Радник

---

19. СЫЩИК ПО ПРИЗВАНИЮ

Сыщик по призванию принадлежит, строго говоря, к свидетелям профессионального типа. Здесь, в противоположность предыдущему примеру, необходимо помнить, что значение его показания будет зависеть целиком от нравственной оценки его личности в глазах присяжных. Если оно вполне беспристрастно, с ним очень трудно справиться на перекрестном допросе; но если этому свидетелю постоянно приходится давать показания на суде по своим профессиональным занятиям, его слова уже допускают сомнение. То, что делается каждый день, иногда делается машинально, не задевая работы рассудка.

«Я применил,— говорит свидетель,— обычные способы исследования и не нашел следов яда». Никому и в голову не приходило, пока это не обнаружилось перекрестным допросом, что эти следы были созданы самим испытанием.

Существуют профессиональные свидетели, и не подозревающие того, что от их слов зависит жизнь человека, его семейное благополучие, его имущественное благосостояние. Они видят только научный интерес дела.

Остерегайтесь любителя частных дознаний. Его занятие не внушает сочувствия, но его показания еще не много теряют от этого. Если вам удастся установить перекрестным допросом, что он живет тем, что создает дела, а потом является в них свидетелем, вы сделаете все, что нужно, не причинив ему особой обиды. Вам

надо только оживить краски его показания, и, при некотором умении, вы придадите его картине тот блеск, которым поражают нас чудеса искусства, продаваемые на толкучке, где вы можете получить пастушка в красных штанах и пунцовом камзоле с густейшими тучами на великолепнейшем небе, все это в готовой золоченой раме, за полтинник.

Когда любитель частных розысков объясняет вам, что делал свои наблюдения посредством буравчика и острого взгляда, видел сквозь замочную скважину то, что происходило за дверью, или чутким слухом расслышал то, что говорилось шепотом за каменной стеной, как будто скрывшиеся за ней шептались только для того, чтобы выдать ему свою тайну, этого будет достаточно, чтобы показать присяжным, что он обладает пламенным стремлением к истине, но еще не достиг совершенства в ее изображении. Об этом говорят пастушок и тучи своим великолепием.

Я всегда восхищался поразительной смелостью этих господ и их верой в человеческую простоту. Они считают, что всякий готов поверить в чудеса, явленные нарочито для того, чтобы содействовать их расследованиям.

Категорическая определенность показаний этого свидетеля составляет один из козырей в вашей игре; другой козырь — это совершенная невозможность ошибки с его стороны: просто потому, что присяжные не признают человеческой непогрешимости в телесном мире. А если свидетель и не причисляет себя к непогрешимым существам, они все-таки не поверят ему. Обстоятельства, при которых доброволец-сыщик сделал свое открытие, представляют хороший материал для упражнения вашего искусства. Для него подозрение есть почти виновность, и почти каждое обстоятельство в его глазах подозрительно.

Разительным примером такого частного дознания по подозрительным фактам может служить дело об одном сапожнике, обвинявшемся в поджоге с целью получения страхового вознаграждения. У него была маленькая лавка, состоявшая из одной комнаты и расположенная отдельно от других строений села.

Днем он работал в этой мастерской, а на ночь, уходя домой, запирал ее. Находившийся в лавке товар стоил около 50 фунтов стерлингов, но был застрахован на сумму 70 фунтов. Однажды ночью, после его ухода из мастерской, в ней показался огонь, и происшедший пожар уничтожил часть товара на сумму около 12 фунтов. Полиция прибыла на место, но никаких подозрений против хозяина лавки не было. Он не мог объяснить причину пожара; никто не мог проникнуть в лавку, ибо ключ был у него.

Рьяному полицейскому нужен преступник; он находит следующие улики:

во-первых, страховой полис, взятый хозяином в самый день пожара;

во-вторых, запах парафина в лавке;

в-третьих, увоз из лавки ящика на квартиру матери подсудимого в день пожара;

в-четвертых, показание глухого человека, слыхавшего слова подсудимого: «Надо же было вам видеть, как я выносил ящик; полиция уже подняла тревогу».

Эти подозрительные обстоятельства объяснялись следующим образом. Страховая премия была уплачена подсудимым за несколько месяцев до пожара; в день пожара он зашел в контору страхового общества по другому делу, и один из служащих сказал ему: «Захватите, кстати, ваш полис».

Парафин употреблялся для освещения мастерской и для чистки мебели; в самый день пожара мебель чистили парафином. Тряпка, употреблявшаяся при этом, лежала на одном из ящиков магазина; от нее и шел запах.

В день пожара в мастерской топился камин.

Ящик, отвезенный к матери подсудимого, был ее собственностью; она просила, чтобы сын вернул его ей; было доказано, что ящик был пуст.

Глухой свидетель не выдержал перекрестного допроса, несмотря на то, что при опросе его полицейским дал самые убедительные показания; выяснилось, что он был несколько запуган почтенным служителем порядка.

Судья Стефен сказал в своем заключительном слове:

«Если исходить из предположения, что подсудимый совершил преступление, тогда многие подробности события кажутся подозрительными; но, если не делать такого предположения, эти обстоятельства не представляются подозрительными, ибо каждое из них легко находит объяснение».

Мне кажется, что в этом заключается истинная мерка для оценки многих фактов, обнаруживаемых как сыщиками-добровольцами, так и чинами сыскной полиции. Скажите себе, что человек виновен, и всякое малейшее обстоятельство станет подозрительным; многие факты будут бессознательно преувеличены, сначала в представлении свидетеля, потом в его показании: словом, подозрения превратятся в факты, а факты — в виновность. Нет более опасных показаний, чем те, которые дают добровольные сыщики, но нет и таких, которые легче разбить умелому адвокату, если только их не подтверждают самостоятельные показания других свидетелей.

< Попередня   Наступна >