Радник

---

2. ДЕЛО ПОЛИЦЕЙСКОГО

По другому делу судился полицейский, обвинявшийся в краже девяти шиллингов и десяти с половиной пенсов. Факты, установленные свидетелями, заключались в следующем. Подсудимый при содействии унтер-офицера местного полка задержал дезертира и, представив его по начальству, зашел в трактир и заказал два стакана пива. Когда пиво было подано, он заплатил сиделице три пенса. В эту минуту человек, которого я назову Шатуном, стоял, облокотившись на выручку, почти лицом к лицу с подсудимым и его спутником унтер-офицером. Перед ним также стоял стакан пива. В то время, когда все трое стояли у прилавка, в трактир вошла женщина, потребовала стакан пива и положила на выручку золотую монету в полсоверена. Сиделица унесла монету в заднюю комнату, чтобы разменять ее, а женщина, взяв свой стакан, прошла в другую комнату, с наружной стороны прилавка. Спустя минуту или две сиделица принесла сдачу (предполагаемую сумму похищенного), состоявшую из серебра и меди, и положила ее на прилавок между унтер-офицером и полицейским; здесь деньги пролежали около пяти минут. Сиделица, женщина вполне порядочная и в честности которой сомнений не возбуждалось, утверждала под присягой, что по прошествии пяти минут видела, как полицейский взял сдачу и опустил ее себе в карман. Она ничего не сказала по этому поводу, потому что забыла, кому принесла сдачу. После этого солдат и полицейский поспешно допили свое пиво и вышли из трактира. Через минуту или две женщина подошла к прилавку и спросила сдачу. Сиделица тотчас же вспомнила, что видела, и воскликнула: «Да ведь полицейский взял

деньги!» Шатун, вмешавшись в разговор, сказал: «Он; я видел, как он взял».

Все трое вышли на улицу; солдата не было видно; его казармы стояли напротив трактира; полицейский был в расстоянии приблизительно ста ярдов; он шел в другую сторону. Сиделица просила Шатуна догнать и вернуть его.

Однако Шатун, вместо того чтобы пойти за полицейским, пошел, по-видимому, за унтер-офицером. На судебно-полицейском разбирательстве сиделица удостоверила только, что послала его за подсудимым и потом почти до девяти часов вечера не видала его (это обстоятельство необходимо иметь в виду при дальнейшем изложении). Шатун подтвердил, что видел, как подсудимый взял деньги, и кроме того показал, что сначала сходил за унтер-офицером, потом вернулся в трактир и пошел за подсудимым, которого застал в участке; там он сделал заявление о происшествии, и полицейский был арестован. Унтер-офицер показал, что видел деньги на прилавке за минуту до своего ухода из трактира вместе с подсудимым. Были ли деньги на прилавке, когда они выходили, он не помнил.

Таковы были данные обвинения. Улики прямые. Стоит признать достоверным показание сиделицы или Шатуна, и виновность доказана.

Свидетелей факта со стороны подсудимого не было. Защите, следовательно, оставалось извлечь что можно из перекрестного допроса и доказывать малую вероятность кражи, опираясь на безупречное прошлое подсудимого.

На перекрестном допросе были установлены следующие обстоятельства (прошу читателя не забывать приведенных выше данных из показаний свидетелей обвинения).

Во-первых, защитник предложил несколько вопросов женщине, давшей сиделице золотую монету:

- Был ли кто-нибудь в трактире, когда вы вошли?

- Кажется, никого не было.

- Вы положили монету на выручку?

- Да.

- И только.

- Во-вторых, затем была допрошена сиделица.

- Какой длины у вас прилавок?

- Пять футов.

- Кто первый вошел в трактир?

- Шатун.

- А потом?

- Солдат и полицейский.

- А потом?

- Женщина.

- Мужчины, войдя в трактир, сразу подошли к при лавку?

- Да. Свидетельница прибавляет: - Женщина могла не заметить их, когда вошла в трактир.

Вопрос:

Почему вы это говорите? Молчание.

Вам известно показание этой женщины?

Она могла не заметить их.

Эти слова свидетельницы объясняются, по всем вероятиям, тем, что она говорила о деле с другими свидетелями и знала, что в этом отношении их показания расходятся. Таким образом, одно обстоятельство в пользу подсудимого было установлено, и, если принять во внимание запамятование свидетельницы о том, кому принадлежала сдача, обстоятельство это не было лишено значения.

- Стаканы стояли на прилавке между вами и подсудимым?

- Да.

- И пивными кранами?

- -Да.

- Сколько пивных кранов на прилавке?

- Шесть.

- Они занимают около двух третей расстояния до се редины прилавка?

- Да.

- Не отходили ли вы от прилавка, после того как власти и полицейские вышли из трактира?

- Отходила.

- А кто оставался у прилавка?

- Шатун.

- Больше никого?

- Никого.

- Не приходилось ли вам подавать прочим посетителям по другим комнатам, пока деньги лежали на при лавке?

- Приходилось.

Здесь мне хотелось бы обратить внимание читателя на довольно обычную ошибку, которую мог бы сделать в эту минуту очень неопытный адвокат. Юному защитнику было бы трудно удержаться от соблазнительного вопроса:

А не мог ли кто-нибудь другой взять деньги? Свидетельница, несомненно, сказала бы «нет!» самым решительным тоном. Это сомнение надо предоставить присяжным, и, если вы сами не выбьете у себя почву из-под ног, они, несомненно, будут сильно склонны думать, что деньги взяты кем-нибудь другим. Следующий вопрос был:

- Вы послали Шатуна за подсудимым?

- Я послала его к унтер-офицеру.

- Вы показали так и на предварительном разбирательстве?

- Да.

Оглашается первое показание; оно расходится с настоящим. Там свидетельница говорила, что послала за полицейским; это уже не случайное разноречие; можно думать, что оно произвело на присяжных известное впечатление.

Вы подтвердили это под присягой?

Подтвердила. А все-таки я послала за солдатом, а не за полицейским.

Это уже не только противоречие, это нечто неправдоподобное; это неразумный поступок; присяжные все это видят; на то они и присяжные.

Вопрос:

- Вы поручили Шатуну потребовать ареста подсудимого?

Эти слова сказаны таким тоном, что перед свидетельницей мелькает возможность оказаться в ответе за неосмотрительное требование; она отвечает с величайшей решительностью, не без некоторого негодования.

- Никому я этого не поручала.

- И жалобы против подсудимого не заявляли?

- Никогда!!

В голосе свидетельницы по крайней мере два восклицательных знака.

Допрашивается Шатун. Он показывает, что его послали за унтер-офицером, а не за полицейским.

На вопрос, куда положил подсудимый взятые им деньги, свидетель отвечает:

- Почем я знаю? Может, в шапку спрятал.

Это был глупый ответ; но я склонен думать, что два-три предыдущих глупых на вид вопроса привели свидетеля в состояние, подготовившее его к глупому ответу. Это бывает.

Унтер-офицеру было задано несколько простых вопросов:

- Сколько времени вы состоите на военной службе?

- Десять лет.

- И произведены в унтер-офицеры?

- Точно так.

- Вы были дежурным в тот день, когда вы и подсудимый задержали дезертира?

- Точно так.

- Вы стояли рядом с ним и разговаривали в то время, когда сдача лежала на выручке?

- Точно так.

- Трогал он деньги?

- Я этого не видал.

- Мог он взять деньги так, чтобы вы не заметили?

- Нет, не мог.

За этим последовала характеристика подсудимого свидетелями защиты. Но это не было лубочное изображение канатного плясуна в пестрых тряпках и блестках, а простое изображение обыкновенного человека в будничном платье; эта характеристика сама по себе отводила, так сказать, место вероятностям и невероятностям дела; защитник не пытался играть на слабостях присяжных; его рисунок обращался только к их здравому смыслу; и, вняв здравому смыслу, они, после краткого совещания, вынесли ответ: не виновен.

После окончания дела старший местный полицейский чиновник высказал предположение, что Шатун не пошел сразу за полицейским, как значилось в актах предварительного расследования, из опасения, чтобы тот не арестовал его по подозрению в этой же краже, а это могло бы кончиться для него не слишком хорошо.

Как бы то ни было, в свидетельских показаниях заключалось существенное разноречие, и это обстоятельство, наряду с другими, и привело к успешному концу.

Коль скоро есть возможность, что деяние, вменяемое в вину вашему клиенту, было совершено другим лицом, вы стоите на перекрестке двух дорог; почти все зависит от того, какой вы изберете путь; а это зависит от того, что у низших животных называется «непогрешимым инстинктом». У людей это называется рассудком, и рассудок часто ошибается.

< Попередня   Наступна >