо не доказано участие подсудимого в совершении преступления, то он выносит постановление о роспуске коллегии присяжных заседателей и направлении дела на новое рассмотрение иным составом суда со стадии предварительного слушания (ч. 5 ст. 348 УПК РФ);

2) обвинительный вердикт коллегии присяжных заседателей не препятствует постановлению оправдательного приговора, если председательствующий признает, что деяние подсудимого не содержит признаков преступления (ч. 4 ст. 348 УПК РФ). По аналогичному основанию, предусмотренному ч. 4 ст. 459 УПК РСФСР, в 1995 г. вынесен 1 оправдательный приговор, в 1996 г. - 10, в 1997 г. - 2, в 1998 г. - 1, в 1999 г. - 0, в 2000 г. - 0, в 2001 г. - 0.

Таким образом, процессуальная форма суда присяжных содержит двойной процессуальный механизм защиты невинного человека от ошибок, обвинительного уклона профессиональных и непрофессиональных судей. Благодаря этому механизму суд присяжных по своему правозащитному потенциалу не имеет себе равных. Об этом свидетельствует высказывание знаменитого французского историка, социолога и психолога, основателя социальной психологии, исследователя поведения человеческих масс, в том числе в суде присяжных, Гюстава Лебона (1841-1931): "Я решительно не вижу ни одного случая, когда бы мог не пожелать лучше иметь дело с присяжными, нежели с судьями, если бы мне пришлось быть неправильно обвиненным в каком-нибудь преступлении. С первыми я все-таки имел бы некоторые шансы на оправдание, тогда как со вторыми этого бы не было"*(47).

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что значение конституционного права обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей заключается в том, что процессуальная форма суда присяжных обеспечивает более надежную защиту прав и свобод человека и гражданина от незаконного и необоснованного обвинения, уменьшает риск осуждения невиновного человека, что имеет особенно важное значение при рассмотрении и разрешении в нестандартных ситуациях сложных уголовных дел о преступлениях, наказуемых длительными сроками лишения свободы, пожизненным лишением свободы или смертной казнью.

Следует отметить, что указанные преимущества суда присяжных по сравнению с обычной формой судопроизводства присущи только его классической (англосаксонской) модели. В связи с этим представляется недостаточно обоснованным предложение заменить принятую в Российской Федерации англосаксонскую модель суда присяжных на французскую, которая, хотя и носит название суда присяжных, в действительности не является таковой в общепринятом смысле. Во Франции профессиональные судьи и присяжные заседатели образуют единую коллегию, которая разрешает дело в полном объеме. Фактически это одна из разновидностей суда шеффенов. Аналогичная форма существовала в Российской Федерации до 1 января 2003 г. (профессиональный судья и два народных заседателя, различие численного состава не меняет существа дела).

С точки зрения защиты прав человека от незаконного и необоснованного обвинения альтернативой суду присяжных не является не только суд в составе председательствующего и двух народных заседателей, но и суды в составе трех профессиональных судей. Анализ статистических данных свидетельствует о том, что суды присяжных по сравнению с профессиональным судом предъявляют более строгие требования к качеству предварительного следствия, доказанности обвинения, чаще выносят оправдательные приговоры. Так, за 8 лет функционирования этой формы судопроизводства (с 1993 по 2001 г.) в девяти регионах Российской Федерации в среднем оправдано 18,5% подсудимых, тогда как в обычных судах - около 0,45%.

В регионах, где действует суд присяжных, профессиональному суду в составе трех судей обвиняемые отдают предпочтение лишь по 3-5% рассматриваемых дел. В то же время обвиняемые достаточно широко используют гарантированное им право на рассмотрение их дел с участием присяжных заседателей. Так, если в 1994 г. ходатайства о рассмотрении дел с участием присяжных были заявлены по 20,4% дел, поступивших в краевые и областные суды, где действует эта форма судопроизводства, то в 1995 г. - по 30,9, в 1996 г. - по 37,3, в 1997 г. - по 36,8, в 1998 г. - по 43,2%, в 1999 г. - по 44, а в 2000 г. - по 38,2% дел.

Ежегодно возрастало и количество дел с вынесением приговоров, рассмотренных с участием присяжных: в 1994 г. - 174 дела в отношении 241 человека, в 1995 г. - 257 дел в отношении 419 человек, в 1996 г. - 331 дело в отношении 622 человек, в 1997 г. - 419 дел в отношении 880 человек. В последующие годы количество дел несколько уменьшилось: в 1998 г. - 388 дел в отношении 782 лиц, в 1999 г. - 418 дел в отношении 880 человек, в 2000 г. - 359 дел в отношении 774 человек, в 2001 г. - 335 дел в отношении 501 человека.

О доверии обвиняемых к суду присяжных свидетельствует и то, что в областные и краевые суды регионов России, не входящих в зону действия судов присяжных, поступали многочисленные ходатайства обвиняемых о рассмотрении их дел судами с участием присяжных заседателей. Однако такие ходатайства отклонялись со ссылкой на постановление Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 г., которым судопроизводство с участием присяжных введено в действие только в девяти регионах, и ст. 6 Заключительных и переходных положений Конституции Российской Федерации. Некоторые подсудимые и лица, осужденные к смертной казни без предоставления им конституционного права на рассмотрение их дела судом присяжных, стали обращаться с жалобами и запросами в Конституционный Суд РФ, справедливо указывая на то, что лишение их данного права противоречит ч. 2 ст. 20 Конституции РФ, гарантирующей обвиняемым в совершении особо тяжких преступлений, наказуемых смертной казнью, право на рассмотрение их дела судом с участием присяжных заседателей.

В постановлении Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 г. по делу о проверке конституционности положений ст. 41 и ч. 3 ст. 42 УПК РСФСР, п. 1 и 2 названного постановления Верховного Совета РСФСР от 16 июля 1993 г. сделан вывод, что, принимая решение о распространении судов присяжных в девяти регионах, законодатель, основываясь на положениях действовавшей в то время Конституции РФ и учитывая обстоятельства организационного, материального и технического характера, исходил из поэтапного введения суда присяжных на территории России. Вместе с тем Конституционный Суд признал, что, поскольку суды присяжных функционируют не во всех регионах, существует временное неравенство правовых возможностей для лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за особо тяжкие преступления против жизни, за совершение которых федеральным законом установлена смертная казнь. Однако, согласно п. 4 того же постановления Конституционного Суда, это временное неравенство граждан должно быть устранено не путем отказа от судов присяжных там, где они действуют, а посредством незамедлительного принятия федерального закона, предусмотренного разд. 2 Конституции РФ, обеспечивающего на всей территории Российской Федерации каждому обвиняемому в преступлении, за которое установлено наказание в виде смертной казни, реализацию права на рассмотрение его дела судом присяжных.

В соответствии с тем же постановлением Конституционного Суда РФ до принятия названного федерального закона приостановлено применение наказания в виде смертной казни, которое никаким судом, в том числе с участием присяжных заседателей, назначаться не может.

Для обеспечения реализации конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ст. 19 Конституции РФ) для всех обвиняемых в совершении преступлений, подсудных суду присяжных (независимо от места совершения преступления и места жительства обвиняемого), необходимо было незамедлительно принять федеральный закон, предусмотренный разд. 2 Конституции РФ, обеспечивающий на всей территории Российской Федерации право обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей во всех случаях, предусмотренных законом. Указанный федеральный закон был принят только после принятия УПК РФ.

Согласно п. 2 ч. 2 ст. 30 УПК РФ по ходатайству обвиняемого судья с участием присяжных заседателей в качестве суда первой инстанции рассматривает уголовные дела о преступлениях, указанных в ч. 3 ст. 31 УПК РФ, т.е. подсудных Верховному суду республики, краевому или областному суду, суду города федерального значения, суду автономной области и суду автономного округа.

Данное положение в соответствии с Федеральным законом "О внесении изменений в Федеральный закон "О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" от 22 ноября 2001 г. вводится в действие:

1) с 1 июля 2002 г. в субъектах Российской Федерации, в которых созданы и действуют суды с участием присяжных заседателей: в Алтайском, Краснодарском и Ставропольском краях, в Ивановской, Московской, Ростовской, Рязанской, Саратовской и Ульяновской областях;

2) с 1 января 2003 г. - в Республике Адыгея, Республике Алтай, Республике Баркортостан, Республике Бурятия, Республике Дагестан, Республике Ингушетия, Кабардино-Балкарской Республике, Республике Калмыкия, Республике Коми, Республике Марий Эл, Республике Мордовия, Республике Северная Осетия-Алания, Республике Татарстан, Удмуртской Республике, Республике Хакасия, Чувашской Республике - Чувашии, в Красноярском и Приморских краях, в Амурской, Архангельской, Астраханской, Белгородской, Брянской, Владимирской, Волгоградской, Вологодской, Воронежской, Иркутской, Калининградской, Калужской, Камчатской, Кемеровской, Кировской, Курганской, Курской, Ленинградской, Липецкой, Магаданской, Мурманской, Нижегородской, Новосибирской, Омской, Оренбургской, Орловской, Пензен-ской, Псковской, Самарской, Свердловской, Смоленской, Тамбовской, Тверской, Тульской, Тюменской, Челябинской, Читинской и Ярославской областях, в Еврейской автономной области, в Агинском Бурятском, Коми-Пермяцком и Корякском автономных округах;

3) с 1 июля 2003 г. - в Республике Карелия, Республике Саха (Якутия), Республике Тыва, в Хабаровском крае, в Костромской, Новгородской, Пермской, Сахалинской и Томской областях, в городе федерального значения Москве, в Усть-Ордынском Бурятском, Ханты-Мансийском, Чукотском и Ямало-Ненецком автономных округах;

4) с 1 января 2004 г. - в Карачаево-Черкесской Республике, в городе федерального значения Санкт-Петербурге, в Ненецком, Таймырском (Долгано-Ненецком) и Эвенкийском автономных округах;

5) с 1 января 2007 г. - в Чеченской Республике.

Верховный Совет РСФСР в названном выше постановлении предложил рассматривать в качестве одного из важнейших направлений судебной реформы признание права каждого лица на разбирательство его дела судом присяжных в случаях, установленных законом, с учетом того, что реализация этого права имеет не только юридическое, но и общественно-политического значение для решения задач судебной реформы по построению в Российской Федерации демократического правового государства, становлению и развитию в России независимой судебной власти, ориентированной на правовые ценности, отраженные в международных стандартах в области прав человека, демократизации и гуманизации судебной системы, совершенствованию уголовно-процессуального законодательства и практики его применения, приведению их в соответствие с требованиями Конституции РФ.

Законодательство о суде присяжных и практика его применения явились своеобразным правовым "полигоном", на котором в современном российском уголовном процессе стали практически реализовываться закрепленные в Конституции РФ демократические принципы построения уголовного судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (ч. 3 ст. 123) и недопустимости использования при осуществлении правосудия доказательств, полученных с нарушением федерального закона (ч. 2 ст. 50), а также положение ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР о том, что доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания обстоятельств, перечисленных в ст. 68 УПК РСФСР.

Законодательство о суде присяжных и практика его применения оказали также большое влияние на разработку в УПК РФ правил определения недопустимых доказательств (ст. 75 УПК РФ), порядка исключения доказательств по ходатайству сторон на предварительном слушании, которое предусмотрено и в процедуре традиционного правосудия (ст. 235 УПК РФ), принципа состязательности сторон (ст. 15 УПК РФ), правил построения судопроизводства на началах состязательности и равноправия сторон (председательствующий руководит судебным заседанием, принимает все предусмотренные УПК меры для обеспечения состязательности и равноправия сторон - ч. 1 ст. 243 УПК РФ; наделение сторон равными процессуальными правами и возможностями - ст. 244 УПК РФ; правомочия прокурора полностью или частично отказаться от обвинения либо изменить его в сторону смягчения - ч. 7 и 8 ст. 246 УПК РФ и др.).

Реализация конституционного права каждого человека на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей в случаях, предусмотренных законом, функционирование этой формы судопроизводства в Российской Федерации способствуют воспитанию у следователей, прокуроров, адвокатов и судей нового правового мышления, основанного на уважении прав человека, искоренению у них казенно-бюрократического отношения к правам и свободам человека, поддержанию их профессиональной натренированности на уровне, обеспечивающем качественное выполнение их профессиональных обязанностей в состязательном уголовном процессе, в том числе по обеспечению непосредственного действия прав и свобод человека и гражданина в уголовном процессе, соблюдению процессуального порядка расследования и судебного разбирательства.

Этому способствует, в частности, то, что суд присяжных предъявляет более строгие требования к качеству предварительного расследования, доказанности предъявленного подсудимому обвинения на основании достаточного количества допустимых доказательств, не прощает ошибок, нарушений прав человека и процессуального порядка расследования при собирании доказательств. Это подтвердили 84,8% опрошенных судей, 87,1% прокуроров и 53,3% следователей. Опрошенные прокуроры отметили, что по делам, рассматриваемым в суде присяжных, они более внимательно и ответственно осуществляют прокурорский надзор за предварительным расследованием (67,7%), более тщательно готовятся к состязательному процессу в суде присяжных и активно участвуют в нем (96,6%).

Деятельность в суде присяжных способствует повышению профессиональной культуры и у судей. Поставленный перед необходимостью произнести публично юридически правильное и понятное для присяжных заседателей напутственное слово, судья-профессионал вынужден более внимательно изучать действующее уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, постановления пленумов Верховного суда, комментарии, справочники, знакомиться с новейшей научной литературой по теории доказательств и уголовного права и т.п. Все это способствует расширению его кругозора, а значит, и повышению профессионального мастерства.

Резюмируя сказанное, можно сделать следующие выводы о причинах возрождения суда присяжных в Российской Федерации, значении конституционного права обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей в случаях, предусмотренных федеральным законом:

1. Основной причиной возрождения в Российской Федерации суда присяжных явилось то, что при переходе от социалистической, принудительно управляемой экономики к рынку, от тоталитаризма к построению демократического правового государства возникла объективная необходимость в такой форме судопроизводства, более надежно защищающей права и свободы человека и гражданина в уголовном процессе, в том числе от незаконного и необоснованного обвинения.

2. Признание права каждого лица на рассмотрение его дела судом присяжных в случаях, установленных законом, является одним из важнейших направлений судебной реформы в Российской Федерации не только потому, что эта форма судопроизводства более надежно защищает права и свободы каждого человека от незаконного, необоснованного и несправедливого обвинения и уголовного наказания, уменьшает риск судебной ошибки и произвольного осуждения подсудимого к смертной казни, пожизненному лишению свободы или длительным срокам лишения свободы. Функционирование суда присяжных имеет важное общественно-политическое значение, заключающееся в том, что его функционирование на определенном историческом этапе предъявляет повышенные требования к качеству предварительного расследования и судебного разбирательства, профессионализму органов дознания, следователей, прокуроров, адвокатов и судей, соблюдению ими своих профессиональных обязанностей, требований Конституции и уголовно-процессуального закона, конституционных и процессуальных прав потерпевших, свидетелей, подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и других участников процесса. Это способствует эффективному решению задач судебной реформы по построению в России демократического правового государства, в котором права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, признаются, соблюдаются, защищаются, определяют смысл деятельности исполнительной власти, прокуратуры, законодательной и судебной власти, всех должностных лиц и народных представителей, участвующих в предварительном расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел.

Функционирование возрожденного в Российской Федерации суда присяжных способствовало решению следующих задач судебной реформы, в которых заинтересованы все участники уголовного процесса, поскольку от этого зависит обеспечение их прав и законных интересов:

1) формированию в Российской Федерации самостоятельной судебной власти, независимой от законодательной и исполнительной властей, прокуратуры;

2) совершенствованию уголовно-процессуального законодательства, приведению его в соответствии с конституционным принципом состязательности и равноправия сторон;

3) повышению профессиональной культуры следователей, прокуроров, адвокатов и судей, поддержанию их профессиональной натренированности на уровне, обеспечивающем качественное выполнение их профессиональных обязанностей в состязательном уголовном процессе с участием присяжных заседателей;

4) побуждению правоохранительных органов бороться с преступностью только законными методами; демократизации и гуманизации деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и судов, искоренению в них коррупции, казенно-бюрократического отношения к правам и свободам человека и гражданина, пренебрежительного отношения к требованиям Конституции и уголовно-процессуального закона, предупреждению случаев незаконного и необоснованного осуждения к смертной казни, пожизненному лишению свободы или к длительным срокам лишения свободы человека, который невиновен или хотя и виновен, но не в такой степени, чтобы его можно было лишать права на жизнь или "на всю оставшуюся жизнь" права на свободу.

 

1.3. Способна ли коллегия присяжных заседателей правильно судить о фактической стороне дела и виновности подсудимого?

 

Одной из главных причин негативно-скептического отношения многих профессиональных юристов к суду присяжных заключается в их сомнении в способности коллегии присяжных заседателей правильно решать сложные вопросы о фактической стороне дела, виновности.

Суть позиции противников суда присяжных и в прошлом, и сейчас вытекает из главной посылки: хорошим судьей может быть только профессионал, знающий право, теорию доказательств, судебную практику, так же как надо быть профессионалом, знатоком своего дела, а не руководствоваться лишь здравым смыслом инженеру, врачу, ремесленнику, торговцу. Присяжные заседатели - не профессионалы, следовательно, они не настоящие, а "потешные" судьи и поэтому не могут по-настоящему участвовать в процессе доказывания, а значит, и судить о фактической стороне дела и виновности.

В дореволюционной России скептическое отношение многих профессиональных юристов к способностям присяжных заседателей правильно и справедливо решать сложные и ответственные вопросы о фактической стороне и виновности было обусловлено еще и тем, что обязанности присяжного заседателя легли в основном на плечи неграмотных крестьян, еще не успевших отвыкнуть от крепостного ярма и самодержавно-крепостнических порядков.

С учетом этого перед реформой 1864 г. даже такие выдающиеся умы из либерально-консервативного и демократического лагерей, как Блудов и Спасович, по свидетельству А.Ф.Кони, исходили из предположения о "неспособности русского человека отличить закон от распоряжений начальства, преступника от несчастного, справедливость от милосердия и служение потребностям государства от личных чувств и настроений"*(48).

Однако многолетняя деятельность суда присяжных - с ноября 1864 г. по ноябрь 1917 г. - не подтвердила этих опасений. Уже через два года после начала деятельности этого суда, в 1866 г., министр юстиции Д.Н.Замятин во "всеподданнейшем" отчете отметил, что "присяжные заседатели, состоящие преимущественно из крестьян (например, в Ямбурге из 12 заседателей было 11 крестьян), вполне оправдали возложенные на них надежды: им предлагались весьма трудные для решения вопросы, над которыми обыкновенно затруднялись люди, приученные опытом к правильному пониманию уголовных дел, и все эти вопросы благодаря поразительному вниманию, с которым присяжные заседатели вникают в дело, разрешались в наибольшей части случаев правильно и удовлетворительно"*(49).

Способность коллегии присяжных заседателей правильно и справедливо решать по сложным уголовным делам вопросы о фактической стороне дела и виновности была подтверждена в 1894 г. на совещании старейших председателей и прокуроров судебных палат по поводу предстоящего пересмотра законодательства, где они на основании изучения многолетней деятельности российского суда присяжных пришли к выводу (18 голосами против двух) о том, что "по деятельности своей современный суд присяжных не только является удовлетворяющим своей цели, но и представляет лучшую форму, какую только можно представить для решения большей части серьезных уголовных дел, особливо в тех случаях, когда тяжелое обвинение связано с уликами, требующими житейской мудрости"*(50).

Эти преимущества признают и современные исследователи суда присяжных. На состоявшейся в мае 1999 г. в Италии международной конференции "Участие непрофессионалов в уголовном судопроизводстве в XXI в." пришли к выводу, что "прослеживается тенденция к расширению роли присяжных в странах англосаксонской правовой системы, в частности в США. Например, в штате Аризона... присяжные получили более широкие возможности исследования доказательств. Отмечается, что коллегии присяжных, получившие дополнительные права, нередко самостоятельно открывают новые обстоятельства и обнаруживают вещественные доказательства, имеющие принципиальное значение для разрешения дела, что вызывает удивление со стороны представителей как государственного обвинения, так и защиты"*(51).

Представляется, что одна из главных причин сомнения некоторых профессиональных юристов в способности коллегии присяжных заседателей правильно и справедливо решать сложные и ответственные вопросы о фактической стороне дела и виновности подсудимого заключается в недооценке ими интеллектуально-духовного потенциала коллегии присяжных заседателей как субъекта коллективного решения указанных вопросов.

Для объективной оценки интеллектуально-духовного потенциала коллегии присяжных заседателей следует учитывать рассмотренные ниже опосредованные процессуальной формой суда присяжных социально-психологические факторы, определяющие ее способность как малой социальной группы вырабатывать качественное согласованное коллективное решение по вопросам о фактической стороне дела и виновности подсудимого.

Возрастной состав коллегии присяжных заседателей (от 25 до 70 лет). Согласно ст. 80 Закона "О судоустройстве РСФСР" обязанности присяжного заседателя могут быть возложены только на лиц в возрасте от 25 до 70 лет. Такой возрастной состав обеспечивает формирование коллегии присяжных заседателей из числа лиц, обладающих достаточной социальной, нравственной и интеллектуальной зрелостью, достаточным запасом житейской мудрости (практического рассудка), достаточным развитием умения логически мыслить и жизненным опытом, которые необходимы для правильного решения вопросов о фактической стороне, виновности.

Как правильно отмечал С.И.Викторский, "для решения вопросов, касающихся фактической стороны и виновности, самое главное - умение логически мыслить и житейский опыт, а у народных судей нельзя отнять первого из этих качеств, вторым же они богаче, чем коронные судьи, обстановка жизни которых гораздо однообразнее, как у людей одного и того же склада занятий"*(52).

Коллегия присяжных заседателей превосходит профессиональных судей по богатству жизненного опыта, разнообразию знаний об окружающей действительности, необходимых для правильного и справедливого решения вопросов о фактической стороне дела, виновности подсудимого, благодаря еще одному социально-психологическому фактору - разнородному личному составу.

Разнородный личный состав коллегии присяжных заседателей.

В социально-психологической литературе*(53) отмечается, что группы с неоднородным личным составом, со значительными индивидуально-психологическими различиями участников лучше, чем однородные (состоящие из личностей с примерно одинаковой системой качеств, имеющих значение для содержания совместной деятельности), справляются со сложными проблемами и задачами. Это объясняется тем, что неоднородный состав группы способствует активизации коллективного мышления. Благодаря различиям в опыте, в подходах к делу, в точках зрения, мышлении, особенностях восприятия, памяти и т.д. участники группы с разных сторон подходят к решению. В результате увеличивается число идей, разнообразных вариантов решения и, следовательно, вероятность эффективного выполнения поставленной задачи.

На важное значение разнородного личного состава коллегии присяжных заседателей для выработки качественного, согласованного коллективного решения по вопросам о виновности обращали внимание еще дореволюционные российские исследователи суда присяжных. "Если каждый новый субъект, - писал В.Н.Палаузов, - вращался в одной сфере с прежними, находился под одними с ними влияниями (это именно и бывает в коллегии ученых судей), то своим присоединением он не внесет ничего в общую сумму знаний. Но если (как это имеет место при образовании коллегии присяжных судей) члены набираются из разных слоев общества - тогда действительно можно ожидать, что каждое новое лицо внесет свою лепту в общую массу сведений, необходимых для разрешения различных вопросов"*(54).

Л.Е.Владимиров отмечал, что разнородный состав коллегии присяжных заседателей имеет особенно важное значение в такой многонациональной стране, как Россия, где каждая нация, народность имеет специфические для нее особенности быта, характера, нравов, обычаев и т.п., без учета которых невозможно всесторонне исследовать вопросы о виновности, особенно по делам, обвинение по которым построено на косвенных уликах. "Конечно, и судья может знать этот (народный) быт, - писал он. - Но никогда в нем нельзя найти такого всестороннего знания, какое имеется в составе присяжных, в котором почти всегда находятся представители разных сфер жизни. Никогда судейская коллегия, поглощенная своей специальной профессией, не может внести в суд такого обширного и глубокого знания ежедневной жизни, как состав присяжных... Эти сведения в особенности важны в стране, где различные сословия народа живут совершенно отдельною жизнью, различными идеями и имеют различный характер... Нигде, может быть, с этой точки зрения суд присяжных так не нужен, как у нас, в России"*(55).

Неоднородный состав коллегии присяжных заседателей оказывает благотворное влияние на выработку качественного коллективного решения по вопросам о виновности, так как способствует уменьшению в коллегии конформности, психологического давления на членов группы мнения большинства. Как отмечают социальные психологи, "установлено, что гомогенные, т.е. однородные по какому-либо признаку, группы отличаются большей конформностью, чем гетерогенные группы"*(56).

Формированию разнородного личного состава коллегии присяжных заседателей способствуют следующие организационные и процессуальные меры:

число включаемых в общие списки присяжных заседателей края, области граждан, постоянно проживающих в районах и городах края, области, должно примерно соответствовать в существующей пропорции числу жителей каждого района и города края, области (ч. 2 ст. 81 Закона "О судоустройстве РСФСР");

общие списки присяжных заседателей составляются районной, городской администрацией отдельно по каждому району и городу края, области на основе списков избирателей путем случайной выборки установленного числа граждан (ч. 3 ст. 82 Закона "О судоустройстве РСФСР";

после назначения судебного заседания по распоряжению председательствующего секретарь судебного заседания или помощник судьи производит отбор кандидатов в присяжные заседатели из находящихся в суде общего и запасного годовых списков путем случайной выборки (ч. 1 ст. 326 УПК РФ).

После решения всех вопросов о самоотводах и отводах по указанию председательствующего секретарь судебного заседания или помощник судьи составляет список оставшихся кандидатов в присяжные заседатели в той последовательности, в которой они были включены в первоначальный список (ч. 17 ст. 328 УПК РФ).

Если количество неотведенных кандидатов в присяжные заседатели превышает 14, то в протокол судебного заседания по указанию председательствующего включаются 14 первых по списку кандидатов. С учетом характера и сложности уголовного дела по решению председательствующего может быть избрано большее количество запасных присяжных заседателей, которые также включаются в протокол судебного заседания (ч. 18 ст. 328 УПК РФ).

Председательствующий оглашает фамилии, имена и отчества присяжных заседателей, занесенные в протокол судебного заседания. При этом первые 12 образуют коллегию присяжных заседателей по уголовному делу, а два последних участвуют в рассмотрении уголовного дела в качестве запасных присяжных заседателей (ч. 21 ст. 328 УПК РФ).

Последнее процессуальное мероприятие обеспечивает формирование не только разнородного, но и оптимального количественного состава коллегии присяжных заседателей, что также способствует выработке качественного коллективного решения по вопросам о фактической стороне дела и виновности подсудимого.

Оптимальный количественный состав коллегии присяжных заседателей. Суд присяжных возник на достаточно высоком этапе развития человеческой цивилизации, когда люди не только перестали верить в суд богов, но и убедились, что идеальные судьи, обладающие совершенной мудростью, редко встречаются даже в мифах и легендах, а тем более на грешной земле, как среди профессиональных судей, так и среди народных представителей.

Постепенно человечество осознало, что, как справедливо отмечал арабский философ и врач Ибн-Рушд (1126-1198), "скорее всего совершенство существует преимущественно во многих индивидах, взятых вместе. Для отдельного же индивида без помощи других, видно, невозможно обрести и какую-нибудь из этих добродетелей. Для приобретения своей добродетели человек нуждается в других людях"*(57).

Особенно важным представляется вывод известного американского социального психолога Дэвида Майерса о том, что "в интеллектуальных проблемах, где существует объективно правильный ответ, групповое решение обычно лучше большинства индивидуальных"*(58).

Основной секрет продуктивности группового решения заключается в том, что оно вырабатывается в процессе групповой дискуссии. Благотворное влияние групповой дискуссии на выработку качественного группового решения отмечал еще средневековый арабский философ - "первый философ Востока" Аль-Фараби: "Ведь достоверно известно, что нет более веских, полезных и сильных доводов, чем свидетельства различных знаний об одной и той же вещи и объединение многих мнений в одном, ибо интеллект у всех служит для доказательства... Когда же различные умы сойдутся после размышления, самопроверки, споров, прений, дебатов, рассмотрения с противоположных сторон, то тогда не будет ничего вернее того убеждения, к которому они придут, доказав его и единодушно согласившись с ним"*(59).

По наблюдениям Р.Гарриса, возникающие в процессе групповой дискуссии умственные "трения" между присяжными заседателями способствуют нейтрализации их предубеждений: "Предубеждения присяжных сглаживаются некоторого рода умственным трением; они могут даже вполне нейтрализовать друг друга"*(60).

В социально-психологической литературе отмечается, что качество группового решения зависит от величины группы, ее количественного состава. С увеличением группы наступают социально-психологические последствия, благотворно влияющие на качество вырабатываемого решения: в группе появляется больше людей с яркой индивидуальностью, что способствует широкому и разностороннему обсуждению различных вопросов; увеличивается способность группы собрать и переработать за одно и то же время большее количество информации; большее число людей может участвовать в выработке и принятии решения, во взвешивании и в оценке положительных и отрицательных сторон; с ростом группы обычно повышается ее "ресурс талантов", что увеличивает вероятность принятия оптимальных решений для задач, имеющих много альтернативных вариантов решения*(61).

Однако увеличение группы оказывает благотворное влияние на качество коллективных решений и коллективной деятельности в целом лишь в пределах того количественного состава, который оптимален для данного вида деятельности, для качественного и эффективного решения задач, определяющих содержание этой деятельности.

Как установлено социально-психологическими исследованиями, "с увеличением группы ее эффективность возрастает, но лишь до определенного уровня: при достижении некоторого "критического значения" величина группы перестает влиять на эффективность ее деятельности, а затем - при большем увеличении - эффективность снижается (слишком большая численность группы приводит к тому, что люди начинают мешать друг другу)"*(62).

Поскольку социально-психологическими следствиями увеличения количественного состава может быть как улучшение, так и ухудшение деятельности группы, качества принимаемого ею коллективного решения, постольку важное теоретическое и практическое значение имеет проблема оптимального размера группы, что относится и к коллегии присяжных заседателей.

Конструктивный подход к этой проблеме содержится в работах известного российского психолога А.В.Петровского, который исходит из того, что оптимальный размер коллектива определяется практически с учетом содержания групповой деятельности таким образом, чтобы он обеспечивал эффективное решение ее функциональных задач*(63).

В судебной коллегии благоприятные социально-психологические условия, способствующие принятию оптимального качественного решения по вопросам о виновности, могут возникнуть, лишь когда:

- количество людей, входящих в состав судебной коллегии, не очень мало (как в суде шеффенов, или нашем обычном суде), поскольку при слишком малой величине группы ее члены не взаимодополняют и не взаимообогащают друг друга по разнообразию жизненного опыта, по широте и глубине социальной компетентности, степени развития естественной логической способности;

- количество людей, входящих в состав судебной коллегии, не очень велико (как в суде гелиастов в Древней Греции - до 2001 судьи), это затрудняет возможность эффективного использования сильных сторон духовного потенциала каждого судьи, снижает чувство личной ответственности при разрешении дела, превращает правосудие в его противоположность - произвол разъяренной толпы ("суд Линча").

Опытным путем (методом проб и ошибок) человечество постепенно пришло к выводу, что по сложным делам для принятия оптимального, качественного решения больше всего приспособлена коллегия присяжных заседателей, состоящая из 12 народных представителей.

Установлено, что при таком количественном составе (12) присяжные заседатели не только дополняют друг друга по запасу знаний об окружающей действительности, но и в меньшей степени подвержены влиянию конформизма, т.е. склонности без достаточного самостоятельного осмысления, пассивно, некритически присоединяться к мнению большинства или авторитетов, формальных или неформальных лидеров*(64).

Это создает благоприятные социально-психологические условия для того, чтобы меньшинство критически относилось к мнениям большинства, формальных и неформальных лидеров и чтобы эти лидеры и большинство в процессе дискуссии с достаточным почтением и вниманием относились к здравомыслящим суждениям меньшинства, т.е. в условиях, когда группа более устойчива против конформизма, растет конструктивное влияние меньшинства на качество решения.

Следует отметить, что процесс влияния на членов группы меньшинства принципиально отличается от процесса влияния на них большинства. В социально-психологической литературе отмечается, что большинство оказывает довольно сильное влияние в основном на "наивных субъектов". Некритически принимая навязанную им позицию, такие субъекты "сужают выбор рассматриваемых возможностей, ограничиваясь лишь той из них, которую им предлагает большинство, не стремятся к поиску альтернатив, не замечают другие решения, в том числе правильные"*(65).

Совершенно по-другому влияет на членов группы, на позицию большинства, а через него и на "наивных субъектов" меньшинство: "Если на ранней стадии рассмотрения проблемы его мнение может быть отвергнуто индивидом, то при уверенном и последовательном отстаивании меньшинством выдвигаемой точки зрения она постепенно должна начать приниматься во внимание членами группы, что приведет к переоценке всей ситуации, в которой в качестве одной из наличных альтернатив выступит именно позиция меньшинства. Кроме того, устойчивая и долговременная позиция меньшинства, расходящаяся с мнением как отдельного члена группы, так и ее большинства, порождает своеобразную конфликтную ситуацию, ведущую к усилению познавательной активности ее участников..."*(66).

Особенно важным для понимания влияния меньшинства на позицию отдельных членов группы и ее большинства является вывод о том, что хотя влияние меньшинства "проявляется с гораздо меньшей силой, однако стимулирует более дивергентные стратегии мышления членов группы, способствует росту оригинальности и разнообразия решений и, что очень важно, их эффективности. Причем влияние меньшинства оказывается полезным (в плане генерирования индивидами оригинальных решений) даже в том случае, когда лежащее в его основе мнение является ошибочным"*(67).

Дело в том, что "в случае рассогласования мнений меньшинства с точкой зрения того или иного члена группы последний проверяет значительное количество альтернативных решений и мыслительный процесс разворачивается во многих направлениях. Возрастает вероятность найти новые, неожиданные решения, которые, вполне возможно, окажутся эффективнее предыдущих"*(68).

В коллегии присяжных заседателей влияние меньшинства и незначительного большинства возрастает, когда вердикт по вопросам о виновности вырабатывается в условиях информационной неопределенности, не позволяющей уверенно судить ни о несомненной виновности, ни о несомненной невиновности подсудимого и когда это меньшинство или незначительное большинство настаивает на оправдании. Как отмечает Д.Майерс, "когда доказательства не столь убедительны... обсуждение может смягчить присяжных... Это уточняет "правило большинства в две трети": даже если незначительное большинство настаивает на оправдании, оно обычно побеждает... Более того, меньшинство, предлагающее оправдание, имеет больше шансов победить, чем меньшинство, предлагающее осуждение"*(69).

Оптимальный количественный состав коллегии присяжных заседателей создает благоприятные социально-психологические условия для их продуктивного коллективного мышления, вынесения ими качественного коллективного решения по вопросам о фактической стороне дела и виновности подсудимого не сам по себе, а в сочетании с другими опосредованными процессуальной формой суда присяжных социально-психологичскими факторами, в том числе рассмотренными ниже.

Качественный личный состав коллегии присяжных заседателей, состоящей из людей, способных быстро и эффективно включиться в деятельность по исполнению обязанностей присяжных заседателей, также играет значительную роль в эффективности ее работы.

Социально-психологическое понятие "включенность" означает степень вхождения человека в систему требований, норм, ролей, прав, обязанностей, ожиданий, которые предъявляет к нему сфера его деятельности*(70).

Для понимания значения включенности как одного из важнейших социально-психологических факторов интенсификации психической деятельности личности, быстрой адаптации ее к определенному виду деятельности по решению сложных вопросов в условиях жесткого регламента времени особый интерес представляют следующие положения из области социальной психологии, разработанные Б.Д.Парыгиным*(71):

"Степень включенности человека в деятельность характеризуется не только уровнем его ориентированности в системе специфических для определенной ситуации требований, но и мерой внутренней, психической идентификации, т.е. уподобления с данной деятельностью, готовностью к слиянию с ней и к максимальной отдаче";

"...Включенность... характеризуется определенной степенью соответствия или несоответствия внутреннего, психического состояния, настроя личности в целом тем требованиям, которые предъявляют ей конкретные условия протекания той или иной деятельности...";

"...Максимальная психологическая включенность человека в деятельность, конкретную ситуацию, предполагающая использование его внутренних резервов, становится практически возможной лишь при достаточно высоком уровне его сосредоточенности на предмете деятельности. А это предполагает, в свою очередь, полное выключение из сознания личности всех других, как внешних, так и внутренних, факторов, которые могли бы деформировать ее отношение к деятельности..." (выделено мной. - В.М.).

Для формирования качественного состава коллегии присяжных заседателей из числа лиц, способных быстро и эффективно включиться в исполнение обязанностей присяжного заседателя, кандидаты в присяжные заседатели должны отвечать следующим требованиям, предусмотренным ст. 80 Закона "О судоустройстве РСФСР".

Согласно ч. 1 ст. 80 действующего Закона "О судоустройстве РСФСР" присяжными заседателями являются граждане Российской Федерации, включенные в списки присяжных заседателей и призванные в установленном законом порядке к участию в рассмотрении судом дела.

В списки присяжных заседателей не включаются лица:

1) не внесенные на предшествующих составлению списков присяжных заседателей выборах или всенародном голосовании (референдуме) в списки избирателей или граждан, имеющих право участвовать в референдуме;

2) не достигшие к моменту составления списков присяжных заседателей возраста 25 лет;

3) имеющие неснятую или непогашенную судимость;

4) признанные судом недееспособными или ограниченные судом в дееспособности (ч. 2 ст. 80 Закона "О судоустройстве РСФСР").

В соответствии с ч. 4 ст. 80 названного Закона из списков присяжных заседателей исключаются по их письменному заявлению:

1) лица, не владеющие языком, на котором ведется судопроизводство в данной местности;

2) немые, глухие, слепые и другие лица, являющиеся инвалидами;

3) лица, не способные в силу своих физических или психических недостатков, подтвержденных медицинскими документами, успешно исполнять обязанности присяжных заседателей;

4) престарелые, которые достигли возраста 70 лет;

5) руководители и заместители руководителей органов представительной и исполнительной власти;

6) военнослужащие;

7) судьи, прокуроры, следователи, адвокаты, нотариусы, а также лица, принадлежащие к руководящему и оперативному составу органов внутренних дел и государственной безопасности;

8) священнослужители.

Председателем суда или председательствующим судьей освобождаются от исполнения обязанностей присяжных заседателей:

а) подозреваемые или обвиняемые в совершении преступления;

б) лица, не владеющие языком, на котором ведется судопроизводство, - при необеспеченности в суде синхронного перевода;

в) немые, глухие, слепые и другие лица, являющиеся инвалидами, - при отсутствии организационных либо технических возможностей их полноценного участия в судебном заседании (ч. 5 ст. 80 Закона "О судоустройстве РСФСР");

г) лица, указанные в ч. 4 ст. 80 названного Закона, - по их просьбе, заявленной до окончания их отбора для исполнения обязанностей присяжных заседателей по конкретному делу.

Кроме того, могут быть освобождены от исполнения обязанностей присяжных заседателей по их устному или письменному заявлению:

1) лица старше 60 лет;

2) женщины, имеющие детей в возрасте до трех лет;

3) лица, которые в силу религиозных убеждений считают для себя невозможным участие в осуществлении правосудия;

4) лица, отвлечение которых от исполнения служебных обязанностей может повлечь существенный вред общественным и государственным интересам (врачи, учителя, пилоты авиалиний и др.);

5) иные лица, имеющие уважительные причины для неучастия в судебном заседании.

От исполнения обязанностей присяжного заседателя по конкретному делу председательствующий судья освобождает всякого, чья объективность вызывает обоснованные сомнения вследствие оказанного на это лицо незаконного воздействия, наличия у него предвзятого мнения, знания им обстоятельств дела из непроцессуальных источников, а также по другим причинам (ч. 7 ст. 80 Закона).

К числу этих "других причин" можно отнести то, что кандидат в присяжные заседатели по рассматриваемому делу является потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком, свидетелем, экспертом и иные предусмотренные в ст. 61 и 63 УПК РФ обстоятельства, дающие основание считать, что кандидат прямо или косвенно заинтересован в этом деле и потому подлежит мотивированному отводу.

Формированию качественного состава коллегии присяжных заседателей из числа лиц, отвечающих требованиям закона, обеспечивающим быстрое и эффективное включение присяжных заседателей в исполнение своих обязанностей, способствует реализация специальных организационных мер (составление общего и запасного списков присяжных заседателей и др.) и уголовно-процессуальных правил. К последним, в частности, относятся:

проверка секретарем судебного заседания или помощником судьи (после назначения судебного заседания) наличия обстоятельств, препятствующих участию лица в качестве присяжного заседателя в рассмотрении уголовного дела (ч. 2 ст. 326 УПК РФ);

опрос председательствующим кандидатов в присяжные заседатели о наличии обстоятельств, препятствующих их участию в качестве присяжных заседателей в рассмотрении уголовного дела (ч. 3 ст. 328 УПК РФ);

реализация кандидатами в присяжные заседатели своего права указать на причины, препятствующие исполнению ими обязанностей присяжного заседателя, а также заявить самоотвод (ч. 4 ст. 328 УПК РФ);

удовлетворение председательствующим судьей самоотводов кандидатов в присяжные заседатели (ч. 7 ст. 328 УПК РФ);

реализация сторонами при формировании коллегии присяжных заседателей своих полномочий задать кандидатам в присяжные заседатели вопросы, связанные с выяснением обстоятельств, препятствующих участию лица в качестве присяжного заседателя в рассмотрении данного уголовного дела (ч. 8 ст. 328 УПК РФ) и передать председательствующему мотивированные письменные ходатайства об отводах, не оглашая их (ч. 9 ст. 328 УПК РФ);

реализация сторонами своих полномочий до приведения присяжных заседателей к присяге заявить, что вследствие особенностей рассматриваемого уголовного дела образованная коллегия присяжных заседателей в целом может оказаться неспособной вынести объективный вердикт (ч. 1 ст. 330 УПК РФ).

Рассмотренные выше социально-психологические факторы (качественный, количественный, разнородный и возрастной личный состав коллегии присяжных заседателей) создают предпосылки для действия еще одного важного социально-психологического фактора, определяющего способность коллегии присяжных заседателей правильно и справедливо решать вопросы о фактической стороне дела и виновности подсудимого, - высокого уровня социально-психологического развития коллегии присяжных заседателей как малой социальной группы.

Высокий уровень социально-психологического развития коллегии присяжных заседателей как малой социальной группы. Коллегия присяжных заседателей становится дееспособным субъектом коллективного решения сложных и ответственных вопросов о виновности не сразу же после ее образования в суде присяжных. В этот момент по уровню своего социально-психологического развития она представляет собой группу-конгломерат, под которой в социальной психологии понимается группа ранее непосредственно незнакомых людей, оказавшихся (или собранных) на одном пространстве и в одно время и общающихся поверхностно и ситуативно.

В суде присяжных быстрое и эффективное преобразование коллегии из "гадкого утенка" - группы-конгломерата в "прекрасного лебедя" - малую социальную группу, обладающую достаточно высоким уровнем социально-психологического развития для правильного и справедливого решения сложнейших и ответственнейших вопросов о фактической стороне дела и виновности подсудимого, обеспечивается различными элементами процессуальной формы суда присяжных.

Этому способствуют, в частности, следующие элементы процессуальной формы суда присяжных, направленные на формирование здорового социально-психологического микроклимата в коллегии присяжных заседателей, сознательного отношения к выполнению своего долга, чувства ответственности, корректировку и "подтягивание" их нравственного и правового сознания до уровня решаемых задач (вопросов), повышение их юридической информированности, активизацию их здравого смысла, совести и коллективного мышления в процессе выработки согласованного коллективного решения по указанным вопросам:

1) разъяснение председательствующим судьей присяжным заседателям стоящих перед ними задач, их прав и обязанностей (п. 5 ч. 2 ст. 328, ч. 1 ст. 334, ст. 333 УПК РФ);

2) торжественная процедура принятия присяжными присяги следующего содержания: "Приступая к исполнению ответственных обязанностей присяжного заседателя, торжественно клянусь исполнять их честно и беспристрастно, принимать во внимание все рассмотренные в суде доказательства, как уличающие подсудимого, так и оправдывающие его, разрешать уголовное дело по своему внутреннему убеждению и совести, не оправдывая виновного и не осуждая невиновного, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку" (ч. 1 ст. 332 УПК РФ);

3) ответственному и добросовестному исполнению присяжными заседателями своих обязанностей в соответствии с требованиями присяги способствует и предусмотренный уголовно-процессуальным законом порядок ограждения коллегии присяжных заседателей от неправомерного влияния заинтересованных лиц и присутствующей в зале судебного заседания публики. В соответствии с ч. 22 ст. 328 УПК РФ по завершении формирования коллегии присяжных заседателей председательствующий предлагает им занять отведенное им место на скамье присяжных заседателей, которая должна быть отделена от присутствующих в зале судебного заседания и расположена, как правило, напротив скамьи подсудимых. Запасные присяжные заседатели занимают на скамье присяжных заседателей специально отведенные для них председательствующим места.

Такое ограждение психологически благотворно воздействует на присяжных, повышает у них чувство ответственности и гражданского мужества. А.М.Бобрищев-Пушкин считал, что "важным подспорьем" для формирования у присяжных "вполне достаточного запаса судейского мужества... является то изолирование, которому они подвергаются в силу закона; устраняя от них всякое постороннее влияние, оно не только объединяет их в сознании выпавшей на их долю тяжелой задачи, но и создает вокруг них как бы особую гражданско-правовую атмосферу, в которой нет места легкомыслию, личным вкусам и случайным влияниям; значение такого изолирования так важно и благодетельно, что даже коронные судьи во сколько-нибудь серьезных делах... когда они действуют с присяжными, принимают всевозможные меры для отдаления себя от посторонних элементов"*(72).

Представляется, что изолирование присяжных формирует в коллегии такую гражданско-правовую атмосферу не само по себе, а в сочетании с процедурой публичного разъяснения присяжным заседателям их прав и обязанностей и торжественной процедурой принятия ими присяги. О значении присяги очень хорошо сказал Г.В.Плеханов: "Присяга - великая вещь даже для человека нерелигиозного. Присягающий четью своей ручается за исполнение взятого на себя обязательства"*(73).

Формированию в коллегии присяжных заседателей гражданско-правовой атмосферы, здорового социально-психологического микроклимата способствуют и другие элементы процессуальной формы суда присяжных, направленные на создание оптимальной структурной организации коллегии, нейтрализующей психологическое давление на присяжных внешних и внутренних авторитетов, обладающих высоким статусом*(74) и престижем*(75):

реализация требований ст. 341 УПК РФ об обеспечении тайны совещания присяжных заседателей. После напутственного слова председательствующего коллегия присяжных заседателей удаляется в совещательную комнату для вынесения вердикта (ч. 1). Присутствие в совещательной комнате иных лиц, кроме коллегии присяжных заседателей, не допускается (ч. 2). Присяжные заседатели не могут разглашать суждения, имевшие место во время совещания (ч. 4);

реализация требований ст. 331 УПК РФ, регламентирующей демократический порядок выбора старшины присяжных заседателей, его права и обязанности. Присяжные заседатели, входящие в состав коллегии, в совещательной комнате открытым голосованием избирают большинством голосов старшину, который о своем избрании сообщает председательствующему (ч. 1 ст. 331 УПК РФ). Старшина присяжных заседателей руководит ходом совещания присяжных заседателей, по их поручению обращается к председательствующему с вопросами и просьбами, оглашает поставленные судом вопросы, записывает ответы на них, подводит итоги голосования, оформляет вердикт и по указанию председательствующего провозглашает его в судебном заседании (ч. 2 ст. 331 УПК РФ).

Нетрудно заметить, что, хотя старшина является для остальных членов коллегии присяжных заседателей и формальным, и неформальным лидером (ведь именно его предпочли избрать старшиной остальные присяжные), его социальная власть в коллегии носит почти символический характер: его властные полномочия по отношению к остальным присяжным ограничены тем, что он руководит ходом их совещания и выступает в качестве своеобразного "диспетчера", координирующего предусмотренные уголовно-процессуальным законом коммуникативные связи между присяжными и председательствующим.

Для того чтобы старшина в ходе судебного следствия и в процессе выработки коллективного решения по вопросам о виновности не мог оказывать психологического давления на других присяжных заседателей*(76) он наделяется равными с ними общими обязанностями и правами в решении всех вопросов, возникающих при рассмотрении дела и вынесении вердикта.

С этой же целью старшина не наделяется такими атрибутами социальной власти, как право поощрять или наказывать членов коллегии присяжных заседателей, предписывать им какое-либо поведение. Не обладает старшина и привилегированным положением в коммуникативной сети, когда любой руководитель является ее центром*(77). Этому препятствует децентрализованная коммуникативная сеть коллегии присяжных заседателей: все члены коллегии обладают одинаковыми с остальными возможностями принимать, передавать и перерабатывать доказательственную информацию, доводы сторон, содержание напутственного слова председательствующего, вступая в прямое общение друг с другом. Поскольку уголовно-процессуальный закон не содержит каких-либо препятствий для свободного межличностного общения членов коллегии присяжных, каждый из них может свободно взаимодействовать с любым другим присяжным заседателем. Таким образом в коллегии присяжных заседателей складывается полная, неограниченная сеть коммуникации, которая, как отмечается в социально-психологической литературе*(78), оптимальна для решения сложных, нестандартных задач, а также в тех случаях, когда вмененная деятельность должна служить развитию межличностных отношений, повышению удовлетворенности членов группы групповым членством.

Все это предрасполагает старшину присяжных заседателей к либерально-демократическому стилю руководства. При таком стиле возникает благоприятная социально-психологическая атмосфера для активного включения участников в совместную деятельность, эффективной мобилизации их интеллектуальных, эмоциональных ресурсов, улучшаются восприятие, переработка информации и качество решений, предупреждается возможность ошибок*(79), а соответственно повышается качество принимаемого вердикта.

Совершенно другая социально-психологическая атмосфера складывается в судебной коллегии, когда формальным и неформальным лидером в ней является председательствующий судья-профессионал, который по своим социально-психологическому "весу", статусу, правам и обязанностям, властным полномочиям существенно превосходит других членов судебной коллегии, лучше них знает материалы уголовного дела, действующее законодательство, имеет больше возможностей контролировать процесс циркуляции доказательственной информации.

Как установлено социально-политическими исследованиями, "человек, обладающий бульшим объемом информации и бульшей возможностью регулировать ее циркуляцию, выполняет более значимую роль в решении проблемы. Эта роль тем весомее, чем центральнее позиция, которую он занимает. В этом случае он становится главным субъектом окончательного решения".

С учетом сказанного следует критически отнестись к опыту тех стран, в которых присяжные заседатели и профессиональные судьи образуют единую судебную коллегию при обсуждении вопросов о виновности и вынесении вердикта. Как отмечают С.В.Боботов и Н.Ф.Чистяков, после того как во Франции в 1945 г. из жюри присяжных и судей создали единую судебную коллегию, "влияние профессиональных судей стало решающим вплоть до того, что в ряде случаев обвинительный приговор навязывался присяжным вопреки мнению большинства". При таком объединении правозащитный потенциал суда присяжных существенно снижается и его функционирование теряет социальный смысл.

По свидетельству французского судьи Ж.М.Ламбера, при такой форме судопроизводства в суде присяжных председательствующий имеет возможность единолично распоряжаться жизнью обвиняемого: "...Этим... грешили некоторые председатели суда присяжных, обладавшие даром навязывать свое мнение другим и мастерски затаскивать подсудимых под нож гильотины: "Не знаю, что об этом думаете вы, но ведь перед нами убийца пожилой супружеской пары, который уже через восемнадцать лет выйдет на волю, если мы и приговорим его к пожизненному заключению. Кто может поручиться, что он не возьмется за старое?" Или: "Что бы ни говорили психиатры, я никогда не поверю, что убийца полицейского - сумасшедший или что-то в этом роде. К таким людям у нас не должно быть снисхождения. Пусть это послужит примером для других".

К счастью, рассмотренные выше особенности процессуальной формы нашего суда присяжных исключают возможность такого психологического давления на присяжных со стороны как профессиональных судей, так и старшины присяжных заседателей, что создает благоприятные социально-психологические условия для выработки качественного согласованного коллективного решения по поставленным перед коллегией присяжных заседателей вопросам. Этому способствуют и рассмотренные ниже элементы процессуальной формы суда присяжных;

4) процедура постановки вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями (ст. 338 и 339 УПК РФ). Давно известно, что на правильно сформулированный вопрос любой здравомыслящий человек способен найти адекватный ответ. "Когда человека о чем-нибудь спрашивают, - писал Платон в диалоге "Федон", - он сам может дать правильный ответ на любой вопрос при условии, что вопрос задан правильно"*(80).

Правильно поставленный вопрос, выполняя в процессе мыслительной деятельности функцию выделения и фиксации неизвестного, а также рефлексивную, регулятивную и стимулирующую функции*(81), определяет пути и способы его решения.

Как отмечает П.В.Копнин, "правильно поставить вопрос - это уже в значительной мере определить его решение... Уже при постановке вопроса определяется способ его решения"*(82).

Однако даже достаточно информированный и сообразительный здравомыслящий человек, способный дать точные ответы на правильно заданные ему вопросы, не всегда может их правильно поставить. Тем более трудно рассчитывать на то, что сложные вопросы о виновности в безукоризненной логической и юридической форме одновременно зародятся в 12 головах присяжных заседателей. Для точной формулировки этих вопросов, выполняющих в уголовном судопроизводстве функцию процессуально-правового алгоритма, определяющего основные направления и пределы судебного исследования по рассматриваемому уголовному делу, необходимы специальные юридические знания, умения и навыки.

Таким образом, получается, что по сложным делам решение вопросов о виновности - это слишком ответственное дело, чтобы его можно было доверять привыкшим к человеческим страданиям и пораженным обвинительным уклоном профессиональным судьям, а правильная постановка вопросов о виновности - это очень сложное дело, чтобы его можно было поручать не имеющим специальной юридической подготовки, юридических умений и навыков непрофессиональным "однодневным судьям" - присяжным заседателям.

Это противоречие и призвана разрешить предусмотренная ст. 338 и 339 УПК РФ процедура постановки вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями, которая возлагает всю ответственность за правильную постановку этих вопросов на председательствующего судью, что также необходимо учитывать при определении способности коллегии присяжных заседателей правильно и справедливо решать относящиеся к ее компетенции вопросы (более подробно процедура постановки вопросов присяжным заседателям будет рассмотрена в разделе "Участие адвоката в постановке вопросов присяжным заседателям");

5) правильно поставленные на разрешение присяжных вопросы о фактической стороне дела и виновности подсудимого способствуют их правильному решению коллегией присяжных заседателей лишь в том случае, если все члены коллегии при разрешении вопросов о виновности в своих рассуждениях опираются на одни и те же исследованные в суде достоверные фактические данные и юридические основания и правильно понимают их смысл. Это обеспечивается юридическим наставлением, содержащимся в напутственном слове председательствующего. Согласно ч. 2 и 3 ст. 340 УПК РФ при произнесении напутственного слова председательствующий, не выражая своего мнения по вопросам, поставленным перед коллегией присяжных заседателей:

приводит содержание обвинения;

сообщает содержание уголовного закона, предусматривающего ответственность за совершение деяния, в котором обвиняется подсудимый;

напоминает об исследованных в суде доказательствах, как уличающих подсудимого, так и оправдывающих его, не выражая при этом своего отношения к этим доказательствам и не делая выводов из них;

излагает позиции государственного обвинителя и защиты;

разъясняет присяжным заседателям основные правила оценки доказательств в их совокупности; сущность принципа презумпции невиновности; положение о толковании неустранимых сомнений в пользу подсудимого; положение о том, что их вердикт может быть основан лишь на тех доказательствах, которые непосредственно исследованы в судебном заседании, никакие доказательства для них не имеют заранее установленной силы, их выводы не могут основываться на предположениях, а также на доказательствах, признанных судом недопустимыми;

обращает внимание коллегии присяжных заседателей на то, что отказ подсудимого от дачи показаний или его молчание в суде не имеют юридического значения и не могут быть истолкованы как свидетельство виновности подсудимого;

разъясняет порядок совещания присяжных заседателей, подготовки ответов на поставленные вопросы, голосования по ответам и вынесения вердикта.

Нетрудно заметить, что содержащееся в напутственном слове юридическое наставление представляет собой популярную теорию доказательств и уголовного права в объеме, необходимом для правильного и справедливого решения вопросов о фактической стороне дела, виновности подсудимого, что также обеспечивает достаточно высокий уровень социально-психологического развития коллегии присяжных заседателей как субъекта коллективного решения указанных вопросов.

Этому способствует и то, что:

председательствующий завершает свое напутственное слово напоминанием присяжным заседателям содержания данной ими присяги и обращает внимание на то, что в случае вынесения обвинительного вердикта они могут признать подсудимого заслуживающим снисхождения (ч. 4 ст. 340 УПК РФ);

присяжные заседатели, выслушав напутственное слово председательствующего и ознакомившись с поставленными перед ними вопросами, вправе получить от него дополнительные разъяснения (ч. 5 ст. 340 УПК РФ).

Эта же статья предоставляет сторонам право заявить в судебном заседании возражения в связи с содержанием напутственного слова председательствующего по мотивам нарушения им принципа объективности и беспристрастности (ч. 6).

Все это обеспечивает повышение уровня ориентированности членов коллегии присяжных заседателей в условиях решаемой ими ответственной социальной задачи, в исходных данных (исследованных доказательствах, доводах сторон, требованиях уголовного и уголовно-процессуального законов, требованиях общественной совести, изложенных в тексте присяги), которые необходимо использовать в качестве логических посылок в рассуждениях, выводах коллегии присяжных заседателей при решении вопросов о фактической стороне дела и виновности.

В связи с этим сошлемся на мнение Н.А.Буцковского, который полагал, что и присяжные, и "судьи-техники" пользуются "одними и теми же данными, обнаруженными следствием, и едва ли можно допустить, чтобы из этих данных естественная логика, присущая каждому человеку с более или менее проницательным умом, не могла вывести относящиеся к предмету обвинения соображения, в которых наглядная непосредственность суждений во многих случаях вернее ученых и тонких анализов"*(83).

Дальнейшее социально-психологическое развитие коллегии присяжных заседателей как малой социальной группы, призванной решать сложные и ответственные вопросы о фактической стороне дела и виновности подсудимого, обеспечивается следующими элементами процессуальной формы суда присяжных:

если в ходе совещания присяжные заседатели придут к выводу о необходимости получить от председательствующего дополнительные разъяснения по поставленным вопросам, то они возвращаются в зал судебного заседания и старшина обращается к председательствующему с соответствующей просьбой (ч. 1 ст. 344 УПК РФ);

председательствующий в присутствии сторон дает необходимые разъяснения, либо, выслушав мнение сторон, при необходимости вносит соответствующие уточнения в поставленные вопросы, либо дополняет вопросный лист новыми вопросами (ч. 2 ст. 344 УПК РФ). По поводу внесенных в вопросный лист изменений председательствующий произносит краткое напутственное слово, которое отражается в протоколе (ч. 3 ст. 344 УПК РФ);

после этого присяжные заседатели возвращаются в совещательную комнату для вынесения вердикта (ч. 4 ст. 344 УПК РФ). Если у присяжных заседателей во время совещания возникнут сомнения по поводу каких-либо фактических обстоятельств уголовного дела, имеющих существенное значение для ответов на поставленные вопросы и требующих дополнительного исследования, то они возвращаются в зал судебного заседания и старшина обращается с соответствующей просьбой к председательствующему (ч. 5 ст. 344 УПК РФ);

председательствующий, выслушав мнение сторон, решает вопрос о возобновлении судебного следствия. После окончания судебного следствия с учетом мнения сторон могут быть внесены уточнения в поставленные перед присяжными заседателями вопросы или сформулированы новые вопросы. Выслушав речи и реплики сторон по вновь исследованным обстоятельствам, последнее слово подсудимого и напутственное слово председательствующего, присяжные заседатели возвращаются в совещательную комнату для вынесения вердикта (ч. 6 ст. 344 УПК РФ);

после подписания вопросного листа с внесенными в него ответами на поставленные вопросы присяжные заседатели возвращаются в зал судебного заседания (ч. 1 ст. 345 УПК РФ). Старшина присяжных заседателей передает председательствующему вопросный лист с внесенными в него ответами. При отсутствии замечаний председательствующий возвращает вопросный лист старшине присяжных заседателей для провозглашения. Найдя вердикт неясным или противоречивым, председательствующий указывает на его неясность или противоречивость коллегии присяжных заседателей и предлагает им возвратиться в совещательную комнату для внесения уточнений в вопросный лист. Председательствующий вправе также после выслушивания мнений сторон внести в вопросный лист дополнительные вопросы. Выслушав краткое напутственное слово председательствующего по поводу изменений в вопросном листе, коллегия присяжных заседателей возвращается в совещательную комнату для вынесения вердикта (ч. 2 ст. 345 УПК РФ).

Таким образом, дальнейшее социально-психологическое развитие коллегии присяжных заседателей, достижение ею достаточного социально-психологического уровня для правильного решения вопросов о фактической стороне дела, виновности подсудимого обеспечиваются: 1) дополнительными разъяснениями председательствующего по поводу поставленных перед присяжными вопросов; 2) внесением председательствующим соответствующих уточнений в поставленные вопросы либо дополнением им вопросного листа новыми вопросами; 3) произнесением председательствующим краткого напутственного слова по поводу внесенных в вопросный лист изменений; 4) возобновлением судебного следствия для разрешения возникших у присяжных заседателей во время совещания сомнений по поводу каких-либо фактических обстоятельств уголовного дела, имеющих существенное значение для ответов на поставленные вопросы и требующих дополнительного исследования; 5) внесением председательствующим судьей уточнений в поставленные перед присяжными заседателями вопросы или формулировкой новых вопросов с учетом вновь исследованных обстоятельств и мнения сторон; 6) выслушиванием присяжными заседателями речи и реплик сторон по вновь исследованным обстоятельствам, последнего слова подсудимого и напутственного слова председательствующего; 7) указанием председательствующего судьи коллегии присяжных заседателей на неясность или противоречивость вердикта, внесением председательствующим с учетом мнений сторон в вопросный лист дополнительных вопросов и выслушиванием присяжными краткого напутственного слова председательствующего по поводу изменений в вопросном листе.

Основываясь на проведенном анализе, можно сделать вывод, что способность коллегии присяжных заседателей как малой социальной группы выработать качественное согласованное коллективное решение по вопросам о фактической стороне дела и виновности подсудимого определяется следующими взаимосвязанными социально-психологическими факторами, опосредованными процессуальной формой суда присяжных: 1) достаточным уровнем социально-психологического развития коллегии присяжных заседателей как субъекта коллективного решения указанных вопросов; 2) качественным личным составом коллегии присяжных заседателей, состоящей из людей, способных быстро и эффективно включаться в исполнение обязанностей присяжного заседателя; 3) оптимальным количественным составом коллегии присяжных заседателей (12 человек); 4) разнородным личным составом коллегии присяжных заседателей, состоящей из людей разных социально-психологических типов; 5) возрастным составом коллегии присяжных заседателей (от 25 до 70 лет).

Все сказанное о благотворном влиянии процессуальной формы суда присяжных на способность коллегии присяжных заседателей правильно решать вопросы о фактической стороне дела и виновности можно подытожить словами В.Д.Спасовича из его речи по делу персидского принца Кейкубата Мирзы: "Суд присяжных не дает отчета о том, как он пришел к известному убеждению, но в своих отправлениях он так великолепно обставлен и такими гарантиями окружен, которые изобретены наукою и освещены долговременным опытом всех образованных народов, что правомерность его решений образцовая и стоит вне сомнения. Решителей по совести вопросов о виновности подсудимого много - 12 человек, и они заимствуются из лучших и надежных слоев общества - они совокупляются в один компонент случайно и не на долгое время, так что не могут приноровиться один к другому, спеться между собою, выработать известную рутину; они действуют под впечатлением торжественной присяги - судить правдиво, они пользуются руководящими постановлениями председателя, наконец, им преподносят не все дело в сыром виде, но дело, очищенное посредством отсечения от него данных сомнительного свойства, могущих направить на ложные пути; до них не доносится все дознание, все оговоры, изветы и все сведения по слуху, без указания источника или из мутных источников"*(84).

 

Глава 2. Здравый смысл - интеллектуальная основа судопроизводства и защиты в суде с участием присяжных заседателей

 

В состязательном уголовном процессе с участием присяжных заседателей основными движущими силами, определяющими творческий потенциал, активность и сознательность присяжных заседателей, председательствующего судьи и защитника при выполнении ими своих обязанностей, являются их здравый смысл и совесть, которые представляют собой соответственно интеллектуальную и нравственную основы данного вида судопроизводства и защиты.

Продолжающаяся более века бесконечная дискуссия между сторонниками и противниками суда присяжных по существу сводится к попыткам теоретически подтвердить или опровергнуть следующие положения, высказанные накануне Судебной реформы 1864 года предводителем дворянства Тверской губернии А.М.Унковским в записке об освобождении крестьян: "...разве суд присяжных в Англии в ХV и ХVI столетиях был более образован, нежели наш? Англия вводит суд присяжных всюду, куда достигает ее владычество, и везде это учреждение оказывает благодетельные последствия. Суд присяжных существует даже в Новой Зеландии. Неужели дикари этого острова более развиты, чем наш народ?.. Для суждения о виновности... нужны только здравый смысл и совесть... Неужели можно отвергать в нашем народе и эти качества?"*(85).

Недостаточно обоснованной представляется как позиция оппонентов суда присяжных, отрицающих его состоятельность на том основании, что для решения вопросов о фактической стороне дела, виновности подсудимого мало здравого смысла и совести, так и позиция сторонников суда присяжных, которые считают, что для решения указанных вопросов необходимы только здравый смысл и совесть. И те и другие не учитывают в достаточной степени рассмотренные выше опосредованные процессуальной формой суда присяжных социально-психологические факторы (возрастной состав, разнородный личный состав, количественный и качественный состав коллегии присяжных заседателей, достаточно высокий уровень социально-психологического развития коллегии присяжных заседателей, который обеспечивает формирование в коллегии присяжных заседателей благоприятных социально-психологических условий для выработки качественного согласованного коллективного решения (вердикта) по вопросам о фактической стороне дела, виновности подсудимого). Указанные социально-психологические факторы на индивидуально-психологическом уровне обеспечивают активизацию здравого смысла и совести присяжных заседателей, их способности сознательно и ответственно участвовать в коллективном исследовании и разрешении данных вопросов.

Еще одна причина недооценки профессиональными юристами интеллектуально-духовного потенциала коллегии присяжных заседателей заключается в том, что в юридической литературе, в том числе юридической психологии и юридической этике, не получили достаточной разработки такие категории, как "здравый смысл" и "совесть". В предисловии к русскому изданию книги американского юриста Уильяма Бернэма "Суд присяжных заседателей" заведующий кафедрой международного права МГИМО МИД РФ Ю.М.Колосков справедливо заметил, что, "поскольку в состав жюри присяжных входят не профессиональные юристы, большое значение приобретают такие категории, как мораль, нравственность, здравый смысл, справедливость и т.п."*(86).

Однако ни в одном из 36 разделов этой книги не содержится специального анализа этих категорий, в том числе здравого смысла и совести. Начало этому направлению исследований положила серия статей автора настоящей книги*(87), в которых здравый смысл и совесть рассматриваются как соответственно интеллектуальная и нравственная основы судопроизводства, обвинения и защиты в суде с участием присяжных заседателей.

 

2.1. Сущность и значение здравого смысла человека как субъекта практической деятельности и общения

 

Под здравым смыслом понимается совокупность знаний об окружающей действительности, навыков, форм мышления обыкновенного нормального человека, используемых в его практической повседневной деятельности. Поэтому здравый смысл называют еще практическим рассудком или житейской мудростью*(88).

Мудрость - это личностная характеристика здравомыслящего человека, обладающего обобщенными знаниями существенного в жизни, умеющего правильно применять эти знания в своей деятельности, вести себя благоразумно, с достоинством и предусмотрительно, способного схватывать общее и существенное в вещах, с наименьшими затратами сил и средств достигать максимальных результатов, решать возникающие в настоящем проблемы на основании прошлого опыта, реалистической оценки ситуации и логических приемов с точки зрения возможных будущих последствий*(89).

На важное значение мудрости для человека как субъекта разумной практической деятельности и общения указывается уже в Библии - в Притчах Соломоновых: "...Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум... Потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота... Она дороже драгоценных камней, и ничего из желаемого тобою не сравнится с нею"*(90)

С древнейших времен считается, что от мудрости, по выражению Демокрита, "получаются следующие три плода", от которых зависит успех человека во всех его важнейших практических делах, в том числе при ведении защиты в суде с участием присяжных заседателей: "дар хорошо мыслить, хорошо говорить и хорошо делать"*(91) (выделено мной. - В.М.).

Умение хорошо мыслить, хорошо говорить и хорошо делать имеет особенно важное значение в процессе подготовки, обоснования, принятия и реализации ответственных практических решений в сложных жизненных ситуациях, в условиях информационной неопределенности, дефицита или противоречивости исходных данных.

"Умен и мудр тот, - пишет А.Г.Спиркин, - кто обладает способностью разобраться и найтись в сложной, запутанной, темной обстановке. И недаром сова Минервы, осуществляя свой полет в сумерках, символизирует собой мудрость - высшую степень ума"*(92).

Умение правильно и быстро сориентироваться в неопределенной обстановке, восполнить или устранить дефицит либо противоречивость информации путем постановки правильных вопросов и правильного осмысления полученных ответов, адекватно оценить актуальную (текущую, оперативную) и потенциальную информацию (хранящуюся в памяти субъекта принятия решения, людей, с которыми он взаимодействует, и в других носителях) и самостоятельно принять оптимальное ответственное практическое решение - один из важнейших показателей, по которому человечество уже давно научилось отличать мудрых, умных людей, обладающих высоким интеллектуально-духовным потенциалом здравого смысла, от глупцов, страдающих его дефицитом.

Об этом свидетельствует содержание старинной притчи о хозяине и двух его работниках. Один работник спросил своего хозяина, почему за одну и ту же работу в качестве приказчика второй работник получает в 5 раз больше, чем он. Хозяин ему ответил: "Узнай, что это там, вдалеке, пылится". Работник сбегал и доложил: "Гонят гурт овец". Хозяин спросил: "Куда гонят овец?" Работник сбегал и доложил: "В город". Хозяин спросил: "Зачем гонят овец в город?" Работник сбегал и доложил: "Продавать на рынке". Хозяин спросил: "Сколько овец?" Работник сбегал и доложил. Хозяин спросил: "Кто хозяин?" Работник сбегал и доложил. Хозяин спросил: "По какой цене он собирается продавать овец?" Не получив ответа, хозяин увидел, что к ним подъезжает второй приказчик, и дал ему то же поручение: "Узнай, что это там пылится".

Второй приказчик отъехал, а через некоторое время вернулся и рассказал: "Гонят гурт овец в количестве 562 голов в город на продажу. Хозяин такой-то. Продавать намеревался по цене 25 за голову. Я перекупил весь гурт по 20 за голову. Цена в городе - 24". Хозяин, обращаясь к первому приказчику, сказал: "Ну, а теперь ты понимаешь, почему я плачу ему в 5 раз больше, чем тебе?"*(93).

В данном случае для восполнения информационной неопределенности и принятия правильного, самостоятельного, ответственного решения достаточно было догадаться поставить несколько правильных вопросов.

Однако в процессе подготовки и принятия ответственных практических решений не всегда удается собрать полную и достоверную информацию по объективным причинам, например в связи с противодействием заинтересованных лиц, быстро меняющейся обстановкой и т.п. Эффективность подготовки, принятия и реализации решений в подобных ситуациях в значительной степени зависит от умения планировать предстоящую практическую деятельность с учетом различных факторов, как благоприятствующих, так и препятствующих предстоящей деятельности, что также является одним из существенных признаков подлинного здравомыслия, истинной житейской мудрости.

Планирование - это способ организации предстоящей деятельности путем мысленного моделирования ее содержания, составления ее рабочей программы (плана), предусматривающей цель, пути, средства и способы ее достижения, а также оптимальную последовательность целесообразных действий*(94).

В условиях неопределенной, сложной, быстро меняющейся обстановки житейская мудрость при подготовке, обосновании и принятии решений проявляется, во-первых, в способности правильно определить основную цель деятельности: "Кораблю, который не знает, к какой гавани он плывет, не поможет никакой попутный ветер" (Сенека).

Для того чтобы в практической деятельности в максимальной степени использовать те шансы, возможности, которые дают "дуновения" или "порывы" капризного "попутного ветра" (переменчивой благоприятной обстановки), планирование и организация деятельности, направленной на достижение основной цели, должны осуществляться таким образом, чтобы одновременно с основной (стратегической) целью намечались и реализовывались промежуточные (тактические) цели, способствующие ее достижению.

Это правило житейской мудрости прекрасно выразил Ф.Бэкон: "Во всех наших действиях мы должны так внутренне настроить и подготовить себя, так расставить в своем уме и подчинить друг другу все наши намерения и цели, чтобы в случае, если нам не удастся в каком-нибудь деле добиться высшей степени успеха, мы могли бы, однако, вплотную приблизиться к ней или в крайнем случае занять хотя бы третью от вершины успеха ступеньку... Мы должны постоянно следить за тем, чтобы каждое наше действие и каждое наше решение приносили нам тот или иной полезный результат, ни в коем случае не позволять себе прийти в отчаяние, пасть духом и сразу опустить руки, если вдруг окажется, что мы не можем достичь нашей основной цели. Ибо... деятелю менее всего подобает стремиться к достижению одной-единственной цели. Тот, кто поступает так, неизбежно поплатится за это потерей бесчисленного множества возможностей, которые всегда попутно возникают в деловой практике и которые, пожалуй, смогут оказаться более благоприятными для чего-то другого, что лишь позднее раскроет свою пользу, чем то, что уже находится у нас в руках. Поэтому нужно хорошенько запомнить следующий принцип: "Это необходимо сделать, но не следует забывать и о другом"*(95) (выделено мной. - В.М.).

Для того чтобы каждое действие и каждое решение приносило определенный полезный результат, приближающий достижение поставленных основной и промежуточных целей, эти решения необходимо планировать и реализовывать своевременно и в оптимальной последовательности. Как отмечал Л.Н.Толстой, "мудрость во всех житейских делах... состоит не в том, чтобы знать, что нужно делать, а в том, чтобы знать, что делать прежде, а что после"*(96) (выделено мной. - В.М.).

Разумный, здравомыслящий подход к выработке оптимального практического решения в неопределенной обстановке заключается в стремлении предельно минимизировать риск при выборе основной и промежуточных целей и средств их достижения, снизить его уровень до такой степени, при которой он не представляет опасности для интересов субъекта практической деятельности, других людей и общества.

Для эффективного управления риском, уменьшения его уровня человек, обладающий здравым смыслом, житейской мудростью, практическим рассудком, учитывает все внешние обстоятельства и свои возможности, а также правовые и нравственные законы того общества, в котором он живет, и различные правила, установления, рекомендации, инструкции и т.д., выработанные этим обществом*(97), т.е. различные социальные нормы, соблюдение которых обеспечивает безопасность субъектов практической деятельности, надежность их деятельности.

Этому способствуют и заблаговременное прогнозирование возможных опасностей, и планирование соответствующих контрмер, обеспечивающих выживание человека, сохранность управляемой им техники, и т.п., что имеет особенно важное значение в деятельности космонавтов, летчиков-испытателей*(98).

"...Труд летчика-испытателя опаснее многих иных профессий, - пишет летчик-космонавт Г.Т.Береговой, - но бесспорно также и то, что труд этот не лотерея, где повезет или не повезет, не балансирование на лезвии неконтролируемых случайностей... Подавляющее большинство неожиданностей, с которыми пилот встречается или может встретиться в воздухе, детально продуманы им еще на земле... против всякой из них разрабатывается система соответствующих контрмер и действий. Иначе профессия летчика-испытателя смахивала бы на нечто схожее с клубом добровольных самоубийц, т.е. попросту не была бы профессией"*(99).

Такой ответственный, взвешенный, всесторонне продуманный, системный подход к принятию практических решений в важнейших делах характерен для здравомыслящих людей в любой сфере человеческой деятельности. Об этом свидетельствуют рассуждения известного российского хлебороба Т.С.Мальцева:

"Земля, на которой мы возделываем хлеб, представляется мне в виде шахматной доски с множеством клеток-массивов. И над нею склонились двое: природа мыслящая, т.е. человек, и природа немыслящая (стихия, погодные и другие условия). Да, собственно, и сама "шахматная доска" - тоже природа и тоже немыслящая... Белыми всегда играет природа, за ней, как говорится, право первого хода, ибо она определяет особенности времени года, температурные режимы, нормы осадков, их распределение. Действует природа неосознанно, однако самоуверенно, будучи хозяйкой положения. Поэтому задача земледельца очень сложна, и всякий раз она меняется, но у него есть преимущества, и среди них - разум, опыт прошлых поколений, техническая оснащенность. Чтобы не проиграть очередную "партию", земледелец должен точно соизмерять свои цели и задачи, исходя из конкретных условий.

У любого шахматиста есть свои излюбленные приемы... особенно в середине и в конце партии. Кто часто встречается с одним и тем же партнером, тот, разумеется, лучше усваивает все эти особенности, лучше приноровится к ним. Но и у природы есть, так сказать, свои излюбленные "ходы". Самый сильный из них - засуха, который она чаще всего и применяет, чередуя разные варианты. Современный земледелец, опираясь на науку, опыт лучших мастеров, способен осуществлять сложнейшие маневры, тактические приемы и таким образом уклоняться от ударов стихии или же смягчать их действие. Выигрывают, как правило, наиболее искусные хозяева земли, умудренные жизнью, опытом, знаниями"*(100) (выделено мной. - В.М.).

Еще одно существенное проявление здравого смысла в процессе выработки оптимального практического решения в условиях информационной неопределенности заключается в тщательном продумывании, во всесторонней оценке, "взвешивании" социальной ценности альтернативных решений с учетом их явных или вероятных последствий для других людей и общества. "Разумный человек, - пишут М.-А.Робер и Ф.Тильман, - решая проблему, расширяет поле решений, рассматривает все большее число возможных последствий своих действий и их вероятности и яснее осознает социальные требования и ценности, которые он выбирает... Если нужно рисковать, то разумнее выбрать "самое лучшее из возможного". Если последствия неопределенны, нужно спасать прежде всего то, чем дорожишь больше всего"*(101).

Следует особо отметить, что подлинная мудрость принципиально отличается от "мудрости" беспринципных, эгоистичных, корыстолюбивых людей. "Себялюбивая мудрость гнусна во всех видах своих. Это мудрость крыс, покидающих дом, которому суждено завалиться; мудрость лисы, выгоняющей барсука из вырытой им норы; мудрость крокодила, проливающего слезы перед тем, как пожрать свою жертву"*(102).

Подлинное здравомыслие, мудрость наиболеее ярко проявляются в суждениях о правильном или неправильном, справедливом или несправедливом. "Обладатель здравого суждения... видит вещи с правильной, справедливой, здоровой точки зрения. Авантюрист, правильно рассчитывающий людские слабости и всегда верно выбирающий объект для своих обманов, тем не менее не является носителем здравого суждения в полном смысле слова"*(103).

Следовательно, истинный здравый смысл, подлинная мудрость ничего общего не имеют с такой формой практического мышления, как хитрость, которая характерна для недалеких людей со шныряющим умишком, неразборчивых в средствах достижения своих корыстных целей.

Комментируя притчу Соломона "Умный следит за своими поступками, глупец же прибегает к хитрости", Ф.Бэкон пишет: "Есть два вида практической мудрости: одна - истинная и здравая, другая - недостойная и ложная, которую Соломон не боится назвать глупостью. Тот, кто выбирает первую, заботится о своем собственном пути, заранее предвидит опасности, думает о том, как их избежать, прибегает к помощи честных людей, вооружается против бесчестных, осторожен в своих начинаниях, готов и к отступлению, готов и воспользоваться удобным случаем, энергичен в борьбе с препятствиями и вообще принимает во внимание бесчисленное множество других обстоятельств, которые имеют отношение к его собственным действиям и поступкам. Другой же вид целиком сшит из лжи и хитрости и все надежды свои возлагает на обман других людей и на возможность использовать их в своих интересах. Такую мудрость притча эта с полным основанием отвергает не только как бесчестную, но и просто как глупую. Ибо, во-первых, все это меньше всего принадлежит к тем вещам, которые находятся в нашей власти, и не существует никакого твердого правила, на которое такая мудрость могла бы опираться; наоборот, каждый день здесь нужны все новые и новые хитрости, поскольку прежние теряют свою силу и устаревают. Во-вторых, кто хоть однажды снискал себе славу хитрого и коварного человека, тот полностью лишил себя важнейшего средства всякой практической деятельности - доверия, и поэтому ему придется столкнуться с тем, что его расчеты не оправдаются. Наконец, все эти хитрости, какими бы прекрасными они ни казались и как бы они ни нравились, все же чаще всего терпят полный крах, что хорошо заметил Тацит: "Хитрые и дерзкие планы хороши в мечтах, тяжелы в исполнении и плохо кончаются"*(104) (выделено мной. - М.В.).

Это мудрое высказывание нуждается в существенном уточнении: мудрый человек не прибегает к хитростям до тех пор, пока к этому его не вынуждает состояние крайней необходимости или необходимой обороны, вызванное безнравственными и противоправными действиями преступника. Как будет показано в следующей главе, в подобных, а также в других нравственно-конфликтных ситуациях при осуществлении некоторых видов деятельности (врачебной, военной, дипломатической) применение в интересах безопасности личности, окружающих людей, общества, государства определенных хитростей вполне допустимо. В остальных случаях применение уловок для введения в заблуждение людей, использование их ошибок в своих интересах не может быть оправданным.

Упражнения в подобных хитростях особенно неуместны перед лицом Фемиды. Применение в суде различных уловок - ненадежное средство не только обвинения, но и защиты, особенно в суде присяжных.

П.С.Пороховщиков (П.Сергеич) подчеркивал, что защита должна быть верная, надежная, безошибочная, что "лучшая защита - это защита законом. Она не всегда ведет к полному оправданию, но ее преимущество заключается в том, что, если защитник нашел юридически верное положение, оно обязательно для судей"*(105). В то же время он предостерегал начинающих адвокатов от адвокатских хитростей, за которые расплачиваются их клиенты: "Всякий нечестный прием есть прием ненадежный, и одна нечестная уловка может при самой умелой защите погубить подсудимого"*(106).

В том, что предрасположенный к нечестным уловкам адвокат является источником повышенной опасности для своего подзащитного, что применение им таких уловок неразумно, бессмысленно, ибо опасно для обвиняемого, особенно в суде присяжных, был убежден и известный английский юрист Р.Гаррис, который в своей книге весьма нелестно отзывается о таких адвокатах и об их "хитростях":

"Нечестные уловки на суде ничего, кроме жалкой известности, не создадут для адвоката"*(107), они "пригодны скорее для фокусника на балаганах, чем для адвоката на суде... Такие уловки - прием плохих адвокатов, и худшее или лучшее в них заключается в том, что они никогда не достигают цели. Присяжные сразу видят их; они вредят делу вместо того, чтоб служить ему, как объявления врача-шарлатана, выдающие его обман"*(108) (выделено мной. - В.М.).

С учетом всего сказанного можно сделать вывод, что здравый смысл в его высших проявлениях представляет собой форму практического мышления социально, нравственно и интеллектуально зрелой личности, для которой характерен ответственный, осторожный, взвешенный, тщательно и всесторонне продуманный, системный подход к принятию важных практических решений, к определению целей, задач, путей, средств и способов достижения целей с учетом природы вещей, существующих в обществе нравственных, правовых и других социальных норм, иных человеческих ценностей, общих свойств человеческой природы, культуры, нравов, обычаев, производственно-бытовых условий жизни людей разных социально-психологических типов, а также с учетом складывающейся обстановки, своих возможностей, прогнозируемых последствий принимаемого решения для себя, других людей и общества.

 

2.2. Интеллектуально-духовный потенциал здравого смысла как формы практического мышления при исследовании вопросов о виновности в процессе доказывания

 

Отношение к здравому смыслу, его интеллектуальному потенциалу - это тот оселок, на котором проверялось отношение к суду присяжных в России накануне и после его введения.

Так, убежденный сторонник суда присяжных прокурор А.М.Бобрищев-Пушкин в результате тринадцатилетнего изучения судебной практики (он присутствовал на 716 процессах суда присяжных в различных губерниях России, закончившихся осуждением 918 и оправданием 590 подсудимых) пришел к выводу: "...чтобы быть присяжным средней силы, обыкновенный житейский опыт и здравый смысл вполне достаточны"*(109)

Совершенно по-другому относились к здравому смыслу народных представителей, а значит, и к суду присяжных его противники. Один из наиболее известных противников суда присяжных - граф Д.Н.Блудов писал: "...могут сказать, что для получения убеждения о вине или невиновности подсудимого не нужно особого образования и достаточно одного здравого смысла. Действительно, здравый смысл присущ учености; но здравый смысл обыкновенного человека ограничивается тесным кругом его общественной жизни и ежедневного положения: он редко и с трудом достигает предметов, выходящих из его круга. Нетрудно заключить о вине и невиновности подсудимого, когда для него есть в виду положительные, так сказать, осязаемые доказательства и данные; но в большей части случаев к сему заключению может довести только внимательное соображение многих обстоятельств и высшая способность к тонкому анализу и логическим выводам; для сего уже одного здравого смысла далеко не достаточно"*(110).

Нетрудно заметить, что в этом высказывании здравый смысл обыкновенного человека рассматривается как низшая форма интеллекта, как более элементарная, легковесная, рутинная, менее квалифицированная форма интеллектуальной деятельности, которой недоступно опосредованное познание истины по сложным вопросам о виновности в неопределенной обстановке. В такой обстановке, по мнению Блудова, правильно разрешать вопросы о виновности способен только ученый, высокообразованный ум.

Среди современных противников суда присяжных такое отношение к здравому смыслу как низшей форме интеллекта, как мышлению домашне-кухонного обихода сформировалось не без влияния известного высказывания Ф.Энгельса о том, что "здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только отважится выйти на широкий простор исследования"*(111).

Однако в этом высказывании речь идет о беспомощности здравого смысла в решении лишь теоретических проблем. Например, на основании одного лишь здравого смысла невозможно самостоятельно раскрыть понятие состава преступления, которое является научной абстракцией, выстраданной научным анализом.

Но, как справедливо отмечает М.С.Строгович, "судебная деятельность не есть теоретическое исследование, академическое изучение фактов и явлений. Судебная деятельность - это практика... протекающая в сложной обстановке и трудных условиях, а не лабораторное исследование"*(112).

Методологической основой объективной оценки интеллектуального потенциала здравого смысла как формы практического мышления являются положения из области философии и психологии о том, что для различных областей человеческой деятельности подходят различные формы мышления.

На это обращал внимание еще в 1916 г. известный американский философ Вильям Джеймс: "Здравый смысл лучше подходит для одной сферы жизни, наука - для другой, философская критика - для третьей"*(113).

Комментируя это высказывание, профессор Вашингтонского университета психолог Дж.Верч пишет: "В подходе Джеймса особенно важно то, что он не допускал, что здравый смысл как-то более примитивен или стоит ниже других форм мышления... По его мнению, он гносеологически явно более ранний... и все же это никоим образом не означает, что он менее эффективен или менее мощный. Наоборот, он лучше подходит для одной сферы жизни..."*(114).

Здравый смысл по творческому потенциалу, способности решать нестандартные задачи в неопределенной обстановке уступает теоретическому мышлению только в теоретической деятельности, направленной на открытие принципиально новых научных знаний. В научной сфере деятельности одним из основных психологических барьеров на пути открытия принципиально новых знаний является рассудочная деятельность, в которой в качестве логических посылок для умозаключений выступают устоявшиеся знания, представления, опирающиеся на здравый смысл.

Доктор философских наук, профессор А.К.Сухотин об этом пишет: "По существу, здравый смысл - это совокупность устоявшихся догм, принадлежащих вчерашнему дню науки... Сколько выдающихся результатов было объявлено абсурдным и только потому, что они выходили за границы здравого смысла!.. Будучи хранилищем старых парадигм, здравый смысл осуществляет функцию, так сказать, "методологического деспотизма"*(115).

Для того чтобы избавиться от этого своеобразного методологического деспотизма, психологического барьера на пути к принципиально новым знаниям, "исследователь действует вопреки существующему здравому смыслу, вопреки принятым взглядам, вопреки тому, что кажется очевидным. Он совершает невероятные, даже абсурдные с точки зрения устоявшихся представлений действия... именно такие нетрадиционные, фантастические операции формируют неожиданные сочетания объектов, позволяют проникнуть в новые области действительности, к новым сторонам явлений"*(116).

Однако применение подобных полуфантастических приемов, вполне допустимое и даже необходимое для активизации, искусственного взбадривания, "подстегивания" творческого воображения ученых, что помогает им эффективно преодолевать психологические барьеры на пути к научным открытиям, едва ли может быть полезным в практической деятельности, особенно судебной, поскольку при использовании этих нестандартных приемов творческая интуиция активизируется за счет освобождения ее от контроля сознательной логической деятельности и необходимости считаться с ценным для принятия ответственных практических решений "человеческим капиталом" - жизненным опытом личности. Как отмечает выдающийся ученый XX в., канадский биолог и врач Ганс Селье, "истинное открытие очень редко произрастает из логических построений, и это особенно характерно для естественных наук"*(117).

Еще более определенно об этом сказал А.Эйнштейн: "Открытие не является делом более логического мышления, даже если конечный продукт связан с логической формой"*(118).

Здравый смысл, или практический рассудок, в своих индуктивных и дедуктивных умозаключениях опирающийся на выстраданные прошлым опытом знания, факты, представления, по своему творческому потенциалу, способности решать нестандартные задачи в неопределенной обстановке уступает теоретическому мышлению только в научной сфере, но превосходит его в практической сфере жизни.

Так, по мнению Б.Я.Пушканского, автора содержательной научной монографии "Обыденное знание", практическая мудрость (здравый смысл) превосходит теоретическую "в смысле способности принимать разумные решения в вопросах практической жизни (житейских или государственных)... так как основывается на знании не только общего, но и частного, на учете не только общих принципов, но и многообразия конкретного опыта. Аристотель особо подчеркивал, что для целей непосредственной практики (не только житейской, но и такой, как, например, государственные дела) знание частных вопросов даже важнее, чем знание общего"*(119).

Знание частных вопросов имеет особенно важное значение для правильного и своевременного разрешения актуальных практических проблем, которые нередко возникают внезапно, под давлением независимых от субъекта практической деятельности внешних обстоятельств, требующих безотлагательного разрешения в жестких пространственно-временных рамках, порой в неопределенной, неясной и противоречивой обстановке и при ограниченных силах и средствах.

В подобных ситуациях одним из важных познавательных средств восполнения информационной неопределенности и выработки нестандартного оптимального практического решения являются лежащие в основе повседневного жизненно-практического опыта обыденные знания об окружающей действительности.

Наглядным подтверждением тому является рассказ участника описанных ниже событий, происшедших в 1916 г. на одном из участков Западного фронта: "Как-то командиру части сообщили, что на его участок собирается с инспекцией великий князь. Было приказано продемонстрировать боеготовность полка и доблесть войск: атаковать противника и занять некоторые его рубежи. Поставленная задача не соответствовала, однако, боезапасу, которым располагала часть. Возникла проблема выбора объектов, на которых следовало сосредоточить артогонь, и объекта для первого удара, чтобы при ограниченном числе снарядов возможно ослабить ожидаемое сопротивление противника. Офицеры штаба высказали разные предложения. Все они, однако, были слабоаргументированы. Споры затянулись бы, если бы денщик командира полка не попросил разрешения вмешаться в разговор. Наблюдая время от времени в перископ за позициями противника, он заметил, что, как только выглядывает солнце, на крыше одной из землянок появляется и греется на солнце котенок с бантиком. С выводом нельзя было не согласиться: землянка явно была офицерским жильем или командным пунктом. И в том и в другом случае первой целью артобстрела следовало выбрать землянку с котенком..."*(120) (выделено мной. - В.М.).

Нетрудно заметить, что достаточно высокого общего и специального (военного) образования квалифицированных офицеров оказалось недостаточно для того, чтобы в условиях неочевидности совместными усилиями восполнить информационную неопределенность и выработать нестандартное оптимальное практическое решение. Главным психологическим барьером на пути решения этой творческой задачи явилось то, что высокообразованным умам офицеров не хватило здравого смысла, практической сметки, частных, обыденных знаний об окружающей действительности, при помощи которых неграмотный денщик сумел в неопределенной обстановке найти фактическое основание для выбора оптимального в данной ситуации практического решения.

Он определил его путем наблюдения, т.е. целенаправленного восприятия объектов окружающей реальности, их признаков и взаимосвязей, - факторов, имеющих значение для решения поставленной задачи. Наблюдение является методом непосредственного познания.

Однако расследуемое деяние, содержащее признаки преступления, является событием прошлого. Поэтому истина по вопросам о виновности может быть установлена только опосредованным путем собирания и оценки следов-отображений и иных доказательств с использованием таких сложных форм аналитико-синтезирующей деятельности, как мысленное моделирование картины расследуемого события и образов причастных к нему лиц, составление их психологического портрета, построение и проверка версий о сущности происшедшего, причастных к нему лицах, об их виновности или невиновности и других существенных обстоятельствах*(121).

Эффективное использование этих методов познания истины в условиях неочевидности в значительной степени зависит от интеллектуального потенциала здравого смысла субъекта расследования, степени развития его естественной логической способности и богатства житейского опыта, разнообразных знаний об окружающей действительности, местных условий жизни, культуры, нравов и обычаев людей разных социально-психологических типов.

Это убедительно показано в классических произведениях детективного жанра, в которых непрофессиональные сыщики неизменно посрамляют бестолковых профессионалов исключительно благодаря более высокому интеллектуальному потенциалу здравого смысла*(122). Приведем для примера рассказ выдающегося русского ученого и педагога К.Д.Ушинского об американском индейце.

"Индеец Северной Америки, возвратившись в свою хижину, открыл, что окорок ветчины, который он повесил на дерево провялиться, был украден. Осмотрев внимательно местность, индеец пустился преследовать вора и спрашивал у всех, кто встречался ему: не видели ли они старого белого человека небольшого роста с коротким ружьем и с небольшою собакою, у которой очень длинный и мохнатый хвост. Многие отвечали ему, что действительно встречали такого человека, но в то же время спрашивали, как он мог давать такое подробное описание лица, которого никогда не видел. "Что вор небольшого роста, - отвечал индеец, - это я заключил из того, что он должен был подкладывать камни, чтобы снять ветчину, которую я повесил, стоя на земле; что он старик - я знаю это по его коротким шагам, следы которых остались на упавших листьях в лесу, что он белый - я знаю это потому, что он выворачивает свои пятки, чего индеец никогда не делает. Ружье его должно быть коротко, это я видел потому, что, поставив его у дерева, он сдернул немного кору. Собака его невелика - это видно по ее следам; а что у нее пушистый хвост - это я заметил по знаку, который она оставила на песке, когда сидела и облизывалась, пока хозяин ее крал мою ветчину"*(123).

В этом рассказе убедительно показано, что вопреки мнению противников суда присяжных здравому смыслу как форме практического мышления вполне по силам опосредованное познание истины по вопросам о фактической стороне дела, виновности в неопределенной обстановке с использованием таких сложных форм аналитико-синтезирующей деятельности, как:

поиск в условиях неочевидности следов-отображений расследуемого прошлого события, причастных к нему лиц, используемых ими сил и средств;

мысленное воссоздание по обнаруженным следам-отображениям картины расследуемого события (в данном случае - кражи), образа причастного к нему человека, его психологического портрета, используемых им сил и средств;

выдвижение, логическая и психологическая разработка и проверка версии о личности субъекта преступления, что имеет особенно важное значение при доказывании на основании косвенных улик.

Кроме того, в рассказе реалистически изображена "анатомия" здравого смысла, т.е. его структура, основные компоненты, взаимодействие которых определяет интеллектуально-духовный потенциал здравого смысла, продуктивность его аналитико-синтезирующей деятельности в неопределенной обстановке.

Нетрудно заметить, что филигранная интеллектуальная работа неграмотного индейца по поиску в условиях неочевидности следов-отображений вора, используемых им сил и средств, мысленному моделированию по этим следам способа совершения кражи, образа вора, его психологических особенностей, а также по выдвижению, логико-психологической разработке и проверке версии о личности преступника - вся эта сложная аналитико-синтезирующая деятельность покоится на двух "китах":

1) на естественной логической способности рассуждать и делать логические выводы из рассуждений;

2) на жизненном опыте охотника, знании им местных условий жизни, культуры, нравов и обычаев людей.

Итак, именно естественная логическая способность и жизненный опыт личности определяют интеллектуально-духовный потенциал здравого смысла, продуктивность его аналитико-синтезирующей деятельности в неопределенной обстановке, в том числе и в процессе доказывания на предварительном следствии и в суде. Рассмотрим эти компоненты здравого смысла подробнее применительно к процессу доказывания.

Естественная логическая способность рассуждать и делать логические выводы из рассуждений возникла в процессе человеческого развития. Для человека жизненно необходимо думать логически правильно, потому что иначе он не смог бы понять самые элементарные закономерности природы и общества, не смог бы правильно регулировать свое поведение в соответствии с объективной реальностью. В общем и целом люди мыслят логически правильно, хотя в большинстве своем они науку логики не изучали*(124).

Способность рассуждать и делать логические выводы из рассуждений в той или иной степени присуща любому разумному человеку независимо от сферы его деятельности.

Абстрактный аппарат естественной логической способности в принципе одинаков у людей разных социально-психологических типов - от охотника до крестьянина и академика. Об этом говорит и выдающийся российский психофизиолог академик А.А.Ухтомский: "Несколько лет тому назад известный германский теоретик познания профессор Алоиз Риль писал, что мышление ученого ничем не отличается от мышления мужика. Это совершенно верно. Абстрактный аппарат мысли один и тот же..."*(125).

Всякая логическая абстракция обобщает определенные черты и закономерности объективной действительности. Реальной основой и критерием логически правильного обобщения и сопоставления является практика. "...Если мы подвергнем анализу все понятия, которыми пользуется человек в процессе абстрактного мышления, - пишет известный болгарский философ Панайот Гиндев, - то убедимся в том, что они - плод его практической деятельности"*(126).

И ученый, и практик при поиске истины в рассуждениях и логических выводах так или иначе опираются на практику, но в реальной ситуации эта связь имеет более непосредственный характер, что объективно и субъективно усложняет условия интеллектуальной деятельности, повышает ее ответственность. На это указывал известный российский ученый-психолог Б.М.Теплов: "Работа практического ума непосредственно вплетена в практическую деятельность и подвергается ее непрерывному испытанию, тогда как работа теоретического ума обычно подвергается такой проверке лишь в конечных результатах. Отсюда та своеобразная ответственность, которая присуща практическому мышлению. Теоретический ум отвечает перед практикой лишь за конечный результат своей работы, тогда как практический ум несет ответственность в самом процессе мыслительной деятельности. Ученый-теоретик может выдвигать разного рода рабочие гипотезы, испытывать их иногда в течение очень длительного срока, отбрасывать те, которые себя не оправдывают, заменять их другими и т.д. У практика возможности пользоваться гипотезами несравненно более ограниченны, так как проверяться эти гипотезы должны не в специальных экспериментах, а в самой жизни, и - что особенно важно - практический работник далеко не всегда имеет время для такого рода проверок. Жесткие условия времени - одна из самых характерных особенностей работы практического ума"*(127) (выделено мной. - В.М.).

С учетом этого Теплов приходит к выводу, что "нет ни малейшего основания считать работу практического ума более простой и элементарной, чем работу теоретического ума... Если уж устанавливать градации деятельности по трудности и сложности требований, предъявляемых уму, то придется признать, что с точки зрения многообразия, а иногда и внутренней противоречивости интеллектуальных задач, а также жесткости условий, в которых протекает умственная работа, первые места должны занять высшие формы практической деятельности..."*(128) (выделено мной. - В.М.).

Среди высших форм практической деятельности одно из первых мест принадлежит деятельности по разрешению сложных вопросов о виновности в нестандартных нравственно-конфликтных ситуациях, в частности в условиях информационной неопределенности. Как было показано выше, одним из важнейших средств восполнения информационной неопределенности при решении вопросов о виновности, фактической стороне дела является второй компонент здравого смысла - жизненный опыт личности.

Жизненный опыт личности - это совокупность приобретенных и освоенных в ходе индивидуальной человеческой жизни знаний, умений и навыков личности, используемых ею в целях решения актуальных жизненных проблем*(129).

Основу жизненного опыта образуют обыденные знания об окружающей действительности, содержание которых "кристаллизуется в ходе умозаключений по индукции из наблюдений регулярных, чередующихся, ритмических событий. Представляя обобщение периодических массовых явлений и процессов, они составляют основу практической жизненной позиции - отношения человека к миру (выбор ценностей, целеполагание и т.п.)"*(130).

Обыденные знания представляют собой ядро обыденного сознания, в котором эмпирически отражаются общественное бытие и повседневная практика индивидов, масс, социальных групп, единые для всех индивидов данной общности условия жизни, способы и схемы деятельности, различные связи индивидов с другими людьми и вещами, их естественные (биологические) и социальные потребности и интересы.

По своему источнику и функциональному предназначению обыденные знания - "это практические знания, которые формируются на основе практического отношения человека к миру. Их накопление, обработка, распространение осуществляются в процессе общественного производства и непосредственного общения между людьми... Они тесно взаимосвязаны с повседневной практикой: являются ее результатом, проверяются и закрепляются практикой и более или менее адекватно воспроизводят ее структуры и обслуживают ее"*(131).

Обыденные знания обслуживают практику тем, что позволяют правильно оценить конкретную жизненную ситуацию с учетом всех существенных обстоятельств, принять разумное решение, соответствующее императивам здравого смысла (ответственный, осторожный, взвешенный, системный подход к принятию решения с учетом всех обстоятельств, от которых зависит его качество; его последствий для себя, других людей и общества), и таким образом детерминируют поступки человека. "Практическое знание, руководящее поступками человека, - пишет А.А.Ивин, - это особый, самостоятельный тип знания. Практическое знание направлено на конкретную ситуацию и требует учета "обстоятельств" в их бесконечном разнообразии. Жизнь не строится исходя из теоретических начал и общих принципов, она конкретна и руководствуется конкретным знанием, оцениваемым с точки зрения здравого смысла"*(132).

Познавательную ценность, рациональность и надежность обыденным практическим знаниям придает то, что "повседневность существует в единстве с обществом и культурой, как только они приобретают твердую организацию"*(133) (выделено мной. - В.М.). Поэтому повседневный опыт является источником разумного мышления и стихийного материалистического отношения к миру, дает надежные знания о внешних формах проявления общественных процессов*(134).

В структуре жизненного опыта особенно важное значение имеет знание и понимание людей разных социально-психологических типов, их практической психологии, нравов, обычаев, условий жизни. В приведенном выше примере именно эти знания предопределили продуктивную интеллектуальную деятельность индейца по обнаружению и расшифровке следов-отображений кражи, их контекстного функционального значения, воссозданию по ним картины происшедшего в прошлом события, способа кражи, образов вора, его собаки и ружья.

Все это подтверждает справедливость высказывания Л.Е.Владимирова о том, что "ни одна отрасль эмпирических знаний так часто нами не прилагается к ежедневной жизни, как та практическая психология, которая называется на обыденном языке знанием людей. Мы мало сознаем законы этого знания, мы мало анализируем сведения, которые при этом применяются. Но каждый из нас действует в жизни на основании этих сведений, и часто тот, кто наиболее понимает характеры человеческие, наименее может объяснить теорию своего знания. Можно быть отличным специалистом по психологии и не понимать самые сложные характеры, и можно быть невеждою в науке о душе и отлично понимать людей"*(135) (как их понимал наш неграмотный индеец. - В.М.).

Выстраданные житейским опытом различные обыденные знания об окружающей действительности имеют особенно важное значение в процессе доказывания в условиях неочевидности - при дефиците или противоречивости сведений.

В подобных ситуациях эти знания в процессе собирания дополнительных доказательств являются ключом, помогающим даже при неясной картине происшествия быстро догадаться, предположить, практически проверить и понять, на каких объектах окружающей среды (людях, участках местности, помещениях, расположенных в них предметах, вещах) могли отобразиться следы (отпечатки) расследуемого прошлого события, т.е. какие объекты находились в причинно-следственной и пространственно-временной связи с расследуемым событием, причастными к нему лицами.

С точки зрения современной теории понимания это объясняется тем, что житейские знания и опыт являются средством понимания: "Разнообразные знания подобны стеклам очков: в познании и общении они играют роль линзы, с помощью которой мы лучше видим и понимаем окружающее...", так как "чтобы понимать отображенную в знании действительность, необходимо осмысливать ее содержание, опираясь на прошлый опыт, т.е. знания, полученные в мыслительной деятельности, осуществленной ранее"*(136).

Мощность этих "линз", "кратность" усиления понимания и чувствительность восприятия неочевидных следов прямо пропорциональны богатству, объему и разнообразию накопленного прошлого опыта. Дело в том, что в соответствии с психологическим законом апперцепции, определяющим зависимость восприятия от прошлого опыта и от общего содержания психической деятельности человека, чем богаче житейский опыт, разнообразнее знания об окружающей действительности, тем выше способность обращать внимание на смысловые связи между ними и расследуемым событием и правильно осмысливать их. Это существенно повышает продуктивность интеллектуальной деятельности по выдвижению и проверке гипотез о местах возможного нахождения неочевидных следов расследуемого события, поскольку, "чем этот опыт богаче, тем разнообразнее гипотезы и тем больше шансов найти среди них верную"*(137).

В процессе собирания доказательств ценность богатого жизненного опыта, разнообразных знаний об окружающей действительности, о людях разных социально-психологических типов, об их нравах, обычаях, условиях их жизни, работы заключается еще и в том, что эти знания помогают субъектам доказывания ставить правильные дополняющие, уточняющие и контрольные вопросы, направленные на получение от допрашиваемого всей известной ему полезной информации, имеющей доказательственное значение.

Чем более обширен и разнообразен "веер" заданных дополняющих, уточняющих и контрольных вопросов и чем больше получено правильных или неправильных ответов допрашиваемого о причинно-следственных и пространственно-временных связях источника доказательств с расследуемым событием, причастными к нему лицами, тем больше "запас прочности" того информационного фундамента, который служит основой проверки и оценки этого и других отдельных доказательств и выводов об обстоятельствах, подлежащих доказыванию.

На огромное значение для правильной проверки и оценки отдельных доказательств богатого житейского опыта, разнообразных житейских знаний об окружающей действительности обращал внимание Л.Е.Владимиров: "Уголовные доказательства берутся из жизни. Это не абстрактные доводы, а факты, клочки действительности. Правильная их оценка предполагает знание общества, его жизни, его характера. Оценка, например, показаний свидетелей обусловлена знанием известного класса, из которого они вышли, его нравов, обычаев - словом, быта народного"*(138).

Эти знания помогают лучше понять доказательственное значение определенных фактических данных, что является обязательной предпосылкой их эффективного использования в процессе доказывания. Нередко следователи, прокуроры, адвокаты и судьи не обращают внимания на имеющиеся в деле ценные фактические данные и не используют их в процессе собирания, проверки и оценки сведений, потому что не осознают их доказательственное значение. В результате эти данные так и не превращаются в доказательственную информацию, ибо они "превращаются в информацию, когда осознается их значение"*(139).

В структуре обыденных знаний об окружающей действительности особенно важное значение в обнаружении надежных фактических оснований для определения главных направлений поиска дополнительной доказательственной информации, объективной проверки и оценки исследуемых доказательств имеют неконцептуализированные элементы знания, составляющие обыденный контекст жизнедеятельности человека.

"В своем повседневном поведении, - пишет социолог С.А.Белановский, - человек, как правило, руководствуется не концепциями, а своего рода доконцептуальными знаниями и представлениями. К примеру, знание о том, как добраться от дома до работы, за исключением каких-то особых случаев, не требует специальной рефлексии и концептуальной проработки. Повседневный контекст жизнедеятельности человека, неконцептуализированный в силу своей привычности и "беспроблемности", может служить источником важной информации для социального исследователя, плохо знакомого с конкретными условиями на изучаемом объекте. То, что привычно и почти не осознаваемо для членов определенной социальной среды или субкультуры, для внешнего наблюдателя может быть поразительным и неожиданным"*(140) (выделено мной. - В.М.).

Таким образом, чем разнообразнее житейский опыт, чем разностороннее обыденные знания о народном быте, о различных видах "производственных субкультур", о повседневном контексте жизнедеятельности людей разных социально-психологических типов, тем выше способность субъекта доказывания "нащупать" не бросающиеся в глаза реальные, фактические основания, имеющие значение для собирания новых фактических данных, объективной проверки и оценки исследуемых доказательств. Как уже отмечалось выше, эти знания имеют важное значение и в процессе групповой дискуссии, направленной на выработку согласованного коллективного решения по вопросам о виновности.

Наглядное представление о важном значении их для обнаружения в процессе судебного следствия в суде присяжных фактических данных, имеющих значение для объективной проверки и оценки собранных доказательств, полного, всестороннего и объективного исследования вопросов о фактической стороне виновности в условиях неочевидности, дает следующее высказывание одного из первых исследователей дореволюционного российского суда присяжных - С.Гогеля:

"Кто бывал в зале суда и внимательно относился к происходившему, тот, несомненно, поражался, какую громадную массу познаний, чисто житейских, необходимо иметь судьям для того, чтобы оценить собранные предварительным следствием и выясненные судебным следствием улики; необходимо, например, знать сельский быт, начиная с того, как устроена хата, где что хранят, как ссыпают хлеб, как обряжают телегу и сани, какие следы остаются и т.д.; как важны эти сведения для оценки показаний потерпевших, для определения, действительно ли они могли опознать похищенное у них и т.д.; столь же важно знать особые условия жизни городской, жизни коммерческой и т.д. Нельзя забывать, что достаточно потерпевшему или мнимо потерпевшему решительно заявить о совершении такого-то преступления, чтобы было начато следствие, опознать у лица, на которое он указал как на преступника, один из похищенных предметов, чтобы почва для обвинения была готова; как часто все следствие идет исключительно на показаниях свидетелей сторон: одни говорят в пользу обвинения, другие - в пользу оправдания; как часто свидетели подучены так хорошо, что говорят так же гладко, складно, как и свидетели, на стороне которых правда, и вот необходимо найти тот оселок, на котором можно испробовать истинность показаний, и тут-то присяжные заседатели с их глубокими познаниями жизни повседневной, жизни крестьянской, помещичьей, городской, купеческой, лавочной и т.д. безусловно незаменимы. При подробных расспросах знающими жизнь присяжными окажется, что одна из сторон говорит неправду, путается, но не логически, а, так сказать, жизненно: собирает хлеб не туда, куда следует, покупает или продает не тогда и не там, где можно, и т.д.; эти мелочи исчезают, пропадают совершенно для людей кабинета, а между тем лишь благодаря им удается раскрыть истину, и не в пустых делах, а в серьезных, в убийствах и др. (выделено мной. - В.М.).

А мотив преступления - этот нерв преступления - какое необъятное море житейских познаний необходимо иметь для того, чтобы в каждом отдельном случае решить, есть ли преступный мотив или нет"*(141).

Столь длинная цитата приведена потому, что в ней очень четко показано, что именно лежащие в основе совокупного здравого смысла 12 присяжных заседателей выстраданные их житейским опытом разнообразные житейские познания о повседневных производственно-бытовых реалиях, о "закоулках" и "подвалах" обыденной, повседневной практической жизни, отражающие устойчивые причинно-следственные и пространственно-временные связи окружающей повседневной реальности, являются практическим критерием истины при проверке и оценке относимости, доброкачественности и достоверности доказательств, а также при исследовании мотива и других обстоятельств, подлежащих доказыванию на их основе.

Кроме того, в этом высказывании очень рельефно продемонстрирована полезная и эффективная работа здравого смысла по поиску и обнаружению прочных фактических оснований как для тщательной, всесторонней и объективной проверки и оценки отдельных доказательств, так и для правильного разрешения дела на основании всех собранных, проверенных и оцененных доказательств. Нетрудно заметить, что суть работы здравого смысла по поиску надежных фактических оснований для объективной, тщательной и всесторонней проверки и оценки исследуемых доказательств заключается в способности "знающих жизнь присяжных" вести "подробные расспросы", т.е. задавать допрашиваемым толковые, дельные, умные дополняющие, уточняющие и контрольные вопросы. Чем больше задано таких вопросов, в основании которых лежат житейские знания об окружающей среде, причинно-следственных и пространственно-временных связях между предметами и явлениями объективной реальности, и чем больше получено ответов, в которых правильно или неправильно раскрываются житейские связи, тем больше будет степень уверенности, прочность внутренней убежденности субъектов доказывания о доброкачественности или недоброкачественности, относимости или неотносимости, достоверности или недостоверности этого доказательства, ибо "чем всестороннее представлен факт в высказываниях субъектов, тем полнее и глубже его понимание, тем больше оснований для взаимопонимания сторон. И наоборот, чем ограниченнее представлены связи искомых событий, тем меньше объяснительные возможности их понимания, а значит, и меньше возможности взаимопонимания субъектных сторон"*(142).

При поиске и обнаружении фактических оснований для объективной проверки и оценки показаний свидетелей, потерпевших и подсудимых наиболее сильной стороной здравого смысла является способность быстро "схватывать" фактические данные, по которым можно отличить достоверные показания от лжи или добросовестного заблуждения.

Вооруженные специальными познаниями в области теории доказательств, криминалистики, в том числе о следственно-прокурорских "хитростях", юристы проявляют своеобразный "дальтонизм" по отношению к хитростям житейским, особенно изощренным формам лжи, замешанной на искусном сочетании вымысла и житейской реальности, когда допрашиваемые, говоря словами С.Гогеля, "путаются не логически, а, так сказать, жизненно". Следователь, прокурор, адвокат, судья-профессионал, если они умные люди, в лучшем случае способны "вычислить" ложь "логическую" - путем логического анализа информации, содержащейся в показаниях допрошенного, и сопоставления ее со сведениями из других источников. Однако если допрашиваемый тоже неглупый человек и ладно лжет, т.е. ни в чем себе не противоречит и искусно "вплетает" свою ложь в другие имеющиеся в деле фактические данные, разоблачить его юрист-профессионал чаще всего не в состоянии, потому что не обладает достаточным запасом житейско-бытовых знаний.

Для расшифровки и разоблачения тщательно продуманной и детально разработанной лжи хитрого человека необходимо руководствоваться не только юридическими познаниями, но и правилами здравого смысла, житейской мудрости. Одно из этих правил прекрасно сформулировал и эмпирически обосновал Р.Гаррис: "Свидетель является в суд с заранее искусно сочиненным показанием, говорит без запинки. Но вы знаете, что явления внешнего мира происходят в связи с другими явлениями. Рассказ свидетеля составлен из ряда фактов; если это факты действительные, они подойдут ко множеству других фактов; при этом они не могли существовать, не вызвав ряда других фактов или не оказав на них некоторого влияния. Если показание ложно, то при всем искусстве вымысла события, удостоверяемые свидетелем, не могут подойти к окружающим фактам во всех своих подробностях. Окружающие обстоятельства во всем своем множестве будут совпадать с показанием правдивым, ибо последнее, как бы ни казалось оно малоправдоподобным, составляет часть целого, ими образуемого, подобно тому как камень, выбитый из скалы хотя бы в самой причудливой форме, не может не подойти к своему прежнему месту.

Чтобы судить о том, предлагают ли вам настоящий или поддельный обломок, надо исследовать скалу, из которой он высечен. Другими словами, вам надо приглядеться к окружающим обстоятельствам. Как бы ловок ни был свидетель, он не может подготовиться к вопросам, которых не ожидал; и если вы будете проверять вымышленные события, сравнивать их с действительными, вы обнаружите, что во всей их совокупности и те и другие существовать не могли; при сопоставлении неизбежно произойдет некоторое перемещение действительных фактов, чего на самом деле быть не могло.

Может ли вымышленный рассказ вполне подойти к действительным событиям? Конечно, нет, но не всегда бывает возможно точно установить окружающие обстоятельства; в этом именно заключается главная трудность"*(143) (выделено мной. - В.М.).

Отсюда видно, что эффективная деятельность по разоблачению лжи по всем правилам житейской мудрости, здравого смысла возможна лишь при одном существенном условии - когда разоблачитель лжи превосходит лжеца или по крайней мере не уступает ему по всем параметрам здравого смысла - и по естественной логической способности, и по объему житейских знаний об окружающей реальности, т.е. свободно ориентируется во всех мельчайших, едва уловимых деталях и изгибах "скалы" (объективной реальности), которой принадлежит выбитый настоящий или не принадлежит поддельный "обломок" (достоверное или ложное показание).

Если учесть, что инициатива и временной фактор, т.е. возможность заблаговременно продумать возможные неожиданные и опасные вопросы и правдоподобные ответы на них, находятся на стороне лжеца, а обыкновенный человек, которого пытаются ввести в заблуждение, - следователь, прокурор, судья - чаще всего не обладает достаточным запасом времени и житейско-бытовых знаний для своевременной постановки неожиданных для допрашиваемого вопросов, то разоблачение изощренной лжи на предварительном следствии и в обычном суде маловероятно.

Возможность вычислить и разоблачить искусную, правдоподобную ложь существенно возрастает в суде присяжных, где, как уже отмечалось, 12 присяжных заседателей взаимно дополняют друг друга по своей естественной логической способности и запасу знаний об окружающей действительности. Именно благодаря огромному запасу житейско-бытовых знаний об окружающей среде, которые они черпают из глубокого и обширного резервуара народной жизни, коллегия из 12 присяжных заседателей способна не только поставить перед допрашиваемым правильные дополняющие, уточняющие и контрольные вопросы, ответы на которые помогают отличить истину от лжи, но и разоблачить различные фальсификации доказательств, к которым нередко прибегают заинтересованные лица.

Вот почему в суде присяжных так часто "рассыпаются" как карточный домик плохо расследованные, "шитые белыми нитками" дела, которые обычно "проходят" в народных судах.

В отличие от пассивных народных заседателей, чья инициатива подавляется авторитетом судьи-профессионала, с которым они совместно решают все вопросы, в том числе правовые, присяжные заседатели, осознавая, что только от их решения зависит судьба человека, при проверке и оценке доказательств проявляют больше ответственности, заинтересованности, внимательности, ставят допрашиваемым вопросы и активно обсуждают значение каждой исследуемой улики, что способствует объективной проверке и оценке всех доказательств, прошедших через горнило их всестороннего обсуждения. Об этом свидетельствует следующее высказывание Л.Е.Владимирова: "...для того чтобы оценка доказательства достигла известной степени объективности, нужно, чтобы она была произведена значительным числом оценщиков, рассматривающих его с разных точек зрения, сообразно своим индивидуальным особенностям. Это единственное существующее средство сделать определение силы доказательства по возможности объективным. Различные воззрения при этом методе сталкиваются, борются: в этом состязании все исключительно субъективное должно отпасть, остается только то, что может вынести процесс всестороннего обсуждения"*(144).

О продуктивности такого подхода для обеспечения объективного исследования сложных предметов и явлений, преодоления заблуждения на пути к истине в житейских, практических делах говорил и Ф.Ницше: "Видеть вещи как они есть! Средство: смотреть на них сотней глаз, из многих лиц"*(145).

С точки зрения современной науки продуктивность совместной интеллектуальной деятельности 12 независимых друг от друга и от профессионального судьи присяжных заседателей при проверке и оценке доказательств объясняется тем, что, как уже отмечалось, их общие и частные знания об окружающей среде служат как бы оценочным фильтром для всякого последующего познания*(146), что усиливает способность коллегии присяжных заседателей адекватно судить об относимости, доброкачественности и достоверности доказательств.

Тем более необходимы совместная интеллектуальная деятельность нескольких независимых оценщиков, их совокупный потенциал здравого смысла в процессе принятия окончательного решения по делу на основании оценки всех собранных доказательств.

Следует особо отметить, что в содержание жизненного опыта личности, на который опирается здравый смысл, входят не только обыденные, но и научные знания. Современные исследователи подчеркивают, что здравый смысл как критерий рационального мышления "не может существовать лишь в качестве некритического сочетания наивного реализма с господствующими в данном обществе традиционными представлениями... Новое здравомыслие насквозь пронизано современными научными идеями, концепциями, оно питается ими и их питает"*(147).

Благодаря тому что в структуре жизненного опыта обыденные знания тесно переплетаются с научными, здравый смысл обладает достаточным интеллектуально-духовным потенциалом для правильных суждений о различных сферах деятельности и ее результатах, в том числе о научной деятельности. "Хотя здравый смысл касается в первую очередь социальной жизни, - пишет А.А.Ивин, - по своей природе он более универсален, так как способен судить о любой деятельности, включая теоретическую деятельность и ее результаты - сменяющие друг друга теории и концепции"*(148).

Выделить в структуре жизненного опыта личности знания, которые являются чисто научными и чисто обыденными, очень трудно, потому что не существует четкого "водораздела" между научным и обыденным знанием. О том, что между ними не всегда можно провести четкую разграничительную линию, а тем более разделить их "китайской стеной", свидетельствуют следующие высказывания авторитетных ученых из различных отраслей науки:

социолога С.А.Белановского о том, что "в составе обыденного знания могут быть обнаружены неконцептуализированные, слабоконцептуализированные и высококонцептуализированные компоненты. В этом заключается одно из его коренных отличий от научного знания, которое если и не является целиком высококонцептуализированным, то, во всяком случае, стремится к этому идеалу"*(149);

английского философа, логика и социолога К.Р.Поппера, по мнению которого "рост научного знания можно считать ростом обычного человеческого знания, выраженного в ясной и отчетливой форме... Научное знание есть как бы ясно выраженное обыденное знание"*(150).

На основании эмпирического обобщения и научного анализа обыденных знаний становится возможным развитие науки и специализированного теоретического и практического знания, которое усваивается человеком путем образования, специализированной практики*(151).

Таким образом, в жизненном опыте современного человека тесно переплетаются научные и обыденные знания, элементы которых могут быть использованы в решении и научных, и практических задач.

С учетом этого следует согласиться с оригинальной мыслью известного российского философа и историка А.И.Ракитова о том, что "главное отличие здравого смысла от науки состоит не в количестве и содержании охватываемой ими информации, а в системообразующих принципах, ибо они противоречат друг другу не как хаос системе, но как системы, опирающиеся на разные познавательные принципы.

Системообразующий принцип научного познания коротко можно сформулировать так: "Все об объекте".

Напротив, системообразующий принцип здравого смысла гласит: "Все для субъекта"*(152) (выделено мной. - В.М.).

Представляется, что системообразующий принцип здравого смысла точнее было бы сформулировать так: "Все для субъекта жизненного опыта об объекте его жизненного опыта". Субъектом жизненного опыта является человеческая личность, определенный, реально существующий и изменяющийся во времени человек - член того или иного общества. Объектом жизненного опыта выступают всевозможные проблемы жизни, которые предстоит решать*(153).

Человек изменяется во времени не только как индивид, как биологическое существо, как физиологический организм, но и как личность, обладающая определенным жизненным опытом. Поскольку на протяжении всей жизни ему приходится выполнять различные роли и в соответствии с ними решать разнообразные задачи, жизненный опыт личности, ее научные и обыденные знания, умения и навыки постоянно изменяются, пополняются и совершенствуются.

Поэтому в широком смысле опыт - это "отражение в памяти результатов активного восприятия внешнего мира в процессе познания и практики, включая и определенную возможность для действующего субъекта обращения к внешним, социальным накопителям опыта (социальной памяти): литературе художественной и научно-технической, документам, специальным массивам (банкам) данных, имеющимся внешним системам и устройствам, созданным ранее, опыту других индивидов или сообществ и т.д."*(154).

Одно из важнейших преимуществ суда присяжных по сравнению с другими формами судопроизводства заключается в том, что он создает идеальные процессуальные условия для приобщения присяжных заседателей как субъектов жизненного опыта к социальным накопителям опыта, расширяющим и углубляющим их личный жизненный опыт до уровня решаемых ими практических задач по определению виновности. Этому способствуют, в частности, напутственное слово председательствующего, содержащее наставление по юридическим вопросам, и качественно-количественный состав коллегии присяжных заседателей, состоящей из 12 народных представителей, взаимно дополняющих друг друга по своей естественной логической способности и знанию об окружающей действительности.

Все это не учитывают противники суда присяжных, для которых типично метафизическое видение жизненного опыта присяжных заседателей как однообразных, неизменных, остановившихся в своем развитии обыденных знаний, умений и навыков, "зацикленных" только на ограниченной области их прошлой практической деятельности.

Именно такое метафизическое видение при оценке "человеческого капитала" присяжных заседателей, их жизненного опыта как духовной основы для решения вопросов о виновности делает методологически уязвимыми приведенные выше рассуждения Д.Н.Блудова о том, что "здравый смысл обыкновенного человека ограничивается тесным кругом его общественной жизни и ежедневного положения: он редко и с трудом достигает предметов, выходящих из его круга...", и о том, что ему недоступны "внимательное соображение многих обстоятельств и высшая способность к тонкому анализу и логическим выводам...", а также о том, что это доступно только ученому, т.е. высокообразованному, уму.

В связи с этим необходимо проанализировать еще один излюбленный довод противников суда присяжных. "Согласитесь, - говорят они, - что средний умственный уровень присяжных - посредственность, между тем коронных судей можно выбирать из людей весьма талантливых"*(155).

Действительно, большинство присяжных - это обыкновенные люди. Но то же самое можно сказать и о среднем умственном уровне профессиональных судей, следователей, прокуроров и адвокатов, представителей других сфер практической деятельности. Таланты и гении редко встречаются даже среди писателей и поэтов, а также среди ученых, большинство из которых полезные для науки чернорабочие, кропотливо собирающие для нее факты.

Если бы общество делало ставку только на талантливых и гениальных судей, следователей, прокуроров и адвокатов, оно могло бы остаться без правосудия ввиду отсутствия среди служителей Фемиды достаточного количества талантов и гениев.

Между тем человеческое правосудие как-то выживает без талантов и гениев, потому что для правильного и справедливого разрешения уголовных и гражданских дел требуются не они, а прежде всего обладающие здравым смыслом и совестью обыкновенные люди, которые хотя и не располагают таким мощным творческим потенциалом, как у талантов и гениев, зато и не впадают в присущие им крайности.

Не случайно А.М.Бобрищев-Пушкин к наиболее опасным для правосудия категориям присяжных относил талантливых профессоров: "Погруженные в науку и чтение лекций профессора по большей части знают почти исключительно, притом часто слишком теоретично, только наиболее развитую часть общества и склонны относиться к остальным как к детям или дикарям, а к задачам общественным - как к вопросам второстепенного интереса; это лучшие из профессоров, но ввиду приведенных особенностей очень плохие, за блестящим исключением, присяжные"*(156).

Представляется, что подмеченные А.М.Бобрищевым-Пушкиным субъективные факторы, препятствующие быстрому и эффективному психологическому включению в деятельность присяжного заседателя и мешающие качественному исполнению его обязанностей, присущи не только "лучшим профессорам", но и другим категориям людей. Поэтому рассмотрим эти субъективные факторы подробнее.

Отношение к задачам общественным как к вопросам второстепенного интереса. Очень характерны первые слова, с которыми в романе Л.Н.Толстого "Воскресение" к Нехлюдову при встрече в комнате присяжных обратился его знакомый "товарищ по несчастью". "А, и вы попались, - с громким хохотом встретил Петр Герасимович Нехлюдова. - Не отвертелись?"*(157).

Стремление "отвертеться" особенно характерно для людей, которые редко проявляют интерес к каким-либо обязанностям, выходящим за пределы решаемых творческих задач, требующих полной душевной сосредоточенности, мобилизации всех интеллектуальных, эмоциональных и волевых ресурсов.

Подтверждением тому является своеобразная исповедь Г.Селье: "...положа руку на сердце, должен признаться в периодических угрызениях совести по поводу моей расхлябанности при исполнении прямых обязанностей гражданина, администратора, члена комиссий и редакционных советов, члена научных обществ и при заполнении разного рода анкет. Понимаете, я не то чтобы пренебрегаю своими обязанностями во всех этих отношениях, просто, похоже, мне не удается накапливать достаточно энергии для всего этого... Если бы каждый относился к своим обязанностям такого рода столь же нерадиво, как я, мы оказались бы в состоянии чудовищного хаоса, но, к счастью, так поступают далеко не все... я хочу делать только то, что могу делать лучше других"*(158) (выделено мной. - В.М.).

По свидетельству Селье, полнейшая сосредоточенность, мобилизация всех душевных сил и фокусирование их на решении актуальной творческой "сверхзадачи" характерны и для других талантливых ученых: "В течение всей моей научной жизни я не встречал ни одного выдающегося ученого, полностью свободного от эгоизма и тщеславия. Всецело поглощенные достижением своих целей, лишь некоторые из них проводили столько времени в кругу семьи или уделяли решению общественных проблем столько внимания, сколько следовало среднему добропорядочному гражданину"*(159) (выделено мной. - В.М.).

Надо заметить, что многие талантливые и гениальные люди по складу своего творческого мышления вообще не предрасположены следовать стандартам поведения среднего добропорядочного гражданина. Более того, многим из них в определенной степени свойственно отклоняющееся от нормы поведение, их деятельность в повседневности не всегда вписывается в рамки обыденных представлений об образе жизни, о нормальных отношениях между людьми*(160), которые имеют важное значение для правильной нравственной и юридической оценки рассматриваемой в суде житейской драмы.

Все это характерно и для ученых, и для художников, поэтов и писателей. Последних от среднего добропорядочного гражданина порой отличает еще и некоторая экстравагантность поведения. По свидетельству известного польского писателя и литературоведа Яна Парандовского, эта экстравагантность не обязательно бывает тщетной потугой на оригинальность: "Человеку, живущему воображением, свойственна склонность воплощаться в образы, занимающие его фантазию. Поэтому, вместо того чтобы руководствоваться общепринятыми нормами, он поступает, как пишет, т.е. сообразно со своей фантазией. Нередко это перерастает в вызывающее и упрямое пренебрежение к общественным нормам и правилам поведения, к моде, к языку, ко всем условностям - дурным и хорошим. Так поступают не только представители богемы, но и их противники - аристократы от искусства вроде Байрона или Уайльда. Они придают своей жизни определенный стиль, делают ее оригинальным и красочным вымыслом и противопоставляют его скучной, серой действительности"*(161).

По-видимому, людям с художественным типом мышления, испытывающим непреодолимую потребность предаваться красочным вымыслам, оторванным от повседневной действительности, разукрашивать ее своим воображением, больше всего свойственна человеческая слабость, на которую обращал внимание Ф.Бэкон: "...человеческий разум в силу своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и единообразия, чем их находит. И в то время как многое в природе единично и совершенно, не имеет себе подобия, он придумывает параллели, соответствия и отношения, которых нет"*(162).

Эта особенность при решении вопросов о виновности на основании косвенных улик проявляется в большей степени у людей с развитым воображением. Известный английский юрист XIX века У.Уильз в подтверждение этого в своей книге приводит следующее высказывание опытного судьи Одерсона: "Необходимо предупредить присяжных относительно опасности ошибки, в которую они могут быть введены целым рядом косвенных улик. Ум всегда находит удовольствие в прилаживании одного обстоятельства к другому и готов даже делать маленькие натяжки, если это нужно для того, чтобы связать их в одно стройное целое. Чем даровитее человек, тем легче ему впасть в это заблуждение и обмануть самого себя, прибавив какое-нибудь недостающее звено в цепи доказательств и признав действительность какого-нибудь факта, согласного с прежде составленным убеждением и необходимого для его полноты"*(163) (выделено мной. - В.М.).

К этой человеческой слабости, которая проявляется в умозрительных, не основанных на реальных фактах и их взаимосвязях индуктивных и дедуктивных умозаключениях, художники, писатели, поэты и ученые больше всего предрасположены в силу их оторванности от непосредственной практики. "Одним из худших "заболеваний" научного мышления, - пишет Г.Селье, - является тенденция видеть то, что хотелось бы увидеть; у себя в лаборатории мы называем это явление "гнилым оптимизмом"... Поскольку в науке мы постоянно сталкиваемся с фактами, полностью противоречащими повседневному опыту, избавиться от наших предубеждений - нелегкое дело"*(164) (выделено мной. - В.М.).

Люди, обладающие практическим рассудком, не предрасположены предаваться "гнилому оптимизму", парадоксальным "кульбитам" творческого воображения, потому что за это их моментально наказывает расчетливая практическая жизнь, требующая быстрого, надежного и хорошо ощутимого практического результата и не прощающая незрелых или скороспелых плодов "гнилого оптимизма", высоко парящего над суровой повседневной реальностью в поисках парадоксального научного или художественного открытия. Поэтому люди, обладающие посредственным творческим воображением, в своих суждениях и выводах менее предубеждены, проявляют большую осторожность, меньше предрасположены к спекулятивным умозаключениям.

Об этом свидетельствует исследование выдающегося российского психолога А.Р.Лурия. В начале 30-х годов он, изучая познавательные процессы у неграмотных крестьян, проживающих в отдаленных кишлаках Узбекистана, просил их сделать вывод из следующих посылок: "На далеком Севере, где снег, все медведи белые". "Новая Земля - на далеком Севере, и там всегда снег". "Какого цвета там медведи?" На это часто следовал ответ: "Я не знаю, какие там медведи, я на Севере не был" или: "Мы всегда говорим только то, что видим, того, чего мы не видели, мы не говорим"*(165)

Эта характерная для здравого смысла, практического рассудка черта - в своих суждениях, выводах, умозаключениях опираться на те посылки, доступные им общие и частные знания, в истинности которых субъект практической деятельности убедился на собственном опыте, - обусловлена непосредственной связью с практикой, ответственностью за решение практических задач.

Указанная особенность здравого смысла как формы мышления гносеологически более ранней, чем теоретическое мышление, была в полной мере присуща еще первобытному человеку и сохранилась у современного человека, обладающего практическим рассудком, на что обращал внимание знаменитый швейцарский философ, психолог и психиатр Карл Юнг: "Первобытный человек в высшей степени основывается на фактах окружающего внешнего мира... Он ведет себя точно так же, как и мы"*(166).

Стремление как первобытного, так и современного человека с практическим рассудком опираться на твердую почву фактов обусловлено практической нуждой: у первобытного человека от этого зависела его выживаемость в процессе естественного отбора и борьбы с природной стихией; у современного человека от этого зависят его успехи или неудачи во всех важнейших житейских делах.

Использование в качестве логических посылок для дедуктивных и индуктивных умозаключений только тех общих и частных знаний, в истинности которых субъект практической деятельности искренне убежден, не сомневается, поскольку они проверены на практике, стали достоянием его личного опыта, - это очень ценное качество практического рассудка, которое помогает человеку избегать ошибок в важнейших житейских делах, в том числе и судебных, ибо, как справедливо отмечают известные французские философы А.Арно и П.Николь, "человеческие заблуждения... проистекают в большинстве своем из того, что люди основывают умозаключения на ложных началах, а не из того, что они неправильно умозаключают, исходя из принятых ими начал. Редко когда умозаключение ложно лишь по той причине, что неправильно выведено следствие..."*(167).

И все же в приведенных ответах крестьян о белых медведях не может не смущать некоторая мужицкая "упертость", упрямое нежелание в своих рассуждениях использовать в качестве логических посылок объективно истинные общие и частные знания, выходящие за пределы их ограниченного житейского опыта. Представляется, что эта "упертость" имеет ситуационную обусловленность и не вызвана какой-либо ущербностью логического аппарата малообразованного человека, его неспособностью перерабатывать разнообразную информацию об окружающей действительности, не имеющую прямого отношения к его практическим делам.

Дело в том, что, для того чтобы запустить и эмоционально активизировать психофизиологический механизм естественной логической способности у малообразованного крестьянина, занятого тяжелым повседневным физическим трудом, необходим достаточно серьезный повод, так или иначе соотносящийся с его важнейшими житейскими делами. Для тружеников отдаленных районов знойного Узбекистана таким поводом едва ли могло стать отвлеченное от их повседневных производственно-бытовых и географических реалий задание ученого столичного гостя, при помощи которого он пытался побудить их рефлексировать о белых медведях и прочих диковинных для узбекского крестьянина 30-х годов предметах и одновременно предаваться дедуктивным умозаключениям.

Другое дело - участие в расследовании (еще раз вспомним пример с индейцем), рассмотрении и разрешении сложного уголовного дела. Это очень серьезный повод для того, чтобы даже у посредственного по своим интеллектуальным способностям человека как следует заработала, эмоционально активизировалась естественная логическая способность, и для того, чтобы даже малограмотный человек почувствовал сильную потребность при разрешении сложнейших вопросов о виновности опираться не только на свой житейский опыт, но и на все исследованные в суде доказательства, фактические данные, добросовестно использовать их в качестве посылок для дедуктивных и индуктивных умозаключений по вопросам о виновности.

Здесь мы подошли к анализу еще одного субъективного фактора, препятствующего увлеченным чем-то одним людям качественно выполнять обязанности присяжного заседателя, быстро и эффективно психологически включаться в эту деятельность: в структуре их жизненного опыта преобладают общие теоретические знания, оторванные от действительности, современной жизни, ее практических проблем, производственно-бытовых реалий, что мешает им правильно ориентироваться в "закоулках" и "подвалах" обыденной, повседневной практической жизни.

Наиболее уязвимы в этом плане люди с теоретическим или философским складом ума. На это обращал внимание еще Платон в диалоге "Теэтет", в котором служанка посмеялась над философом Фалесом, когда он, засмотревшись на небесные светила, упал в колодец, "что-де он стремится знать, что на небе, того же, что рядом и под ногами, не замечает. Эта насмешка относится ко всем, кто бы ни проводил свой век в занятиях философией..."*(168).

В этом диалоге Сократ рассуждает о том, что оторванный от действительности человек, привыкший в своих умозрениях "обозревать всю землю", но не знающий простых вещей и теряющийся в любых обстоятельствах, нередко становится объектом насмешек окружающих его людей: "...такой человек, общаясь с кем-то частным образом или на людях, например... когда ему приходится в суде или где-нибудь еще толковать о том, что у него под ногами и перед глазами, - вызывает смех... на каждом шагу по неопытности попадая в колодцы и тупики, и эта ужасная нескладность слывет придурковатостью..."*(169) (выделено мной. - В.М.).

Отсюда видно, что у таких людей одной из главных причин "придурковатости" и непрактичности является то, что из-за оторванности от окружающей действительности, отсутствия достаточного житейского опыта в структуре их знаний преобладают общие истины и отсутствуют частные знания о простых вещах, т.е. о повседневной жизни и ее производственно-бытовых реалиях.

Эти реалии можно безнаказанно игнорировать лишь в умозрительных теоретически-философских построениях. В практической жизни отсутствие в логических посылках необходимых элементов частных знаний о повседневных реалиях неизбежно приводит к тому, что человек в своих умозаключениях и основанных на них решениях попадает в "лужи", "тупики" и "колодцы" и ударяется тем больнее, чем выше от повседневной реальности он воспаряет в своих абстрактных, умозрительных рассуждениях.

Некоторые люди в своей оторванности от действительности заходят так далеко, что, как инопланетяне, не способны ориентироваться в повседневной жизни, не могут самостоятельно решать даже элементарных практических вопросов. Людей такого типа в народе не случайно называют умными дураками. Естественно, что такие люди не могут быть хорошими судьями, присяжными заседателями, даже если очень хотят этого, порой проявляя характерную для умных и не очень умных "дураков с инициативой" бурную, но неадекватную активность.

Об одном таком "шальном" присяжном заседателе рассказывает А.М.Бобрищев-Пушкин: при рассмотрении дела в отношении крестьянского парня Федора Тимофеева, обвинявшегося в убийстве любовницы, в составе коллегии присяжных заседателей был профессор, "делавший необычно наивные вопросы свидетелям. Сами присяжные... отзывались о последнем как о чудаке, и поэтому можно было думать, что в вердикте будут странности; на деле же оказалось следующее: присяжные ответили отрицательно на первый вопрос о предумышленном убийстве и, признавая Тимофеева виновным в убийстве в запальчивости, дали ему снисхождение"*(170) (выделено мной. - В.М.).

В данном случае высокообразованному профессору, который прекрасно ориентировался в узком предмете, свободно оперировал в его рамках отвлеченными, абстрактными понятиями, поставить правильные вопросы о существенных обстоятельствах рассматриваемого дела помешала оторванность от действительности, ее житейско-бытовых проблем, вследствие чего теряется способность схватывать фактические основания для логически правильных вопросов и умозаключений при исследовании вопросов о фактической стороне дела и виновности подсудимого.

Обычно этот недостаток вызван еще одним субъективным фактором, который мы упоминали и на который указывал А.М.Бобрищев-Пушкин: "...профессора по большей части знают почти исключительно, притом часто слишком теоретично, только наиболее развитую часть общества и склонны относиться к остальным как к детям или дикарям..."*(171).

Этот субъективный фактор представляет собой одно из проявлений социально-психологической некомпетентности, которая в той или иной степени присуща представителям всех слоев общества. Подоплеку этой тотальной социально-психологической некомпетентности объясняет герой повести И.Грековой "Кафедра": "Я не раз думал о слоистом строении общества: отдельные слои живут, почти не смешиваясь. Активное общение происходит внутри слоя, соприкосновения с другими эпизодичны"*(172).

И все же этот универсальный недостаток в большей степени присущ увлеченным и захваченным одним делом людям, которые обычно с достаточным интересом и почтением относятся только к людям "такого же калибра", как и они. В меньшей степени он проявляется у обыкновенных людей, среди которых чаще встречаются "гении общения", хорошо понимающие практическую психологию и умеющие общаться с людьми разных социально-психологических типов, поскольку от этого зависит эффективное решение повседневных практических проблем.

С учетом проведенного анализа следует согласиться с выводом Л.Е.Владимирова о том, что для правильного суждения по вопросам о виновности "совсем не нужно быть человеком выше обычного уровня умственной посредственности..."*(173), поскольку при таком среднем уровне развития обыкновенный, нормальный человек обладает достаточным запасом здравого смысла, знаний об окружающей действительности и достаточной степенью развития естественной логической способности суждения. В то же время он лишен тех крайностей, которые мешают принимать правильные и справедливые практические решения, соответствующие императивам здравого смысла (ответственный, осторожный, взвешенный, всесторонне продуманный системный подход к принятию решения с учетом объективной реальности, действующих в обществе нравственных, правовых и других социальных норм, последствий принимаемого решения для себя, других людей и всего общества).

А вот как он обосновывает этот вывод: "Все, что нужно, - это внимание и осторожность. Человек талантливый может сделать в этой сфере гораздо больше ошибок, чем человек посредственный.

В самом деле, в чем заключается характеристический признак таланта? Талант смел; он имеет воображение. Весьма часто из ничтожного количества данных он делает выводы... Талант есть по преимуществу способность дедуктивная. Он гораздо более наклонен к синтезу, чем к анализу. Талант деспотичен: если он умеет оценивать факты, то он их умеет и насиловать, когда дело идет об оправдании любимой идеи. Талант часто софистичен в своих идеях и почти всегда блистателен в аргументации. Он сильно в себя верит и поэтому - часто шибок на вывод. Словом, его шествие сильно напоминает прогулку по канату, прогулку смелую и чудную, но полную опасности.

В науке талант освещает; в жизни - впадает в крайности; в юстиции - это обоюдоострый меч: он может давать прекрасные решения, но он может также произнести приговор необдуманно-смелый, а потому часто и ложный. Если бы мы могли себе вообразить суд присяжных, составленный из одних талантов, то нет сомнения, что мы бы имели великолепные приговоры, но мы бы имели также и фатальные ошибки. Мы имели бы удивительную цепь улик, заковывающих злодея. Но эта же цепь могла бы по временам заковывать и невиновного.

Совсем не то посредственность. Если талант смел, то посредственность почти всегда боязлива, осторожна. Талант дедуктивен, посредственность индуктивна и любит озираться кругом. Это уже не блестящий марш по канату, марш, вызывающий удивление, но полный опасности, а тяжелое шествие по твердой почве... Посредственность не деспотична: если она не гениальна в оценке фактов, то она их зато и не насилует. Доказательства, могущие убедить ее, должны быть, как и она сама, тяжелы, осязательны, вески. Посредственность совершает свои логические операции медленно, что вовсе не заслуга, но она зато не делает и прыжков в темноту, как часто бывает с талантом.

Коротко, посредственность не изобрела бы пороха, но она может пользоваться правильно тем порохом, который выдуман другими. В науке посредственность... полезный чернорабочий... в жизни - это партия без цвета, но также и без крайностей; в юстиции - это сама осторожность, которая, может быть, не сумеет изобличить ловкого злодея, но которая зато предоставляет гарантии для невиновного.

Теперь, если бы вы имели несчастье сделаться подсудимым, каких судей предпочли бы вы - представителей осторожной посредственности или представителей таланта? Что до меня, я предпочел бы осторожную посредственность"*(174) (выделено мной. - В.М.).

Столь длинная цитата приведена потому, что в ней великолепно, образно и точно описаны те особенности здравого смысла, естественной логической способности обыкновенного человека, которые обеспечивают надежный, взвешенный, фактически обоснованный, правильный логический вывод по вопросам о виновности, и те личностные особенности незаурядных людей, которые мешают им сформулировать правильные выводы по этим вопросам, соответствующие императивам здравого смысла.

Правда, в этих рассуждениях Владимирова содержится одна спорная посылка, основанная на противопоставлении индукции и дедукции, - о том, что талант силен в дедукции, а посредственность - в индукции.

С точки зрения современных научных представлений эффективное решение любой теоретической или практической задачи возможно лишь тогда, когда указанные логические операции функционируют неразрывно. Еще Ф.Энгельс, критикуя "всеиндуктивистов", писал, что индукция и дедукция "связаны между собой столь же необходимым образом, как синтез и анализ. Вместо того чтобы односторонне превозносить одну из них до небес за счет другой, надо стараться применять каждую на своем месте, а этого можно добиться лишь в том случае, если не упускать из виду их связь между собою, их взаимное дополнение друг друга"*(175).

Человек, который силен в дедукции, но слаб в индукции или наоборот, вряд ли станет талантливым ученым, писателем, поэтом, художником либо толковым практиком. Именно люди, у которых не все в порядке с индукцией или дедукцией, а тем более с той и другой, обычно и страдают дефицитом здравого смысла, что проявляется в том, что они за "деревьями" не видят "леса", а в "лесу" не различают отдельных "деревьев", не умеют толково распорядиться своим человеческим "капиталом" - жизненным опытом, знаниями, умениями и навыками, правильно применить их к конкретной жизненной ситуации.

Этот недостаток обычно указывает на слабое развитие логической способности суждения, которую И.Кант называл "природным умом" и полагал, что она проявляется в "умении подводить под правила, т.е. различать, подчинено ли нечто данному правилу или нет"*(176).

Слабое развитие способности суждения, которое проявляется в ошибочном применении известных правил, неумении использовать общие и частные знания в конкретной ситуации, Кант называл "глупостью" и добавлял, что "против этого недостатка нет лекарства". По его мнению, этот недостаток проявляется и у высокообразованных людей: "Тупой или ограниченный ум, которому недостает лишь надлежащей силы рассудка и собственных понятий, может обучением достигнуть даже учености. Но так как в таких случаях подобным людям обычно недостает способности суждения... то нередко можно встретить весьма ученых мужей, которые, применяя свою науку, на каждом шагу обнаруживают этот непоправимый недостаток"*(177).

Среди глупых людей с "тупым и ограниченным умом", не могущих самостоятельно мыслить из-за слабого развития способности суждения, Кант особо выделял представителей тех профессий, у которых наличие этого недостатка делает их источником повышенной опасности для других людей и общества: "...врач, судья или политик может иметь в своей голове столь много превосходных медицинских, юридических или политических правил, что сам способен быть хорошим учителем в своей области и тем не менее в применении их легко может впасть в ошибки или потому, что ему недостает естественной способности суждения... так что он хотя и способен in abstracto усматривать общее, но не может различить, подходит ли под него данный случай in concreto, или же потому, что он к такому суждению недостаточно подготовлен примерами и реальной деятельностью"*(178).

Последнее обстоятельство препятствует развитию и совершенствованию способности суждения как одного из важнейших компонентов практического рассудка, здравого смысла, поддержанию этой способности в практической "форме", обеспечению ее достаточной натренированности для решения практических задач.

Наибольшую ценность в этом плане представляют те виды практической деятельности, которые развивают, совершенствуют, оттачивают и шлифуют естественную логическую способность в завершающих практических действиях, позволяющих отличить истину от заблуждения. Люди с таким практическим опытом обнаруживают в своих суждениях больше здравого смысла, чем люди с отвлеченными от реальной практической жизни занятиями.

На это специально обращал внимание Р.Декарт, который под здравым смыслом понимал способность "правильно рассуждать и отличать истину от заблуждения": "...мне казалось, что я могу встретить более истины в рассуждениях каждого, касающихся непосредственно интересующих его дел, исход которых немедленно накажет его, если он неправильно рассудил, чем в кабинетных умозрениях образованного человека, не завершающихся действием"*(179) (выделено мной. - В.М.).

О значении систематически повторяющихся успешных действий для поддержания натренированности способности суждения свидетельствуют следующие любопытные рассуждения Гегеля. Он поясняет, почему высокообразованным людям с глубоким умом и блестящим воображением не везет при игре в карты: "Игрок узнает правила и ежеминутно применяет их с помощью способности суждения. Поэтому-то люди, обладающие глубоким умом и блестящим воображением, часто оказываются плохими игроками - и не просто потому, что игра их не интересует, а потому, что их способность суждения не столь натренирована в применении правил в повседневной жизни"*(180) (выделено мной.- В.М.).

С учетом высказываний Гегеля, Канта, Декарта и проведенного выше анализа можно сделать вывод, что высокообразованные люди, как отмеченные печатью таланта и гениальности, так и без признаков таковых, а просто многознающие, в практических делах оказываются "в дураках" либо потому, что они не проявляют интереса к определенной сфере практической деятельности, либо потому, что в структуре их жизненного опыта преобладают общие знания, оторванные от повседневной жизни, и недостает конкретных знаний о практических правилах, производственно-бытовых деталях какой-то сферы практической жизни, либо потому, что их логическая способность суждения не натренирована в применении определенных правил в повседневной жизни. У многознающих людей без признаков таланта и гениальности к этому еще добавляется слабое развитие логической способности суждения, без которой "многознание уму не научает", о чем свидетельствуют слова Фауста:

 

Я богословьем овладел,

Над философией корпел,

Юриспруденцию долбил.

Однако я при этом всем

Был и остался дураком*(181)

 

В подобных случаях принятие разумных практических решений, соответствующих императивам здравого смысла, невозможно.

В связи с этим необходимо отметить, что А.М.Бобрищев-Пушкин среди бестолковых присяжных заседателей особо выделял бездарных профессоров: "Другой разряд - профессора-буквоеды, рутинеры, представляющие собой сборники книжных теорий, потерявшие способность самостоятельно мыслить - действуют на суде слишком недальновидно и слишком педантично"*(182)

Люди с рутинным, шаблонным мышлением встречаются среди разных категорий людей. Как присяжные заседатели они ненадежны еще и вследствие своей повышенной подверженности влиянию предрассудков и стереотипов, определяющих неправильное и несправедливое отношение к окружающим и своему долгу, что способствует формированию обвинительного уклона.

В социально-психологической литературе отмечается, что стереотипы являются своеобразным инструментом "грубой настройки", позволяющим человеку "экономить" психологические ресурсы*(183). Однако "в случае активного использования стереотипа как средства познания и понимания других людей неизбежно возникновение предубеждений и существенных искажений объективной ситуации"*(184).

В уголовном судопроизводстве особенно опасны отрицательные стереотипы, в основе которых лежат предвзятое мнение, необъективное отношение к людям другой национальности, профессии, социальной группы. Отрицательное влияние подобных стереотипов на способность человека правильно понимать других людей, объективно оценивать их поступки наглядно изображено Е.Шварцем в пьесе-сказке "Дракон". Один из героев сказки - архивариус Шарлемарь - рассуждает: "Я, правда, в жизни своей не видел ни одного цыгана. Но я еще в школе проходил, что это люди страшные. Это бродяги по природе, по кровке. Они враги любой государственной системы, иначе они обосновались бы где-нибудь, а не бродили туда-сюда. Они проникают всюду"*(185).

Таким образом, для архивариуса опасность цыган несомненна, хотя он не встречал их и ничего плохого они ему не сделали.

Надо заметить, что подобные стереотипы-предрассудки могут проявляться прежде всего у людей, не отягощенных образованием. Активное использование их в качестве средства познания и понимания людей в уголовном судопроизводстве неизбежно приводит к обвинительному уклону, игнорированию презумпции невиновности и ошибочному выводу по вопросам о виновности.

Сильная подверженность влиянию подобных стереотипов - один из характерных признаков дефицита здравого смысла, недостаточного развития естественной логической способности суждения. Этот недостаток может проявляться как у образованных, так и у необразованных присяжных заседателей. К счастью, такие "шальные" заседатели встречаются редко, а если и попадаются, то их влияние нейтрализуется другими членами коллегии присяжных заседателей, большинство из которых не страдают дефицитом здравого смысла.

Об этом свидетельствует следующий комичный случай, о котором поведал С.Хрулев: "Двадцатилетний цыган определением палаты был предан суду за кражу лошади; единственной уликою против него было то, что он "цыган"; присяжные были почти исключительно крестьяне и казаки. После оправдательного решения, во время перерыва, присяжные вошли в комнату, где они собирались... и один из присяжных... горячо заспорил со своими товарищами: "Як же такого вора и миловать? Вин лошадь буде красть, а мы будем ему казати - сделайти милость воруйте? Нет, я так не хочу!.." "Да як же признать его виноватым, - возражают казаку другие присяжные, - як нема нияких доказательств?" - "Да вин у меня украл жеребца?" - "У вас? Да когда же?" - "Да се давни дило було, - отвечал казак, - лит, мабут, двадцать або двадцать пять". "Да ведь ему всего двадцать лет", - возражали казаку. "Так что ж? Як не вин украв, так его батько, цыган". Взрыв хохота охладил разгорячившегося "возмутительным" приговором присяжного"*(186).

Заметим, что, как отмечалось выше, процессуальная форма суда присяжных предоставляет возможность своевременно выявить лиц, повышенно подверженных влиянию подобных предрассудков, которые ставят под сомнение их объективность, беспристрастность, и заявить им отвод.

Основываясь на проведенном анализе, можно сделать следующие выводы, имеющие принципиальное значение для объективной оценки интеллектуально-духовного потенциала здравого смысла как формы практического мышления при исследовании вопросов о виновности в процессе доказывания.

1. Интеллектуальный потенциал здравого смысла определяют две основные его духовные компоненты: 1) естественная логическая способность рассуждать и делать логические выводы из рассуждений; 2) жизненный опыт личности.

2. В содержание жизненного опыта присяжных заседателей входят все их общие и частные знания об окружающей действительности (научные, специальные, юридические и обыденные), а также основанные на них умения и навыки, приобретенные и освоенные ими как в процессе личной познавательно-практической деятельности, так и путем приобщения в процессе рассмотрения данного дела к внешним социальным накопителям опыта, в том числе:

обыденные знания о житейских реалиях повседневной жизни, о практической психологии людей разных социальных типов, об их нравах, обычаях и т.п.;

приобретенные в процессе рассмотрения дела общие и частные знания по юридическим вопросам и об исследованных в суде доказательствах, доводах сторон.

Короче говоря, в содержание жизненного опыта присяжных заседателей входят все общие и частные знания, которые выступают в качестве духовной, информационной основы для логически и юридически правильного исследования в процессе доказывания и решения вопросов о фактической стороне дела и виновности подсудимого, начиная с момента выдвижения, логической и психологической разработки и проверки версий и заканчивая логическим, психологическим и юридическим обоснованием выводов в процессе выработки вердикта по этим вопросам.

3. Естественная логическая способность рассуждать и делать логические выводы из рассуждений присуща в той или иной степени любому психически здоровому присяжному заседателю и профессиональному судье. Абстрактный аппарат естественной логической способности одинаков и у профессиональных судей, и у присяжных заседателей разных социально-психологических типов.

4. Интеллектуальный потенциал естественной логической способности рассуждать и делать логические выводы из рассуждений при решении практических вопросов, в том числе о виновности, зависит не только и не столько от образованности профессионального судьи и присяжных заседателей, сколько от их способности суждения, сущность которой заключается в умении самостоятельно мыслить, применять правила и другие общие и частные знания к конкретной, индивидуально неповторимой ситуации, учитывать ее уникальный смысл.

Для поддержания способности суждения в достаточно высокой интеллектуальной "форме", ее практической натренированности наибольшую ценность представляют те виды практической деятельности, которые развивают, совершенствуют, оттачивают и шлифуют естественную логическую способность в завершающих практических действиях, позволяющих отличить истину от заблуждения. Люди, обладающие хорошо развитым практическим рассудком и опытом, обнаруживают в своих суждениях больше здравого смысла, чем субъекты, занимающиеся отвлеченными от реальной практической жизни кабинетными вопросами, имеющие высокий уровень общего и специального образования.

5. В процессе доказывания в условиях неочевидности лежащие в основе здравого смысла естественная логическая способность суждения, разнообразный жизненный опыт, разносторонние знания об окружающей действительности помогают субъектам доказывания быстро догадаться, предположить, практически проверить и понять, на каких объектах окружающей среды могли остаться следы-отображения расследуемого прошлого события. Здравый смысл позволяет определить их относимость к расследуемому событию, обнаружить надежные фактические основания для полной, всесторонней и объективной проверки достоверности собранных доказательств и их достаточности, психологически и логически расшифровать взаимное контекстное функциональное значение собранных доказательств, мысленно реконструировать картину расследуемого прошлого события, образы причастных к нему лиц, используемых ими предметов, средств, что способствует формированию у присяжных и других субъектов доказывания правильного внутреннего убеждения по вопросам о виновности, вынесению правильного и справедливого вердикта.

6. Для логически и юридически правильного решения вопросов о виновности подходят обыкновенные психически здоровые люди, не заинтересованные в исходе дела, обладающие достаточным житейским опытом и способностью суждения, т.е. умением применять усвоенные общие и частные знания, в том числе и юридические, к разрешаемому уголовному делу с учетом его специфических особенностей.

То, что большинство присяжных заседателей по своему среднему умственному уровню являются посредственностями, не только не препятствует вынесению логически и юридически правильного вердикта по вопросам о виновности, но и, наоборот, способствует предупреждению логических и юридических ошибок, поскольку это не мешает таким людям в своих важнейших житейских делах, в том числе и судебных, держаться за накопленные житейским опытом знания и представления, использовать в качестве посылок для умозаключений, выводов и основанных на них практических решений только проверенные факты, обстоятельства. Кроме того, присяжные, наделенные здравым смыслом и совестью, менее предрасположены "насиловать", произвольно интерпретировать факты в своих предположениях, рассуждениях и выводах. Поэтому они, как правило, менее предубеждены, проявляют большую объективность и осторожность при исследовании вопросов о виновности на основании оценки доказательств и вынесении вердикта. Им меньше свойственно отношение к общественным обязанностям как к вопросам второстепенного интереса, что чаще проявляется у увлеченных людей, которые вследствие полной сосредоточенности на своей деятельности предрасположены относиться к судейским обязанностям как к общественным "веригам".

7. Вместе с тем проведенный анализ не дает оснований для слишком оптимистического вывода о том, что посредственность всегда превосходит высокообразованного человека в способности принимать качественные решения, соответствующие императивам здравого смысла (ответственный, осторожный, взвешенный, всесторонне продуманный, системный подход к подготовке и принятию решений с учетом их последствий для других людей и общества).

Было бы наивно полагать, что человеческая глупость, проявляющаяся в легкомысленном, безответственном отношении к выработке решений, затрагивающих судьбы других людей и общества, - это "привилегия" только высокопросвещенного ума высокообразованных людей, так сказать, своеобразная расплата за многознание, за годы мучений, потраченные на учение, на усвоение общих истин.

Рассмотренный выше пример с бывалым казаком, готовым вынести обвинительный вердикт по делу о краже лошади любому случайно заподозренному цыгану только потому, что подозреваемый, его отец и дед - цыгане, является наглядным подтверждением тому, что глупые люди, обделенные способностью суждения и при этом психически совершенно здоровые, встречаются и среди посредственностей.

Но все же у большинства людей, имеющих посредственный уровень умственного развития и более или менее успешно занимающихся каким-либо видом практической деятельности, основные компоненты здравого смысла, от которых зависит их способность вырабатывать правильные практические решения, соответствующие объективной реальности, развиты вполне удовлетворительно.

8. Неспособность удовлетворительно заниматься каким-либо видом практической деятельности, хронические неудачи, негативное отношение к социальным нормам, своим гражданским, семейным и служебным обязанностям, неумение разумно сопрягать их, непонимание окружающих людей, игнорирование их потребностей и законных интересов, неумение нормально общаться с ними и другие проявления социальной и личностной незрелости - серьезный повод для того, чтобы усомниться в наличии достаточного интеллектуально-духовного потенциала здравого смысла как у высокообразованного, так и у не очень образованного человека, как у обыкновенной посредственности, так и у необыкновенной личности, обнаруживающей признаки таланта и гениальности. Такие люди при исследовании вопросов о виновности в процессе доказывания ненадежны ни в каком качестве - ни следователей, ни прокуроров, ни адвокатов, ни судей, ни присяжных заседателей.

< Попередня   Наступна >